Сердце Дьявола - Белов Руслан - Страница 48

• Предыдущая
• 48/78
• Следующая

...Я не боялся за дочерей. "Полина умеет думать и умеет быть хитрой... – размышлял я, прижавшись щекой к Ольгиному предплечью. – Слава богу, я научил ее не сдаваться никому и ни чему и, главное – себе. Я выдумывал ей сказки, в которых герои выходили сухими из воды только потому, что верили в удачу... А сам всегда сдавал безнадежные партии... Сдавался и начинал новую...

Надоело. Все надоело. Надоело бороться с людьми, догонять их, убегать... Надоели эти "надо", "надо", "надо". О, Господи, ты знаешь, как прекрасно бороться не с людьми, с природой? Как прекрасно лазать по скалам – кураж, вызов, нервное дрожание рук и ног, прекрасное чувство – "вот она, грань жизни и смерти!" Простая трещина в скале, заросшей безжизненным лишайником... Дотянешься до нее пальцами – и ты бог, ты заберешься на самый верх, ляжешь там и будешь, счастливый, смотреть в голубое небо. А лавина? Попав в нее и не сдохнув сразу, ты понимаешь, что выиграл, и осталось сделать всего лишь несколько правильных ходов, и этот снежный зверь ляжет под тебя холодным мертвенно-бледным трупом... И ты наступишь на него все еще дрожащими от страха ногами. А просто идти по раскаленной пустыне хотя бы семьдесят километров? Не жара, не жажда, не пот, заливающий глаза, не гнетут тебя так, как твоя воля... Воля по каплям покидающая тебя... И ты знаешь, что, может быть, там, за тем барханам, она испарится вся, и ты с облегчением скажешь себе: "Все... Я пришел..." И там, за тем самым барханом, она испаряется вся, и ты с огорчением понимаешь, что не воля, эта выдуманная вещь, движет твоими ногами, а что-то другое... Может быть, просто привычка идти... Ты усмехаешься, ты понимаешь, что эти усталые ноги будут идти, даже если сознание покинет тебя... Да, они будут капризничать, филонить, подламываться, они будут болеть и кровоточить, но все равно будут идти...

А среди людей плохо... Люди – это не твоя полевая партия, не друзья, с которыми ты много лет подряд дышал в рваных палатках одним воздухом. Люди – это связи, амбиции, предрассудки, стартовая позиция, неприязнь, должность. Люди не любят правды, они врут себе и детям... Люди любят похожих и любят быть похожими. Они выдают себя за кого угодно, но только не за себя... Они не хотят узнать себя.

Узнать себя страшно... Узнать, что в тебе столько же от совершенства, от Бога, сколько в огурце сухого остатка. Один хруст, немного вкуса и вода, много воды... И еще люди – приборы из плоти, они всю жизнь, изо дня в день могут заворачивать сосиски, выглядеть, ставить штампы, поднимать производительность и вколачивать гвозди... Бессознательно они презирают себя и потому выдумывают совершенных и всемогущих богов и рождают безжалостных убийц... Худосокова...

Шорох прервал мои мысли, я потянулся, сел, обернулся к Ольге и увидел, что рядом с ней сидит Шварцнеггер с пистолетом в руке и смотрит на меня как на рулон дешевой туалетной бумаги.

– Где остальные? – спросил Шварцнеггер бесстрастным голосом автоответчика.

– Не знаю... – ответил я упавшим голосом. – Я проснулся – детей не было. Ушли, наверное, в пещеру...

– Не в трещину?

– Полина не пролезла бы...

Шварцнеггер подошел к трещине и, настороженно оглянувшись на меня, попытался просунуть в нее голову. Она, к моему глубокому неудовлетворению не пролезла (в воображении я видел, как молочу его, застрявшего, ногами). Следов Леночки, к счастью, он видеть не мог – солнце расположилось так, что слепило ему глаза.

– Кровь? – спросил Шварцнеггер, заметив бурые потеки.

– Это либо Баламут, либо Бельмондо пытались просунуть свои глупые головы... Ну, как ты сейчас пытался...

– Они, что выздоровели?

– Если бы выздоровели, не совали бы...

– Про них тоже ничего не знаешь? – спросил с холодной ухмылкой, пристально заглядывая мне в глаза.

