Умирающая Земля - Вэнс Джек Холбрук - Страница 4

• Предыдущая
• 4/39
• Следующая

Поэтому Туржан с головой погрузился в эту науку и овладел множеством несложных операций.

— Я вижу в ней изумительную красоту, — говорил он Пандельюму. — Это не наука, это искусство, где уравнения раскладываются на элементы подобно созвучным аккордам и где царит неизменная симметрия, явно выраженная или завуалированная, но всегда кристально безмятежная.

Несмотря на занятия этой наукой, большую часть времени Туржан проводил у чанов и под наставничеством Пандельюма достиг мастерства, к которому стремился. Забавы ради он создал девушку экзотической внешности и нарек ее Флориэль. В душу ему запали волосы девушки, которую он видел на ложе Кандива в праздничную ночь, и он наделил свое детище точно такими же бледно-зелеными волосами. У нее была смуглая кремовая кожа и широко расставленные изумрудные глаза. Когда она, влажная и совершенная, вышла из чана, Туржан был сам не свой от радости. Она схватывала все на лету, и очень скоро они уже могли вести друг с другом беседы. Натура у нее была задумчивая и мечтательная, не ведая забот и тревог, она часами бродила по цветущему лугу или молчаливо сидела на берегу реки. И все же она была милая девушка, и ее кроткий нрав забавлял Туржана.

Но однажды прискакала черноволосая Т’сейс на своем коне. Глаза ее были как сталь, она на скаку рубила цветам головки своим мечом. Ничего не подозревающая Флориэль попалась ей на глаза.

— Зеленоволосая женщина, твой вид внушает мне омерзение, прощайся с жизнью! — И Т’сейс зарубила ее, как только что уничтожала цветы.

Туржан, выглянувший из мастерской на топот копыт, стал свидетелем этой сцены. Он побледнел от гнева, и с губ его едва не сорвалось заклинание мучительной корчи. Но Т’сейс вскинула на него глаза и выбранилась, и в темных глазах девушки он увидел проклятие, духа, который заставлял ее противиться своей судьбе и цепляться за жизнь. В душе его боролось множество противоречивых чувств, но в конце концов он позволил Т’сейс уехать с миром. Флориэль он похоронил на берегу реки и попытался найти забвение в усердных занятиях. Несколько дней спустя он оторвался от своих изысканий.

— Пандельюм! Ты здесь?

— Чего тебе, Туржан?

— Ты упоминал, что, когда ты создавал Т’сейс, мозг ее вышел с изъяном. Я хочу создать вторую такую же, со столь же сильным характером, но в здравом рассудке.

— Пожалуйста, — безразлично отозвался Пандельюм и дал Туржану образец. Так Туржан начал создавать сестру Т’сейс, день за днем наблюдая, как обретает форму то же стройное тело, вырисовываются те же гордые черты. Когда пришел ее срок и она уселась в чане, полная кипучей жизни, у Туржана перехватило дыхание и он поспешил помочь ей выбраться.

Она стояла перед ним, еще не обсохшая и обнаженная, как две капли воды похожая на Т’сейс, только лицо ее не было искажено ненавистью, а лучилось покоем и радостью, и глаза не сверкали гневно, но вдохновенно сияли.

Туржан замер, любуясь совершенным творением своих рук.

— Я нарекаю тебя Т’сейн, — произнес он, — и уже предвижу, что тебе суждено стать частью моей жизни.

Он забросил все остальное и всецело посвятил себя обучению Т’сейн, а училась она с поразительной быстротой.

— Скоро мы вернемся на Землю, — говорил он ей, — в мой дом у огромной реки в зеленом краю Асколез.

— А земное небо тоже играет всеми мыслимыми красками? — любопытствовала она.

— Нет, — отвечал он. — Земное небо — бездонная синь, а по небосклону путешествует одряхлевшее красное солнце. Когда наступает ночь, появляются звезды — я научу тебя различать узоры, в которые они складываются. Эмбелион прекрасен, зато на Земле привольно и горизонты теряются в неведомой дали. Как только Пандельюм дозволит, мы с тобой вернемся на Землю.

Т’сейн полюбила купаться в речке, и Туржан иной раз приходил на берег, чтобы поплескаться с ней, или бросал в воду камни, погруженный в грезы. Он предостерег ее против Т’сейс, и она обещала, что будет осторожна.

