Благие намерения - Вудс Шерил - Страница 3
- Предыдущая
- 3/46
- Следующая
— Да, детка, — тихо произнесла она, едва не задохнувшись и наградив Дуга испепеляющим взглядом, — это твой папа.
Дуг проглотил ком в горле и с виноватым видом подхватил сына на руки. Его глаза наполнились такой чистой, такой неподдельной любовью, что на какое-то мгновение Трейси почувствовала резкий укол душевного волнения, от которого поспешила избавиться, посчитав его проявлением ревности.
Не дури, прикрикнула она на себя. Не можешь же ты испытывать ревность только потому, что когда-то любимый тобой мужчина, твой бывший муж вдруг проявил несколько запоздалый интерес к своему сыну, о существовании которого даже не подозревал несколько минут назад. Тебе бы следовало быть благодарной судьбе, радостно трепетать от того, что Дональду Дэвиду выпал шанс познакомиться со своим папочкой.
Однако Трейси почувствовала себя виноватой, ибо в глубине души сознавала ответственность за то, что они не знали до сих пор друг друга. Она ведь могла бы сказать Дугу о сыне, когда он изредка звонил ей, но не пожелала, чтобы он примчался домой только из-за ребенка. А он бы примчался. В этом она не сомневалась, как и понимала, что не стоило пытаться привязать его к себе таким образом.
К тому же Трейси была уязвлена его неожиданной жаждой отправиться в странствия в поисках самого себя. И она поспешила, очертя голову, развестись, как раньше — выскочить замуж. Она вообще была импульсивной и упрямой маленькой штучкой. Маленькой, но энергичной, как со вздохом выразился ее отец, когда в конце концов дал свое благословение на ее брак.
Словно бы всего этого было мало, ее наполняла гордость, необъятная как Миссисипи. Гордость помешала ей некогда признаться Дугу, что она жаждет его возвращения, и уж тем более она не скажет ему об этом сейчас.
Трейси почти незаметно покачала головой, пытаясь отделаться от чувства вины. Тебе нужно показаться психиатру, сказала она себе. И тебе, и твоему сыну, да и всем на свете будет лучше, если Дуг Магир заползет обратно под тот камень, под которым он скрывался в последние — как долго это было? — два года, семь месяцев и тринадцать дней.
— Прости меня. — Тихо произнесенное Дугом извинение — самое первое извинение, которое она услышала от него, — проникло в ее кружащиеся вихрем мысли, и она даже пошатнулась от неожиданности.
— За что? За то, что ты смылся? Или за то, что вернулся?
— За сказанное мною минуту назад. Я не имел права сомневаться в том, что он мой сын. Это я не смог угомониться, а не ты.
— Что правда, то правда.
— Думаю, нам нужно поговорить, — повторил он, подбрасывая Дональда вверх, пока ребенок едва не зашелся от хихиканья.
Просто удивительно, как еще мальчика не стошнило от этого, подумала Трейси. Но хорошо уже, что его внимание отвлечено, пока мы цапаемся. Слава Богу, что мы не вопим друг на друга. Пока. В прошлом многие их споры отличались большей громкостью, нежели включенный на всю мощь стереофонический проигрыватель, а их словарь нельзя было назвать деликатным.
— Поэтому ты и явился? Поговорить? Для этого сгодился бы и телефон.
Он встряхнул головой и снова изобразил медленную, ленивую, самоуверенную улыбку, и верхний слой льда вокруг ее сердца растаял.
— Нет, Трейси. На этот раз телефон не сгодился бы. Всякий раз, когда я звонил тебе в последние два года, ты оглушала меня, с маху швыряя трубку. Удивительно, что я вообще еще не потерял слух. Сейчас мы присядем и побеседуем лицом к лицу, пока не договоримся обо всем.
Маленький механический молоточек страха застучал в ее груди.
— Договоримся о чем? — переспросила она.
— О нас с тобой, — ответил он, пытаясь извлечь из своих волос ручонки сына.
— Нет нас с тобой.
— А я думаю, что мы есть, — настаивал он. — Особенно сейчас.
— Почему особенно сейчас? — автоматически спросила она, хотя прекрасно понимала, что причина — с извазюканными шоколадом маленькими пухлыми щечками — смотрела ей прямо в лицо.
Глаза Дуга задержались со значением на их сыне.
— Пойми, Трейси, я вернулся домой навсегда.
— Ты хочешь сказать, в город?
— Сюда, — хочу сказать я.
— Это не твой дом, — запротестовала она. Дом теперь принадлежал ей. Ничего в нем особенного, даже не очень большой, но ей немало пришлось потрудиться, чтобы выплатить за него и довести его до ума после ухода Дуга. — Он мой. Мой и Дональда. Тебе не удастся заполучить его как выигрыш в лотерее, как если бы ты хранил выигрышный билет в заднем кармане брюк.
— Я хорошо знаю этот дом, Трейси. Помнишь тот день, когда мы выбрали его? Я помню первую ночь, когда мы занимались здесь любовью, — негромко проговорил он, и его напряженный взгляд пригвоздил ее к месту. Его слова пробудили в ней воспоминания, теплые, дорогие сердцу воспоминания, которые следовало бы забыть. — В нем есть большая спальня, комната для гостей, которая, вероятно, принадлежит теперь этому парнишке, и крошечная комнатка для рукоделия.
Не спуская с нее пристального взгляда, он твердо добавил:
— Я въеду в эту комнату, даже если мне придется спать на куче белья, приготовленного для глажения.
Сердце Трейси неистово забилось, и ее слова прозвучали напряженно, хотя она старалась изо всех сил говорить резко и недвусмысленно:
— Ничего не выйдет, приятель. Если тебе так уж приспичило вернуться в город, сними комнату в мотеле. Я одолжу тебе телефонный справочник и даже позволю воспользоваться моим телефоном.
Он покачал головой.
— Так я не смогу общаться с сыном. Ты уже украла у меня два года его жизни, и тебе не удастся лишить меня общения с ним. Кроме того, пока я не устроюсь на работу, мотель мне не по карману.
— Но и мне не на что содержать тебя.
— Я и не рассчитываю на то, что ты будешь содержать меня, Трейси. Свое содержание я оплачу из своих сбережений, а как только смогу себе это позволить, обзаведусь собственным домом, — торжественно заверил он. — Обещаю тебе.
— Остановись у одного из своих друзей, — в отчаянии подсказала она. — Может, у Билли Джо. Он будет рад принять тебя. И ты сможешь видеть Дональда, когда пожелаешь.
Он насмешливо посмотрел на нее:
— Трейси, почему ты боишься остаться со мной в доме?
- Предыдущая
- 3/46
- Следующая
