В интересах следствия - Высоцкий Сергей Александрович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/50
• Следующая

— Большой человек, — говорил Николай Тарасович, разглаживая грязной, скрученной ревматизмом ладонью изрядно поистрепавшийся портрет. — Трижды Колизей науки! Форейтор мирового прогресса.

— Этот форейтор первым делом погрузил бы нас с тобой в товарняк и отправил на Колыму, — пошутил Фризе, услышав оригинальный панегирик генералиссимусу.

— Правильно рассуждаешь, Володька, — согласился Колизей. — Там нам и место. Скажи, что нет?

А сейчас он, как ребенок, сердился на неподдающийся кроссворд:

— Проклятая опера! Кроме «Аиды» да «Травиаты», ничего в голову не лезет.

— Глотни «красноты». Очень способствует.

— Усну от нее, — с сожалением сказал старик. — А под утро с печенкой замаюсь, мать ее так и разэтак.

В этот момент кусочек неба в слуховом оконце осветился ярким желтоватым светом. Зажглась гигантская реклама, установленная на крыше дома. Короткое слово KAMEL призывно засияло над городом.

— Так! — с удовлетворением произнес Колизей. — Так. Возьму-ка я другой журнальчик.

Фризе с облегчением подумал: «Ну теперь-то, друг любезный, ты возьмешься за один из моих кроссвордов».

Несколько часов он потратил на то, чтобы отыскать головоломку, которая навела бы старого бомжа на нужный разговор. Прежде чем подсунуть ему журнал и скабрезный еженедельник, Владимир изрядно поработал над ними — начисто лишил товарного вида. Теперь издания ничем не отличались от тех, которые Колизей выуживал из мусорных баков.

— Ну и жопы, ну и жопы, — бормотал старик, разглядывая в отблесках рекламного сияния таблоид. — Что-то я не помню, где эту порнуху ухватил? На Красной Пресне, что ли? У Белого дома? Члены правительства сбросили? Здесь небось в кроссворде одна похабень?

— Интересно! — опять подал голос Генерал. И даже привстал с матраса. — Покажь, что за жопы?

— У тебя сон пропадет!

— Покажь, покажь!

Колизей бросил ему один из журналов.

— Ого! — восхищенно воскликнул бомж и надолго замолк.

Кроссворд в еженедельнике оказался серьезным, посвященным изобразительному искусству. Такие кроссворды Николай Тарасович уважал.

Минут пятнадцать-двадцать он не беспокоил Фризе. Бормотал что-то тихо себе под нос, сердился, когда словечко ему не поддавалось, и радовался, быстро найдя разгадку. Владимир уже начал дремать, когда Колизей окликнул его:

— Володька, «малые голландцы» — это кто такие?

— Художники.

— Без тебя знаю. Почему «малые»? Карлы, что ли?

— Дай поспать.

— Еще чего! У меня в крестословице в этого карлу три слова уперлись.

— Вот прилип. Говори, что у тебя там?

— Один из известных художников «малых голландцев». Десять букв. Вторая — «р».

— Брекеленкамп.

— Кажись, угадал! — Колизей зашептал что-то неразборчивое. Наверное, примерял фамилию художника к кроссворду.

— Да что вы про своих карликов дундите? — возмутился Генерал и, развернув таблоид, продемонстрировал цветную фотографию известной фотомодели во всей своей прелестной нагой красе. — Видали сооружения?'! И не тяжело ей? Ох, загляденье!

Фризе хотел сказать, что «сооружения» у дивы силиконовые. Он прочитал журнал от первой до последней страницы, прежде чем подсунул Колизею. И выудил там информацию о том, какую операцию перенесла дива.

Но промолчал.

— Не мешай, — огрызнулся Николаи Тарасович. — Мы делом заняты.

— Да ты погляди, погляди! Это тебе не Люськины прыщики!

— Люська — это кто? — поинтересовался Фризе.

— Ходит к нам одна сыроежка. С пятого этажа. — Колизей расплылся в улыбке. Видно, воспоминания от визита «сыроежки» были у него приятные. — Никому не отказывает. И стариков уважает. Цветочек.

— Ей бы такие маркотушки, — не унимался Генерал.

— Заглохни! — потерял терпение Колизей.

