Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич - Страница 13

• Предыдущая
• 13/66
• Следующая

Илья осмотрелся. Что-то странное произошло в окружающем его мире. Вода словно застыла, сделалась стеклянной, даже водомерки перестали сновать по поверхности. Ветви деревьев, листва застыли, а синева неба сделалась глубокой, как бывает поздним вечером. Мальчишка прислушался: ни кузнечика в траве не услышишь, ни пчела не жужжит. И птицы смолкли. Ему показалось, что он остался один на всем белом свете.

Холодная дрожь прошла по телу. Илья дернул удилище и смотал леску. Хотелось бежать, но ноги словно налились свинцом. Попов сын пошевелил пальцами и зябко поежился. Чтобы придать себе уверенности, крикнул:

– Эй!

Его крик словно потонул в загустевшем воздухе. И тут эту плотную тишину разорвал, разрезал, разломал надрывный крик петуха. Крик прозвучал как вопль утопающего в открытом море и остался без ответа.

Илья схватил ведро, удилище, банку с червями и стал выбираться подальше от омута.

«Где же солнце?» – подумал мальчик, запрокинул голову и посмотрел в небо.

Высоко черным крестом висел в воздухе ястреб. Птица казалась приклеенной к синеве неба.

"Кого он высматривает? – подумал мальчишка и вдруг понял:

– Меня! – Холодный пот побежал по позвоночнику, зубы застучали. – И зачем я пошел один на омут? Лучше бы ловил у моста, там хоть люди ходят".

Вновь закричал петух. На этот раз крик птицы прозвучал еще короче, еще резче, словно петуху перерубили горло топором. Пальцы разжались, удилище упало в траву. Илья пригнулся, прячась за кустом малины. Он вел себя так, словно за ним кто-то следил, словно он был зверек, за которым охотятся.

– К дому.., к дому, мама… – прошептал он.

Он стал взбираться на откос, поскользнулся.

Ведро перевернулось, и еще живая рыба запрыгала по траве. Илья дрожащими пальцами хватал выскальзывающую рыбу, бросал в ведро.

За водой возвращаться к омуту побоялся.

И тут в третий раз вскрикнул петух. Крик был совсем короткий, как вспышка, потом стремительно оборвался, и после этого до слуха ребенка донеслись странные звуки, будто заколачивали в большую пустую бочку гвозди.

Звук доносился из-за забора, огораживавшего мельницу.

Мальчишке стало и страшно, и любопытно.

Он почувствовал, что не сможет уйти отсюда, пока не узнает, что происходит за забором.

Илья оставил ведро с рыбой, банку с червями и удочку на траве под малиновым кустом и, крадучись, двинулся к дому мельника. Из-за забора виднелась крыша, серебристая тарелка антенны и вился голубоватый дымок. Пахло чем-то странным, незнакомым, пугающим, но приятным.

Илья втянул воздух, закашлялся, запершило в горле. Тут же закрыл ладонью рот. Подобрался к дощатому забору близко-близко, уперся в него ладонями.

«Ни одной щели, ни одного вывалившегося сучка!»

Удары молотка, забивавшего гвозди, как думал мальчик, становились все чаще и чаще. Ребенку казалось, что даже забор вибрирует от этих ударов, как живой.

"Должна же быть хоть одна дырка! Должен же я видеть, что там происходит!

Ладони прилипали к доскам, к сладковатому запаху дыма примешался запах свежевыступившей смолы. Этот запах был знаком с детства и не пугал ребенка. Илья шел вдоль забора по мокрой траве и успокаивал сам себя: «Посмотрю и уйду. Взгляну один разик, кто это там так барабанит».

Он нашел щель, припал к ней и не сразу сообразил, что происходит, словно по ту сторону забора существовал совсем иной мир, доселе ему неведомый и незнакомый. Горел костер в кольце серых валунов. Огонь жгли часто, валуны потрескались и осыпались кое-где. Пламя ровно гудело. У костра в блестящей фиолетовой накидке стоял высокий мужчина и стучал ладонями в барабан, узкий и длинный, как бревно.

Между домом и костром распростерлась площадка, ровно засыпанная желтым речным песком, идеально выровненная. И на этом песке был высыпан замысловатый узор.

