Колючая звезда - Филдинг Лиз - Страница 67
- Предыдущая
- 67/75
- Следующая
Она почувствовала, что Габриел напрягся, поняла, что причиняет ему боль, и попыталась от него отстраниться. Но он быстрым движением удержал ее.
– А ты еще и поощрила их в этом, не так ли? Сыграла на своем сходстве с матерью и на разности вашего поведения?
– Мои поздравления, Габриел. Ты выиграл первый приз.
– Почему ты ее так ненавидишь? – Она хотела его перебить, но он не дал ей этого сделать. – Должно быть, тому была причина, Клаудия. – Он сел, повернув ее к себе. – Мне ты можешь сказать. Я знаю, что значит ненавидеть кого-то.
– Знаешь? – Она пристально смотрела на него, ища в его лице хоть какое-то чувство, но ничего там не обнаружила. – Ты просто не поверишь. Да и кто бы поверил?
Наступило молчание. Казалось, он борется с чем-то, погребенным глубоко внутри его памяти, и никак не может решиться заговорить. Но все-таки он заговорил:
– Дженни, моя любимая жена Дженни, так отчаянно стремилась стать всемирно известной альпинисткой, что в попытках достичь этого готова была пожертвовать жизнью. Весь смысл ее существования сводился к риску, и коль скоро я рисковал на деловой, если можно так сказать, основе, то она это делала из прихоти, и остановить ее я не мог. К несчастью, ее амбиции были столь велики, что вместе с собой она утащила на тот свет и нашего ребенка.
– Она была беременна, я помню, об этом писалось.
Клаудия вздохнула. Дженни Кэллиндер штурмовала очередную вершину, карабкаясь без кислорода, когда у нее случился выкидыш, и она умерла прежде, чем ее компаньоны смогли организовать ей медицинскую помощь.
– Ох, Габриел, прости. Потерять все в один…
– Я потерял лишь будущего ребенка. Ее я не терял, ибо потерять можно лишь то, что имеешь. А я не верю, что когда-нибудь имел Дженни. Если бы она по-настоящему принадлежала мне, она бы никогда так не поступила.
– Ты хочешь сказать, что она знала? В газетах писали… писали, что она не знала о своей беременности.
– Когда я прилетел из Боснии на похороны, то получил из женской консультации уведомление о ее первом посещении их клиники.
– Здесь? – очень тихо спросила она.
– Нет, Клаудия, не здесь. – Он вновь притянул ее к себе, укрыл одеялом, натянув его таким движением, в котором было стремление защитить и успокоить. – Ей не нравилось жить здесь. Она полагала, что здесь для нее низковато. Только одно аббатство и виднелось из окна, будто насмешка.
– Аббатство? Ох! Я поняла. Ты и есть тот человек, у которого в свое время возникли трудности с налогом на наследство.
– Да, сейчас я расположился здесь. Но до этого восемнадцать лет прожил в продуваемом сквозняками старом доме, который невозможно было обогреть никакими печами. Я не мог дождаться, когда покину его, чтобы уже никогда туда не возвращаться. Агенты по торговле недвижимостью обрадовались сделке как крупному выигрышу в лотерее. Ну, что ты на это скажешь? Кто, как не я, способен поверить в твою историю? Так что почему бы тебе не попытаться рассказать ее мне?
Так она и сделала. Огонек свечи колебался от ветерка, который колыхал легкие занавески, и она рассказала ему, почему она ненавидела все, что связано с матерью.
– Моя мать считалась совершенством во всех отношениях. Не только великая актриса, но идеальная жена, идеальная мать. Все это являлось чистым вымыслом. Но среди людей, близко знавших ее, существовал негласный договор хранить все это в тайне. Заговор молчания тех, которые желали сохранить веру в ее непогрешимость.
– Некоторые легенды слишком прекрасны, чтобы быть правдой.
– Знаешь, Габриел, эти люди могли бы обогатиться, рассказав о том, что и как было на самом деле. Так почему же они этого не сделали?
– А ты бы могла так поступить?
– Нет, – ответила она после значительной паузы. – Это причинило бы страшную боль папе, который и без того слишком многое претерпел. Он достаточно настрадался еще при ее жизни.
– Похоже, заговор молчания составился скорее для того, чтобы защитить его, а не твою мать, – предположил Габриел. – В конце концов, что иное могло бы заставить людей хранить печать молчания? Разве нет?