Уже не в первый раз Фризе подумал о том, что старый бомж — отпетый лицедей. Играет спившегося простака, равнодушного ко всему, кроме стакана портвейна и кроссвордов, по сто раз тупо переспрашивает в разговоре о каком-нибудь пустяке, а с лету запомнил трудно произносимую фамилию художника. А как оживился при упоминании молоденькой гостьи!

— Не то! Я же сказал тебе — десять букв. А в этом Бре-ке-ке — двенадцать.

— Попробуй Бракенбюрга.

— А ты-то откуда знаешь? — удивился бомж. — Искусствовед?

— Учился на него.

— Во дает! И помнит такие заколдобистые фамилии. А ну, повтори. — Теперь фраза Колизея прозвучала не слишком искренне. Наверное, старик почувствовал, что приоткрылся.

— Бра-кен-бюрг.

— Точно. Тютелька в тютельку! Не отлепишь. Володька, анекдот про тютельку знаешь?

— Ты мне уже трижды рассказывал. Поспать дашь?

— Дам. А про этих «малых голландцев» я на прошлой неделе слыхал кое-что.

— Анекдот?

— Да нет. Не анекдот. Тут поблизости одну хавиру взяли…

— Ох и хавира! — мечтательно прокомментировал Генерал и отбросил в сторону журнал с дивой. — Что тебе банк «Менатеп»!

— Ботало попридержи! — одернул его Колизей. Но одернул не зло, скорее равнодушно.

— Володьки-то нечего бояться. Он приезжий. — Генерал засмеялся. — И отъезжий тож! У него в Москве и знакомых нет.

— Нам сейчас бояться собственной тени надо, — изрек старик. — Где нынче Памперс? А Крокодил Гена?

Генерал быстро перекрестился.

— Крестишься, дурак? А сам, торчок, того и гляди, подведешь нас под монастырь.

— Плешь!

— Не плешь! Мундир никак не скинешь. Тебя же по нему всякий дурак определяет. Талдычу, талдычу!

— Меня уже все обшмонали. И менты, и братки крутые, — обиженно сказал Василий. — Знают — мужик в мундире пустой. Больше не цепляют.

— Бельмондо! Ты дважды за шамовкой ходил! Тебя, как огородное пугало, за версту видать. Уверен, что сексотов не навел?

— Я ж по телкам хожу. И только на пятый этаж. До Люськи.

— «До Люськи»! — передразнил Колизей. — То-то и оно!

Фризе вспомнил о своих сомнениях, когда впервые увидел Генерала в «зверинце», в отделении милиции. Вспомнил и о том, что Генерала выпустили оттуда на несколько минут позже, чем остальных бомжей, и он с трудом нагнал Владимира на пустынной улице. Но если бы милиция использовала Василия в своих целях, об этом бы знал майор Рамодин. А значит, знал бы и Фризе. Может быть, Генералу и правда проще отмазываться, щеголяя в мундире. Может, не такая это и глупость.

Говорил старик Колизей медленно, словно у него распух и с трудом ворочался язык. К месту и не к месту сыпал мелким матерком и блатной «музыкой». Только по нынешним понятиям его жаргон малость устарел.

«Я и сам устаревший, — хихикал Николай Тарасович, когда его подковыривали бомжи помоложе. — Чалился при самом товарище Сталине, форейторе прогресса».

Фризе не покидало ощущение, что ненормативная лексика деда почерпнута из рассказов Каверина и Бориса Лавренева. И воровских романов сороковых годов.

— … Взяли, говорю, хавиру с этими самыми «малыми голландцами». Но долларей немерено! Можешь себе представить? Не на лимон, не на два! Немерено!

— Не слабо, — согласился Фризе. Он весь превратился в слух, мысленно понукал Колизея: «Ну же, ну! Давай рассказывай дальше. Взяли картины. Лимонов немерено…»

Старик надолго замолчал, и Владимир подумал о том, что бомж размечтался — как распорядился бы деньгами, если миллионы достались бы ему. А может, раздумывал, стоит ли делиться информацией?

Наконец Колизей решился:

— А легавые-то облажались. Вот уж облажались так облажались!

— Точно! — подтвердил Генерал. — Облажались. Постреляли не тех.

— Да помолчи ты!

• Предыдущая
• 28/50
• Следующая