Илья даже не сразу распознал рисунок. Завитки, цветные пятна были нереально яркими, таких цветов в природе не бывает. Мальчишка забыл об омуте, забыл, где находится. Он смотрел как зачарованный на действие, разворачивающееся перед его глазами. Пульсировал барабан, гудело пламя. Мужчина тихо напевал в такт ударам. Мальчишка не понимал слов, но ощущал в них злую силу, как в ругательствах, слышанных им от деревенских мальчишек.

Мужчина, пританцовывая мелкими шагами, двинулся вокруг костра. Илья чуть не вскрикнул, когда его взору открылся треснувший каменный жернов, на котором лежал черный петух с перерезанным горлом. Крылья птицы еще вздрагивали, словно она пыталась взлететь.

Мужчина тем временем повернулся к Илье лицом. На его щеках, лбу горели яркие полосы, нанесенные краской, на губах алела свежая кровь.

И тут взгляды мальчика и хозяина дома встретились. Илья оцепенел, боясь пошевелиться. Он уже не сомневался, что мужчина видит его сквозь доски забора, чувствует его присутствие.

Удары барабана стали чуть реже, петух с отрубленной головой резко дернулся и затих.

– Колдун… – прошептал Илья, не находя в себе силы отойти от забора.

На окровавленных губах колдуна мелькнуло подобие улыбки, ярко блеснули розовые окровавленные зубы.

– Не бойся, – прозвучал вкрадчивый, заползающий в душу голос.

И от этого стало еще страшнее.

Мужчина простер над костром руки, и пламя рванулось ввысь, взметая снопы искр. Мальчишка зажмурился. А когда вновь открыл глаза, то колдуна уже не было.

– Я же говорил, не бойся, – услышал он вкрадчивый голос у себя за спиной. На его плечо легла горячая рука. Мужчина с разрисованным смуглым лицом нагнулся и прошептал на ухо мальчишке:

– Ты не должен был этого видеть.

– Да, – прошептал Илья.

– Но ты видел. Пойдем.

Влажная от страха ладонь мальчишки исчезла в пальцах колдуна. Илья боялся поднять голову, брел, глядя на траву, на свои босые ноги. Он перешагнул через брошенную удочку, его босые ступни заскользили по откосу. Вот и мельничный омут с торчащими от воды почерневшими от времени сваями. Дерево искрошилось, как зубы во рту древнего старика.

Мужчина подвел мальчика к самой воде. Он стоял у него за спиной, положив горячие ладони на худые вздрагивающие плечи. Илья боялся оглянуться.

– Иди. Ты ничего не видел.

Ладонь колдуна легла мальчишке на глаза.

Колдун резко отдернул руку. И Илья увидел перед собой не омут, а песчаную проселочную дорогу.

– Иди, не медли, – прозвучал ласковый голос.

Илье стало легко, спокойно, будто тяжелая ноша упала с плеч. И он пошел по согретому солнцем песку. Легкое облако набежало на солнечный диск, и мгновенно исчезли тени.

Солнечные блики исчезли с лобового стекла старого грузовика, и Григорий Грушин, водитель молочного завода, поднял солнцезащитный козырек. Песчаная проселочная дорога вилась среди полей. Грузовик переваливался на выбоинах, в кузове грохотали пустые бидоны. Григорий ехал в деревню Погост за молоком. Оставалось еще пять километров.

«Пусто как», – подумал Григорий и потянулся к квадратной пачке «Беломора». Но отдернул руку, вспомнив, как утром его замучил кашель.

Грузовик перевалил через пригорок, на несколько мгновений водитель засмотрелся на купола церкви, возносившиеся над старыми липами.

Только отсюда их и можно было разглядеть. Грушин вздрогнул и резко вдавил педаль тормоза.

Навстречу машине, глядя перед собой невидящими глазами, шел босой мальчик с удочкой и ведром.

Григорий зло посигналил, но мальчишка даже не поднял голову. Грушин тормознул так резко, что машина заглохла. Он зло выругался и спрыгнул на дорогу. И тут подготовленные ругательства застряли у него в горле: дорога была пуста до самой деревни.

«Черт знает что такое! – подумал Григорий, ощутив, как мелко трясутся его руки и становятся влажными ладони. – Был же мальчишка!» – он даже заглянул под машину, но и там мальчика не оказалось, лишь клубилась пуль.

Грушин вытряс из картонной пачки папиросу. Табачная крошка прилипла к влажной ладони. Язычок пламени лизнул кончик папиросы, и водитель втянул горький дым.

• Предыдущая
• 13/66
• Следующая