Welcome to Трансильвания - Юденич Марина - Страница 70
- Предыдущая
- 70/89
- Следующая
— Ты говорил об учителях…
— Верно. Они расплатились с нами уроками. И первый урок был таков — Янош казнил моего отца за то, что старик стал свидетелем королевской трусости: «великий» Янош бежал, как заяц, с поля битвы под Варной, бросив на погибель предводителя христианского войска — короля Владислава. Но и тогда мы, Дракулэшти, не оставили своей службы, ибо понимали: подлинный враг у нас один — османы. Не счесть, смертный, сколько раз отгонял я османов от этих земель. Двадцать пять тысяч янычаров привел за собой как-то Хамза-паша — с горсткой преданных людей встретил я это грозное войско, вроде бы для переговоров. И что же? Ни один турок не вернулся домой, все полегли под сенью наших лесов. Возрадовался король Матьяш такой неожиданной победе. Спешно отправил гонцов к папе римскому, сообщить о своих успехах. Был обласкан и щедро награжден. И мне, недостойному, перепало от папских щедрот — обманом и лаской заманил меня король Матьяш в свой замок Пешт и лишил свободы. Долгих четырнадцать лет провел я в неволе, в королевском замке Вышеграде, пока османская угроза снова не нависла над головой Матьяша. Тогда дарована была мне свобода. «Свобода» умереть в бою с погаными. Что скажешь, смертный, хороши были мои учителя? Впрочем, я назвал далеко не всех, были другие, однако не стоят они моих слов.
— Какого ответа ты ждешь от меня, рыцарь? Спору нет, с тобой поступали несправедливо. А мужество твое известно потомкам, можешь не сомневаться. Но не только мужество…
— Что же еще?
— Знаешь ли ты, как называют тебя потомки? Те, кстати, кто склоняет голову перед славой твоих побед.
— Как же?
— Влад Цепеш. Вот как иногда зовут тебя в народе. И еще говорят — Влад Пронзатель.
Костас резко оборвал фразу. Показалось — сказал лишнее.
И сердце — впервые за всю беседу — испуганно сжалось в предчувствии страшного.
Однако ж — обошлось.
Сухой короткий смех был ему ответом.
Такой неожиданный, что сердце Костаса еще раз испуганно встрепенулось.
Где-то жила уверенность — не должен смеяться Влад Дракула.
И даже улыбка ему не к лицу.
Но он смеялся.
— Сажатель на кол? Цепеш? Думаешь, ты сообщил мне что-то новое, смертный? При жизни меня звали — «казыклы». То же самое, только по-турецки. Да, я казнил их именно так. Именно так, как они научили меня когда-то.
— Но ведь ты казнил не только турок.
— Какая разница? Смерть настигала врагов, без различия сословия и веры. Враг мне — был врагом моего народа, так же как враг моему народу становился личным моим врагом. Смерть на колу — не стану спорить — страшная смерть, но ведь мы уже говорили с тобой о власти страха, православный.
— Ты часто называешь меня православным…
— Разве я ошибаюсь? На твоей груди крест с изображением Спасителя, но дело не в этом. Одеться можно во что угодно. Я знаю о тебе все или почти все — знанием, данным мне свыше. Ты — православный.
— Это правда. Я крещен в православии и верую в Иисуса Христа, но ты…
— А, понимаю… Еще одна байка из тех, что сочиняли про меня враги. Влад — чернокнижник, продавший душу дьяволу, Влад — оборотень. Не так ли?
— Так.
— Я расскажу тебе только одну историю. Как уже повелось в нашей беседе. Но ты поймешь. Как уже многое понял, смертный. Однажды они и вправду поверили в то, что я оборотень. И — право слово — им не оставалось ничего другого.
Он снова рассмеялся, коротко и сухо.