– Откуда? Они раньше нас в бреду смылись... Я по крови только понял, что они сюда заглядывали... Разве здоровый человек...

– Бери бабу, пойдем, – не дал сказать Шварцнеггер. – Она за мной, ты за ней. Если что, убью обоих. Ферштейн?

– А на фиг идти?

– Хозяин приказал к обеду доставить.

– К обеду? Что же ты раньше не говорил, что к обеду? Мы бы давно уже в штольне были...

– Много говоришь. Пошли.

– А можно мне по большому? Я недолго?

– Если долго, досирать в штаны будешь...

И Шварцнеггер, взяв Ольгу за руку, повел за собой к выходу из камеры. Когда они скрылись в проходе, я устроился напротив трещины и начал забрасывать пылью след Ленкиного ботиночка. Забросав, натянул штаны и кинулся догонять Ольгу.

Оставив нас в краале, Шварцнеггер ушел в карст искать, как я подумал, Баламута и Бельмондо с их дамами. Перед тем, как исчезнуть в лазе, он посоветовал мне не устраивать на него засад.

У устья штольни я нашел картонный ящик с провизией – в основном консервы, печенье и другая съедобность, продающаяся в любом уличном магазинчике. Накормив Ольгу и поев сам, я устроился на траве и задумался, что делать дальше. И сразу же в голову пришла мысль, что неплохо бы замуровать Шварцнеггера в карсте.

"А если друзья не нашли выхода и не сбежали? Да и чем замуровывать? – рассудил я и, в конце концов, решил воспользоваться подсказкой Шварца и устроить на него засаду. И устроить ее не у выхода из лаза, а где-нибудь в пещере, тем более, что фонарь мой светил еще ярко. Один на один против вооруженного до зубов супербизона я ничего не смог бы сделать, а вот где-нибудь уронить на него камушек килограммов в пятьдесят-сто, а потом постоять над тем, что останется с непокрытой головой – вполне мне по силам.

Место для засады нашлось довольно быстро. Невдалеке от входа в пещеру из штольни проход раздавался в стороны и вверх, образуя довольно просторную камеру, под сводом которой, как раз над нашей тропой, зияла вместительная ниша.

"Если спрятаться в ней, то можно устроить славную охоту на кабана..." – подумал я.

С трудом выломав кусок сталактита килограмм в пятьдесят, я закинул его в нишу и забрался сам. Забравшись, осмотрелся и обнаружил, что нахожусь не в нише, а в поросшей известковыми сосульками узкой и невысокой извилистой галерее, полого уходящей вверх. Поместив обломок сталактита на самый край ее устья, как раз над основным проходом, потушил фонарь и улегся дожидаться добычи. Не успели мои глаза раствориться в кромешной темноте, как я сообразил, что в ней будет весьма затруднительно сбросить мою "бомбу" точно на темечко Шварцнеггера. И, если я промахнусь, и она, не дай бог, упадет ему на мизинец ноги, то он размажет меня по стенкам пещеры как печеночный паштет... И мне пришлось спускаться в проход и сооружать под моей засадой баррикаду. "Наткнется на нее, чертыхнется, я услышу и сброшу свою посылочку прямо на спину..." думал я, укладывая куски сталактитов один на другой.

Когда баррикада была готова, до меня дошло, что, увидев ее, Шварцнеггер насторожится, и все мои труды пойдут насмарку. Я сел чесать затылок, но это не помогло. Пнув ногой баррикаду, уселся на ее развалинах в позе роденовского[35] мыслителя. Эта поза оказалась гораздо продуктивней простонародного способа оживления мыслей, и скоро я придумал поставить растяжку. Нитки у меня всегда были с собой, а сигнальных мин, то есть камушков, под ногами было полно. Закончив установку растяжки, я забросил наверх еще пару обломков сталактитов и забрался сам.

Устроившись в засаде, несколько минут наслаждался своей догадливостью, затем в голову пришла мысль: "Ты все-таки дурак – в скале звуки распространяются очень далеко и Шварцнеггер, наверняка, слышал твою возню со сталактитами". Но делать было нечего, и я решил оставаться в засаде – все равно он меня не убьет: приказа такого не было. Надает по фейсу и поведет ужинать.

• Предыдущая
• 48/78
• Следующая