Блефовать, так с музыкой - Яковлева Елена Викторовна - Страница 27

• Предыдущая
• 27/40
• Следующая

Наконец дежурный положил трубку на место и уставился на меня с некоторым удивлением: мол, ты еще здесь?

Я набралась нахальства и спросила:

– А кто дежурил в те дни, девятого и десятого?

На ответ, если честно, я не очень-то рассчитывала. А что, он вполне мог сослаться на какую-нибудь служебную тайну.

Однако дежурный Быков продемонстрировал поразительную покладистость и вновь пододвинул к себе свой гроссбух:

– Девятого – Сафронов, десятого – Азраткин.

– А когда они будут дежурить в следующий раз?

– У нас дежурят по сменам, – он спрятал учетную книгу в стол, – значит, Сафронов будет завтра, а Азраткин послезавтра.

– Спасибо, – прошептала я и вышла за дверь.

Остановилась у большого окна, выходящего на площадь, за которым было совсем темно. Только ларек, украшенный елочными гирляндами, подмигивал фонариками редким прохожим. Все, что мне оставалось, – вернуться в Москву, а я почему-то медлила, словно ждала чего-то.

– Иди на улицу, к ларькам, – приказал кто-то за моей спиной.

Я обернулась и увидела пожилую женщину в черном халате уборщицы. У женщины было простое широкое лицо.

– Иди на улицу и подожди меня там, – повторила она и заговорщицки добавила:

– Иди, иди, не оглядывайся.

Я втянула голову в плечи и послушно вышла на площадь, немного постояла у расписания электричек и побрела на призывное мерцание елочных фонариков, украшающих продуктовый ларек. Вспомнив, что ничего не ела с утра, я купила в нем пачку чипсов и стала их лихорадочно запихивать в себя. Меня бил озноб. Когда я наконец увидела уборщицу, которая торопливо шла через площадь, мои нервы гудели, как высоковольтные провода.

А она заговорила, не глядя мне в глаза:

– Был тут такой, какого ты описывала, худой да длинный. Они его со свалки привезли с бомжами. Кто его бил, не знаю, не видела, но он был весь синий. Потом вызвали «Скорую», но он помер еще до нее. Тогда приехала труповозка. Уж не знаю, кто такой, твой, не твой. Иди в морг и там посмотри.

Я судорожно сжала пальцы, пакет в моих руках захрустел, а чипсы рассыпались на рыхлый снег.

– Только учти, я тебе ничего не говорила, – предупредила меня уборщица и быстро пошла прочь.

Больница была у черта на рогах. Я чуть с ума не сошла и совершенно выбилась из сил, пока ее разыскала. А все потому, что аборигены с тридцать седьмого километра по непонятной мне причине каждый раз посылали меня в совершенно разные концы. В результате у больничных ворот, к счастью для меня, открытых, я оказалась в начале девятого вечера, огляделась и поспешила к ярко освещенному трехэтажному корпусу, возле которого стояли три машины «Скорой помощи». Эти яркие огни после непроглядной темени сыграли со мной коварную шутку: ослепленная ими, я потеряла протоптанную в сугробе дорожку и, оступившись, скатилась в какой-то ров. Мне еще повезло, что он был не очень глубокий и наполовину засыпанный снегом. Но ногу я все-таки ушибла, хорошо хоть не сломала.

Выбравшись из канавы, я снова взяла курс на больничный корпус и уже через несколько метров смогла прочитать надпись на входе: «Приемное отделение». А мне нужен морг. От одной мысли об этом меня мороз по коже пробирал. Я никогда прежде не бывала в морге, а уж что говорить о самом поводе: опознать Парамонова, человека, которого я безумно любила десять лет назад и который ускользнул от моей любви теперь уже навсегда.

В приемном отделении мне популярно объяснили, где находится морг, попросту махнув рукой:

– Там.

Я догадалась, что «там» это в каком-то дальнем и темном углу больничного двора, и принялась их методично обследовать. В конце концов отыскалась низенькая избушка без каких-либо опознавательных знаков, с темными окнами и тусклым фонарем над крыльцом. Хоть я и понимала, что это безнадежно, все-таки дернула наглухо запертую дверь, обошла вокруг избушки и постучала в одно из окон: мне показалось, что из-за плотной шторы, которой оно было завешено изнутри, пробивается тусклый свет. Постучала и побежала к двери – ждать реакции. Она, надо сказать, была почти молниеносной.

