Елка - Янссон Туве Марика - Страница 1
- 1/3
- Следующая
* * *
Один из хемулей стоял на крыше и разгребал снег. На хемуле были желтые шерстяные варежки, которые в конце концов намокли и стали ему мешать. Тогда он положил их на трубу, вздохнул и снова взялся за дело. Наконец он добрался до чердачного окошка.
— Ага, вот оно, — сказал он. — А внизу разлеглись эти сони. Все спят, спят и спят. Пока другие тут надрываются. И все ради того, чтобы наступило Рождество.
Он встал на окошко и тихонько потопал по нему, так как не помнил, открывается ли оно внутрь или наружу. Оно сразу же открылось внутрь, и хемуль, окутанный' снежным облаком, свалился на кучу разного домашнего скарба, который муми-тролли снесли на чердак на хранение.
Хемуль был крайне раздосадован, он к тому же не очень хорошо помнил, куда он положил свои желтые варежки. А это были его любимые варежки.
Хемуль протопал вниз по лестнице, распахнул дверь и закричал сердитым голосом:-"Скоро Рождество! Надоели вы мне со своим спаньем, Рождество может наступить в любую минуту!"
Семейство муми-троллей, как всегда, погрузилось в зимнюю спячку. Они спали уже не один месяц и собирались проспать до самой весны. Тихонько покачиваясь в ласковых объятьях сна, они плыли сквозь долгий, нескончаемый летний полдень. Вдруг что-то тревожное и холодное нарушило сладкий сон Муми-тролля. И кто-то стаскивал с него одеяло и кричал, что ему надоели и что наступает Рождество.
— Уже весна… — пробормотал Муми-тролль.
— Какая весна?! — взорвался хемуль. — Рождество, понимаешь. Рождество. А я ничего не сделал, ничего не приготовил, и они в это время еще посылают меня вас откапывать. Варежки, наверное, пропали. И все носятся, как угорелые, и ничего не готово…
И хемуль протопал по лестнице и вылез через чердачное окошко.
— Мама, проснись, — испуганно зашептал Муми-тролль. — Случилось что-то ужасное. Они называют это Рождеством.
— Что ты имеешь в виду? — высунувшись из-под одеяла, спросила мама.
— Я точно не знаю, — ответил ее сын. — Но ничего не готово, и что-то пропало, и все носятся, как угорелые. Может, опять наводнение.
Он осторожно потряс фрекен Снорк и прошептал:
— Ты не пугайся, но говорят, произошло что-то страшное.
— Спокойствие, — сказал папа. — Только спокойствие.
И он пошел и завел часы, остановившиеся еще в октябре.
Ступая по мокрым следам хемуля, они поднялись на чердак и выбрались на крышу дома.
Небо было синее, как обычно, а потому об извержении вулкана на этот раз не могло быть и речи. Но всю долину завалило мокрой ватой — и горы, и деревья, и реку, и всю крышу. И было очень холодно, даже холоднее, чем в апреле.
— Это и есть твое Рождество? — удивился папа. Он набрал полную лапу ваты и принялся ее разглядывать. — Интересно, — сказал он, — интересно, она выросла прямо из земли? Или свалилась с неба? Если она падает вся сразу, то это, должно быть, очень неприятно.
— Но папа, это же снег, — сказал Муми-тролль. — Я знаю, это снег, и он не падает сразу весь.
— Неужели? — изумился папа. — Но все равно это неприятно.
Мимо на финских санях проезжала тетушка хемуля с елкой.
— А, проснулись наконец-то, — сказала она, почти не глядя в их сторону. — Не забудьте про елку, пока не стемнело.
— Но зачем… — начал было Муми-папа.
— Мне сейчас не до вас, — бросила через плечо тетушка и укатила.
— Пока не стемнело, — прошептала фрекен Снорк. — Она сказала, пока не стемнело. Самое страшное произойдет вечером…
— По-видимому, для того, чтобы избежать опасности, необходимо приготовить елку, — размышлял папа. — Ничего не понимаю…
— И я тоже, — покорно промолвила мама. — Но все-таки повяжите на шею шарфики, когда пойдете за елкой. А я пока постараюсь затопить печку.
Несмотря на грозящую им опасность, свои елки папа решил не трогать, потому что он их берег. Поэтому они перелезли через Гафсин забор и выбрали себе большую ель, которая Гафсе все равно бы не пригодилась.
— Ты думаешь, нам нужно будет под ней спрятаться? — с сомнением произнес Муми-тролль.
— Не знаю, — сказал папа, продолжая орудовать топором. — Я совершенно ничего не понимаю.
Они дошли уже почти до самой реки, как вдруг увидели Гафсу, которая неслась им навстречу, прижимая к груди кучу разных кульков и пакетов.
Раскрасневшаяся и необычайно возбужденная, она, к счастью, не узнала свою елку.
— Шум и давка! — закричала Гафса. — Невоспитанным ежам вообще не следовало бы разрешать… И я уже только что говорила, что это стыд и срам…
— А елка… — сказал Муми-папа, в отчаянии вцепившись в ее меховой воротник. — Что делают с елкой?
— Елка… — машинально повторила Гафса. — Елка? О, какой ужас! Нет, я этого не вынесу… Ведь мне еще ее наряжать… Я же не успею…
Пакеты ее попадали на снег, шапка съехала на глаза, и она чуть не разрыдалась в истерике.
Муми-папа покачал головой и снова поднял елку.
А мама тем временем убрала с веранды снег, достала спасательные пояса и аспирин, папино ружье и грелки. Ведь могло произойти все что угодно.
В гостиной на самом краешке дивана сидел крошечный кнютт и пил чай. Мама увидела его в снегу под верандой, и он показался ей таким жалким и несчастным, что она пригласила его в дом.
— Вот она, елка, — сказал Муми-папа. — Теперь бы еще выяснить, что с ней делать. Гафса считает, что ее нужно наряжать.
— Таких больших нарядов не бывает, — озабоченно сказала мама. — Что Гафса хотела этим сказать?
— Какая она красивая! — воскликнул крошка Кнютт и от смущения выпил до дна всю чашку. Он тотчас пожалел, что привлек к себе внимание, и сидел как на иголках.
— Ты не знаешь, как наряжают елку? — спросила фрекен Снорк.
Кнютт ужасно покраснел и прошептал:
— Красивыми вещами. Чтобы было как можно красивее. Так я слышал. — И сгорая от смущения, он закрыл лапками мордочку, опрокинул чашку и исчез за дверями веранды.
— А теперь немножко помолчите, я подумаю, — сказал Муми-папа. — Если надо, чтобы елка стала как можно красивее, то значит, речь идет не о том, чтобы прятаться под ней от Рождества, а о том, чтобы его задобрить. Я, кажется, начинаю понимать, в чем здесь дело.
- 1/3
- Следующая