Клаудия покачала головой. Кроме всего прочего, она не могла себе представить, что весь этот кошмар доверен бумаге и выставлен на всеобщее обозрение.
– Раньше я никогда не думала об этом, но, оказывается, люди могут быть просто добрыми.
– Что это было, Клаудия? Пьянство? Наркотики?
– Нет, она никогда не пила много, слишком заботилась о своей внешности и фигуре, чтобы позволять себе такие вещи, и всегда презирала людей, употребляющих наркотики. Вот секс – простой, старый как мир секс – это было ее. В последнее время у нее была связь с известным политиком, к тому же женатым. В ту злосчастную ночь за рулем находился он. Она ужасно пострадала, все ее лицо покрывали шрамы.
Клаудия бессознательным жестом защиты прикоснулась к своей щеке.
– Не показывай на себе, – сказал Габриел, быстро отведя ее руку и поцеловав в побледневшую щеку.
– Знаю, Габриел. Но сегодня, глядя в зеркало, я спросила себя, как бы повела себя я в подобной ситуации. Неужели тогда я действительно стала бы такой, как она?
– И ты нашла ответ на свой вопрос?
– Если вы совершенны, вам, полагаю, никогда уже не смириться даже с ролью второй красавицы, а тут речь шла о полном уродстве. – Она отвернулась, положив голову ему на грудь. – Но я, в конце концов, не совершенна и никогда на это не претендовала.
– Это правда. – Затем, защищаясь от удара кулачком, он, смеясь, добавил: – Я всего лишь согласился с тобой, дорогая.
– Совсем не обязательно соглашаться со мной, когда я говорю о себе гадости.
– Я это запомню навеки. А что случилось с тем человеком? С политиком? Ты знаешь, кто он?
Она покачала головой.
– Знаю только, что он ушел с места аварии без единой царапины, а потом употребил все свое влияние, видимо огромное, чтобы инцидент не выплыл наружу.
– И твой отец позволил ему остаться безнаказанным?
– Папа оставил правду при себе, чтобы защитить жену, а не ее любовника. По официальной версии она заснула за рулем, при небольшой аварии отделалась царапинами, после чего решила всю свою жизнь посвятить семье, поняв, как близка та грань, за которой можно потерять все. – Габриел скептически хмыкнул. – Никто ни в чем даже не усомнился. Почему? Да потому, что это вполне соответствовало ее имиджу.
– Да уж, подобный имидж стоило сохранить.
– Одно время, уже после того, как мне исполнилось десять, я следила за выражением лица своего папочки, когда он слушал новости, надеясь заметить хоть какую-то реакцию, говорящую о наличии у него мужской гордости.
– Ты хочешь сказать, что знала обо всем еще с пеленок? – ужаснувшись, спросил Габриел.
– Мать мне рассказала. Ведь я должна была стать новой Элен Френч, ты же понимаешь. Занять ее место, оставить ее имя живым. И она не хотела, чтобы я совершила те же самые ошибки, что и она. – Габриел чертыхнулся. – Но она никогда не говорила мне, кто был ее любовник. Всегда защищала его.
– Жаль, что она не относилась столь же трепетно и нежно к своей дочери.
– Я всегда думала, что, стоит мне выйти за дверь, она тотчас забывает обо мне. Но, может, я ошибалась.
– Какого черта делал ваш папочка до того момента, как все это случилось?
– Он страдал больше всех, но об этом я узнала лишь недавно. Дело в том, что он полюбил Джульет Кэри, будущую мать Мелани. Собирался оставить жену и начать новую жизнь с ней. Но после несчастного случая с мамой Джульет просто исчезла, сгинула, поняв, что при таких обстоятельствах они не смогут быть вместе. Папа даже не знал, что у него родилась дочка, не знал до начала этого года ни о существовании Мел, ни о гибели ее матери.
– И это все во имя сохранения мифа о совершенном браке?
– Люди верят в то, во что хотят верить. А они предпочитают верить в прекрасные сказки. Думаю, защищать легенду о совершенной звезде ему было нелегко, ведь живая Элен Френч превратила его жизнь в сущий ад. Да и я причинила ему немало страданий.
- Предыдущая
- 67/75
- Следующая