– Кто там? – спросил надтреснутый голос, такой тихий и слабый, что, окажись я более суеверной, непременно испытала бы панический страх.

– Здесь морг? – уточнила я на всякий случай.

– А в чем дело? – прошамкали за дверью.

– У вас тут один человек, которого мне нужно опознать. – Меня просто раздирало от страстного желания убежать куда глаза глядят.

А потому с моих плеч точно камень свалился, когда загробный голос из морга дал мне от ворот поворот:

– Посещения до шестнадцати часов. Приходите завтра.

Я механически отметила про себя странный термин «посещения» и пошла прочь, утешая себя мыслью о том, что я сделала для Парамонова все возможное. И еще тем, что он для меня и такого не сделал бы, если бы, не дай бог, умерла я, а не он. Проживал бы себе спокойненько в своей Америке и в ус не дул. Так я себя успокаивала, но на душе у меня было так плохо, так муторно…

Потом я вернулась на станцию и в последний момент запрыгнула в электричку, отходящую от платформы. И только через три остановки догадалась, что она идет не в Москву, а в противоположную сторону. Мало того, она оказалась последней. У меня не было другого выхода, кроме как выйти на конечной остановке и дожидаться утра, когда пойдет первая электричка.

Ночь я провела в каком-то маленьком холодном вокзальчике, без сна, но в кошмарах. Все-таки я нашла Парамонова, но уж лучше бы я его не находила.

– Вы?! – Что-то жевавший Самуил Аркадьевич чуть не подавился.

– Может, позволите мне войти? – сказала я устало. После вчерашних увлекательных, в кавычках, приключений и бессонной ночи я чувствовала себя совершенно разбитой.

– Ну проходите. – Палтус отодвинулся от двери, как мне показалось, неохотно. Я сразу заметила, что мое неожиданное появление не вызвало у него особенного восторга – а ведь еще совсем недавно он передо мной прямо-таки расстилался, но обмозговывать причину таких метаморфоз не стала. У меня просто не было сил для этого.

Я шагнула в его антикварные апартаменты, мимоходом отметив, с каким сомнением их хозяин посмотрел на мои размокшие, в грязных солевых разводах сапоги, представляющие нешуточную угрозу для дорогого наборного паркета. Может, разуться, чтобы не наследить, мелькнуло у меня. А впрочем, пошел этот Палтус куда подальше.

– Я вам звонила вчера, – обернулась я к Самуилу, методично запиравшему свои сейфовые замки, – а ваш телефон не отвечал.

– Да, я уезжал ненадолго, два часа как с самолета, – рассеянно кивнул Самуил, не сводя глаз с грязной лужи, натекшей с моих сапог, и добавил с досадой:

– Ну что у вас стряслось?

– Стряслось то, что Парамонова больше нет. Его сильно избили, и он умер, – сообщила я бесцветным голосом.

– Кто вам это сказал? – Палтус был поразительно спокоен.

– Я сама была там, где это произошло, только в морг не попала. Нужно поехать туда и опознать.

– Так-так, подождите, я соображу, – Самуил насупился. – А когда это произошло?

– Точно я не знаю, но скорее всего девятого, на следующий день после того, как он приходил ко мне… Он… он попал в милицию. Что там было, я могу только предполагать, знаю одно: после этого он оказался в морге… Может, вы все-таки предложите мне сесть? – Я едва держалась на ногах.

– Ах да, проходите. – Самуил пригласил меня в свой кабинет, украдкой взглянув на часы, но я все равно это заметила. Для человека, минуту назад узнавшего о смерти того, кого он должен был найти живым, Самуил Аркадьевич Палтус вел себя довольно-таки странно. Что-то тут неладно, вот только непонятно что.

Я рухнула на диван и продолжила наблюдения за хитрым лисом по имени Самуил, который, между прочим, снова посмотрел на часы, на этот раз не скрываясь. Похоже, он куда-то торопился.

• Предыдущая
• 27/40
• Следующая