Но однажды, когда Туржан был занят приготовлениями к отъезду, она гуляла по лугам и забрела далеко, не помня ни о чем, кроме игры цвета в небесах, величия высоких расплывчатых деревьев и переменчивых цветков под ногами. Она взирала на мир с изумлением, какое ведомо тем, кто лишь недавно вышел из чанов. В задумчивости миновала Т’сейн несколько невысоких холмов и углубилась в темный лес, где наткнулась на студеный ручей. Она напилась воды и неторопливо двинулась вдоль берега, пока не набрела на скромную хижину.

Дверь была приоткрыта, и Т’сейн заглянула внутрь хижины, чтобы посмотреть, кто в ней живет. Но хижина была пуста, а вся ее обстановка состояла из аккуратного соломенного тюфячка, стола, на котором стояла корзина орехов, и полки со скудной деревянной и оловянной утварью.

Т’сейн уже собралась было двинуться своей дорогой, но в этот миг до нее донесся зловещий стук копыт, приближающийся неумолимо, точно судьба. Т’сейн застыла на пороге, вспомнив, о чем предупреждал ее Туржан. Но Т’сейс уже спешилась и надвигалась на нее с обнаженным мечом. Она занесла руку для удара, но тут глаза их встретились, и Т’сейс застыла в изумлении.

Картина эта поражала воображение: красавицы сестры, похожие друг на друга как две капли воды, в одинаковых белых бриджах, с одинаковыми жгучими глазами и растрепанными волосами, одинаково стройные и бледнокожие, только лицо одной выражало ненависть к каждому атому вселенной, а другой — бьющую через край радость бытия.

— Это еще что такое, дрянь? — обрела дар речи Т’сейс. — Ты во всем схожа со мной, однако же ты — не я. Или благословенное безумие наконец-то снизошло на меня и затуманило картину мира?

Т’сейн покачала головой.

— Меня зовут Т’сейн. Ты моя сестра, Т’сейс, мы с тобой близнецы. И потому я должна любить тебя, а ты — меня.

— Любить? Мне неведома любовь! Я убью тебя и тем самым избавлю мир еще от одной напасти. — Она вновь занесла меч.

— Нет! — вскрикнула Т’сейн голосом, полным муки. — Зачем ты обижаешь меня? Я не сделала ничего дурного!

— Дурно само твое существование, и ты оскорбляешь меня, своим обликом глумливо напоминая мне о моем собственном безобразии.

— Безобразии? — рассмеялась Т’сейн. — Нет. Я прекрасна, потому что так говорит Туржан. Значит, и ты прекрасна тоже.

Лицо Т’сейс было точно изваяно из мрамора.

— Ты насмехаешься надо мной.

— И в мыслях не было. Ты и вправду очень красивая.

Т’сейс опустила меч. На лице ее отразилась задумчивость.

— Красота! Что есть красота? Может, я слепа или взгляд мой застит злой дух? Скажи мне, как узнать, что красиво, а что нет?

— Не знаю, — отвечала Т’сейн. — По мне, так все очень просто. Разве игра красок на небесах не красива?

Т’сейс в изумлении вскинула глаза.

— Эти слепящие сполохи? Они или грозные, или безрадостные, и вообще мерзкие.

— Взгляни, какие нежные эти цветы, какие они прелестные и беззащитные.

— Они паразиты, у них зловонный запах.

Т’сейн была озадачена.

— Я не знаю, как объяснить красоту. Тебя, похоже, ничто не радует. Неужели ничто не доставляет тебе удовольствия?

— Только убийства и разрушения. Значит, они должны быть прекрасны.

Т’сейн нахмурилась.

— Я назвала бы их злом.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверена.

Т’сейс немного поразмыслила.

— Откуда мне знать, что делать, а чего нет? Прежде я не ведала сомнений, а теперь ты говоришь мне, что я творю зло!

Т’сейн пожала плечами.

— Я живу на свете всего ничего, и меня нельзя назвать мудрой. И все же я знаю, что каждый имеет право на жизнь. Туржан объяснил бы тебе куда лучше.

— Кто такой этот Туржан? — осведомилась Т’сейс.

— Он очень хороший, — отвечала Т’сейн, — и я люблю его всей душой. Скоро мы с ним отправимся на Землю, где у неба нет ни конца ни края и цвет у него — темно-синий.

— Земля… Если бы я отправилась на Землю, я тоже смогла бы обрести там красоту и любовь?

— Возможно, потому что у тебя есть разум, чтобы постичь красоту, и красота, чтобы завоевать любовь.

• Предыдущая
• 4/39
• Следующая