Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич - Страница 35

• Предыдущая
• 35/66
• Следующая

– Что я вам должен? – аккуратно поставив пустой стакан на стол, спросил Полуянов.

– Вы еще не уверены, помог я вам или нет.

– Я уверен.

– Мы еще встретимся. Вы сегодня намерены уехать? – буднично спросил хозяин дома.

– Я собирался уехать вчера. Не всегда наши желания исполняются так, как нам того хочется.

– Исполняются, непременно, – произнес Ястребов, легко вставая с кресла. – Жизнь часто поворачивается другой стороной, и мы видим ее изнанку. Изнанка всегда неприглядная – узелки, перепутанные нити, темные пятна. Как в вышивке, нельзя сделать одинаково красивой лицевую сторону и изнаночную.

– Я с вами согласен.

В горле Антона Полуянова пересохло, словно бы он проглотил горсть сухого песка.

– Человек красив снаружи, а если подумать, что у него внутри, то иногда оторопь берет..

– Вы имеете в виду внутренности?

– И внутренности тоже. Часть женского тела, к обладанию которой вы стремитесь, не жалея ни денег, ни сил, на поверку оказывается сморщенной неприглядной кишкой. Сходите как-нибудь в анатомический театр. Но самое страшное – это душа, мысли. Не у каждого хватает решимости сделать то, что он хочет.

А хочется многого, очень многого – и мне, и вам, и малым детям, и древним старикам. И заметьте, хочется зачастую именно того, что запрещено. Одни боятся тюрьмы, другие огласки, третьи – своей совести. И как легко, если наши желания выполняет кто-то другой!

Пространные речи Ястребова привели Полуянова в замешательство. Так не говорят на второй день знакомства, не лезут в душу.

«Кто он мне? – подумал Антон. – Я вижу этого человека второй раз в жизни».

Ястребов улыбнулся:

– Вы думаете, я вас не знаю? Это не так.

Бывает, достаточно одного взгляда на человека, чтобы понять, что творится у него внутри, увидеть его насквозь. Желания – как огонь, вспыхивают от случайной искорки. Пламя постепенно разгорается и кажется вечным, но проходит немного времени, и оно гаснет. Рассыпаются угли, – Ястребов бросил взгляд на камин, – они еще могут обжечь, но они уже ничто. Пройдет немного времени, и жалкие угли превратятся в серый безжизненный пепел, никому не нужный и бессмысленный.

– Странно.., мне кажется, что вы местный, – признался Антон, – вы словно выросли здесь. И в то же время чужой.

Лицо Ястребова вдруг сделалось мрачным, смуглые нос и скулы заострились, в глазах появилась темнота.

– Все люди – звенья одной цепи, у всех в жилах течет красная кровь, яркая, горячая. И неважно, где человек живет. Всегда можно найти точку соприкосновения. Две одинаковые точки сливаются. Это та искорка, о которой я говорил.

– Та, из которой возникают пламенные желания? – спросил Антон.

– Да, – коротко ответил Ястребов, легко вставая с кресла.

Он ударил кочергой по еще хранившему форму, пышущему жаром полену, и то рассыпалось на мелкие угли. Всего на мгновение показались языки пламени и тут же осели, прячась в золу.

– Идите и не оборачивайтесь, – уже у калитки предупредил Ястребов.

И Полуянов пошел, чуть пошатываясь, чувствуя себя опустошенным, вывернутым наизнанку.

"Чего только болезнь с человеком не сделает, – подумал он, – поверишь во что угодно.

Не помогут доктора – поверишь в чудо, бросишься к знахарям, колдунам. Хотя какой он колдун? В доме компьютер, спутниковая антенна… Странный мужик. Загорел так, будто половину жизни прожил на Экваторе. Да и говорит по-русски правильно, но с каким-то странным акцентом. И все же он местный, есть в нем что-то неуловимое от здешней природы. Я же вижу.

Взять, например, Краснова, чисто русский мужик, а в Погосте все равно чужой. И проживи он здесь тридцать лет, а своим никогда не станет.

Да, будут с ним выпивать, разговоры разговаривать, но душу ему никто не откроет. А Ястребов, может, и не жил здесь никогда, может и слова тебе не сказать, но заглянет в глаза и увидит до самого дна".

Марина и Краснов уже завтракали, устроившись возле вагончика, на железной бочке, поверх которой положили деревянный щит.

– Смотри-ка, живой! – крикнул Краснов. – Я уж подумал, тебя до смерти залечили. Бледный ты какой-то.