— Большой отряд турок расположился однажды лагерем, готовясь к сражению с моими воинами. Нас было меньше, много меньше, и силы наши были на исходе. Словом, я понимал, что не смогу вырвать у них победу. Даже если нападу ночью, внезапно, как делал это не раз. Наученные горьким опытом, они расположились слишком удачно. Слишком удачно — для себя. К тому же выставили мощные дозоры. Тогда я придумал вот что. Не знаю, известно ли тебе, пришелец, что волк — почти священное животное для османов. Для нас же — просто коварная дикая собака, наносящая урон стадам. В тот год в окрестных горах бродила не одна волчья стая. Днем мои воины перебили десяток тварей и содрали с них шкуры. А ночью, как только взошла луна, мы натянули на себя свежие шкуры и дико завыли. Многие из моих людей выросли в пастушьих семьях, им ли не знать, как воют голодные звери? Турки — те, кто проснулся, услышав вой стаи, и те, кто стоял в дозоре, — стали молиться. В ярком свете луны они видели нас, спускающихся со склона, но мы и не думали прятаться. Им же, наверное, казалось: волчья стая, подошедшая так близко накануне битвы, — добрый знак. Словом, передвигаясь на четвереньках и подвывая, мы подобрались к ним вплотную. Остальное — просто. Мои люди были большие мастера рукопашного боя, и кинжалом каждый владел неплохо. Большинство поганых приняли смерть с перерезанным горлом, так и не поняв, что произошло. Кто-то все же остался в живых. Я запретил добивать раненых. И поступил правильно. Влада-оборотня они стали бояться еще больше. Смешная история. Много было еще таких, похожих. В бою, православный, — тем паче если это неравное противостояние — хитрость порой оказывается важнее храбрости.
— А кровь?
— Что кровь?
— Говорят, что ты вечно жаждешь человеческой крови и, только напившись ею, обретаешь на время покой. Потому и бессмертен, как все вампиры.
— Знаю, говорят…
Насмешливый голос рыцаря Дракона внезапно стал глухим.
И образ его, доселе отчетливо различимый во тьме, показалось, слегка потускнел, словно растворяясь во мраке.
Однако успел заметить Костас — горестно дрогнули губы призрака, и глубокая смертная тоска нежданно отразилась на волевом лице.
— Бессмертие даровано мне, это правда. Однако не думай, православный, что оно — такая уж приятная и легкая ноша. Не награда вовсе, а испытание ниспослано мне Всевышним за грехи мои. Знаю, однако, оно не вечно, а будет длиться до той поры… пока…
Слова рыцаря были теперь едва слышны. И тьма сгущалось вокруг.
Прошло мгновение, и вот уже никого не видел Костас подле себя и ничего не мог разглядеть в пространстве.
— До какой поры, Дракула? Что должно произойти? — крикнул он, обращаясь во тьму, не заметив даже, что впервые назвал призрак по имени.
Никто не отозвался ему.
Только острый холод внезапно пронзил все тело, будто ледяным ветром повеяло в подземелье.
А вместе с ним пришло чувство, похожее на пробуждение.
Разом, вдруг все стало на свои места.
Не было больше вокруг прохладного свежего уюта — могильным холодом дышала кромешная тьма.
И страхом.
«Заснул? Нет, скорее потерял сознание. Сколько длилось оно — час, два, сутки? Что ждет впереди? Как выбираться отсюда, и возможно ли это вообще — выбраться из каменного плена?»
Ужас холодной скользкой змеей заполз в душу Костаса. И, поддавшись внезапному приступу паники, он закричал.
Отчаянно и громко.
Ошибка Стивена Мура
Такое случалось редко, но на этот раз Стивен Мур действительно ошибся.
И Полина — что тоже было в известной мере обстоятельством феноменальным — его ошибке обрадовалось.
Ибо все мрачные прогнозы отставного полковника Мура сбылись с точностью до наоборот.
Начальнику криминальной полиции Черновицкой области независимой Украины полковнику Богдану Славичу глубоко безразлична была неведомая организация, обозначенная короткой аббревиатурой SAS.
А суетливые хлопоты высоких полицейских чинов из Киева — в отношении этих господ Стивен оказался полностью прав — привели его в состояние крайнего раздражения.
В этом состоянии он и встретил Полину.
Слегка подсластив, правда, пресную мину дежурной вежливостью.
К тому же пан полковник был в некоторой степени джентльменом, а Полина — как ни крути — все же дамой весьма привлекательной, хотя и с удостоверением сотрудника загадочной антитеррористической организации в элегантной сумочке.
Встреча — в этой связи — началась в рамках протокола, однако была ощутимо подернута корочкой льда.
- Предыдущая
- 70/89
- Следующая