– Это после вчерашнего, – недовольно ответил Полуянов, ему не хотелось рассказывать Сергею о том, что происходило в доме мельника.

Марина смотрела на Антона настороженно и немного испуганно. Она до сих пор чувствовала покалывание в пальце. Казалось, костяная игла обломилась и острие до сих пор в теле. Она сжала пальцы. Боли не прибавилось, не уменьшилось, она существовала сама по себе.

«Я отдала ему каплю своей крови».

– Ну, признавайся, – Сергей налил крепко заваренный кофе в граненый стакан и подвинул Антону. – С сахаром, как ты любишь.

Лечил чем? Сушеными летучими мышами?

Жабами?

– Перевязал, – Полуянов расстегнул рубашку и продемонстрировал тугую повязку из бинтов.

– Ничего себе! – изумился Сергей. – Еще бы гипс на тебя наложил.

– Не болит? – поинтересовалась Марина и прикоснулась ладонью к плечу.

– Нет, – честно ответил Полуянов, хотя ему хотелось, чтобы Марина его пожалела, чтобы в глазах появилось сострадание.

Женщина, убрав руку с плеча Полуянова, посмотрела на розовую подушечку пальца. Ни следа от укола, ни боли больше не было.

– Ты чего улыбаешься? – спросил Краснов у жены.

– Просто хорошо. Опять все мы вместе.

Эти слова почему-то покоробили Полуянова.

«Надолго ли?» – пришла в голову мысль.

– Мы всегда будем вместе, – ответил Краснов в пространство, – пока не умрем. Жили счастливо и умерли в один день.

– Ты еще скажи, что нас в одной могиле похоронят!

– Почему бы и нет? Можно на кладбище место купить и даже памятники заказать одинаковые.

– Я хочу, чтобы меня похоронили здесь, – задумчиво произнес Антон Полуянов, наверное впервые за свою жизнь высказав сокровенное желание.

Марина вдруг сделалась грустной. Она подумала: «А как же я?»

Вариант, предложенный мужем, ее не устраивал. Она увидела четыре одинаковые могилы с черными лабродоритовыми памятниками и абсолютно глупыми фотографиями. На них четверо молодых улыбающихся друзей. Ей места не было. Вариант, предложенный Полуяновым, ее также не устраивал. Она не была против того, чтобы лежать рядом с Антоном, во всяком случае, сейчас ей казалось именно так. Только не на сельском кладбище, где о памятник чесались бы коровы…

– Все, отдых кончился. Пикник удался, хотя напиться так и не удалось, – хлопнув в ладоши, громко произнес Краснов. – Вернемся к делам.

Петровичу заряда хватит на неделю, если что, то будет рыть руками и ведрами выносить.

За бассейн я спокоен. К концу лета стройку закончим и перейдем к отделке. Не забывай, Антон, это ты строитель, еще две новые заправки возле Кольцевой на твоей совести.

– Заказ, конечно, хороший, денежный, – Антон крутил в руках сорванную травинку. – Я готов хоть завтра начать стройку, но проблема, как всегда, в деньгах. Московских строителей нанимать дорого, украинцев с молдаванами я хоть сегодня поставить могу, но рассчитываться надо наличными. Послезавтра этот вопрос и решу.

Краснов скептически усмехнулся. Он считал себя куда более расторопным, чем Полуянов.

– Не успеешь отбить.

– Я уже созвонился. Два дня убить придется. Помнишь нефтяников, мужиков из Ханты-Мансийска? У них свободная наличка сейчас есть, обещали в счет будущего контракта деньги сейчас дать. Выпить, правда, с ними придется немало, они же не так, как мы, пьют. Если сядут за стол, то два дня не поднимаются.

– Что ж, сочувствую.

Антон потер небритый подбородок.

– А кому сейчас легко?

– Я тоже этих мужиков помню, – задумчиво проговорил муж Марины, – когда они к тебе весной приезжали.

– Завтра придется вылетать.

Антон машинально хлопнул рукой по карману рубашки, где лежал паспорт. У него была привычка засовывать билет под обложку паспорта.

– Хорошо хоть, не за границу лететь, иначе бы таможенники тебе бинты раскрутили, – засмеялся Краснов. Я прошлый раз летал, так таможенники на досмотр из очереди мужика потащили. Сам худой, а живот у него как бочка. Думали, контрабанду везет. А он просто пиво любит, весь полет сидел и ругался.

• Предыдущая
• 35/66
• Следующая