Европейский фашизм в сравнении: 1922-1982 - Випперман Вольфганг - Страница 31

• Предыдущая
• 31/57
• Следующая

Этот относительно сдержанный внутриполитический курс резко критиковали старые фалангисты, видевшие, как их миллионная государственная партия, известная под названием «movimiento» («движение»), все больше теряет свое влияние, а власть военных и церкви, всегда вызывавшая у них зависть, остается неизменной. Вся слабость этой партии, хотя и многочисленной, но весьма разнородной и отнюдь не состоявшей из одних только подлинно фашистских элементов, обнаружилась после смерти Франко 20 ноября 1975 года. Принц Хуан Карлос, провозглашенный через два дня после этого королем и главнокомандующим вооруженными силами, смог опять разрешить партии и приступить к политике постепенной демократизации без помех со стороны бывшей государственной партии. В начале 1977 года Хуан Карлос распустил «movimiento» без серьезного сопротивления руководства и миллиона членов этой некогда столь сильной на вид государственной партии.

Хотя в это время политик Мануэль Фрага Ирибарне сумел снова объединить различные праворадикальные и фашистские силы, его партия «Народный альянс» («Alianza Popular») до сих пор не смогла преодолеть внутренние раздоры и образовать ядро новой фашистской партии с массовой базой. С другой стороны, неровное и непредсказуемое развитие испанской внутренней политики в последнее время показывает, как трудно, даже невозможно высказать в этом отношении какие-либо прогнозы. Ведь перед военным путчем 1936 года фаланга тоже была небольшой, относительно слабой фашистской сектантской партией.

Все еще вызывает вопросы поведение армии, которая, по всей видимости, не хочет отказаться от своей традиционной роли «фактора порядка», так что прочность вновь установленной демократической системы в Испании представляется проблематичной. Но с другой стороны, поразительно быстрый и не вызвавший почти никаких трудностей распад франкистской системы указывает на то, что этот режим с самого начала занимал промежуточное положение между авторитаризмом и фашизмом. В ретроспективном плане многое говорит в пользу предположения, что в этом случае несомненно фашистские черты всего лишь прикрывали авторитарные по своему характеру структуры. Верно, что режим Франко в первых своих фазах проводил крайне антисоциалистическую и антидемократическую политику, а в отношении национальных меньшинств преследовал также националистические цели Но с течением времени эти его черты ослабели, точно так же как встречавшиеся и в других фашистских диктатурах антикапиталистические части программы, между тем как антисемитские тенденции никогда не выдвигались. Франкистская государственная партия, возникшая из объединения политических сил, отчасти не фашистских по своему характеру, не только была подчинена воле Франко, но никогда не могла противостоять господству армии и церкви. Когда часть духовенства отказалась поддерживать авторитарный курс режима, а военные большей частью остались пассивными, эта правящая партия, казавшаяся столь мощной и нередко считавшаяся третьей опорой режима, оказалась неспособной обеспечить ему необходимое плебисцитарное одобрение. Эта столь сильная на вид многочисленная партия даже ни разу не пыталась защитить созданные Франко авторитарные структуры и связанную с его именем систему. По-видимому, все говорит в пользу, может быть, слишком смелого тезиса, что «полуфашистская» диктатура Франко снова превратилась путем обратного развития в авторитарный режим, который затем, шаг за шагом и без революционных переворотов, смог превратиться в демократический строй.

Случай Испании еще раз напоминает, насколько необходимо – по научным и политическим мотивам – проводить различие между фашизмом (в его различных формах) и авторитаризмом. При этом важное значение имеет фактор времени, то есть то обстоятельство, что и фашистские, и авторитарные режимы могут развиваться в обоих направлениях. Но если франкистский режим, вопреки некоторым его тенденциям, не развился в фашистскую диктатуру, а напротив, его фашистские и даже авторитарные черты все более ослабевали, это объясняется также и общей ситуацией в мировой политике, существенно изменившейся после 1945 года. Эта ситуация, как мы подробнее расскажем в главе о так называемом неофашизме, затрудняла образование и существование фашистских диктатур.

Со времени захвата власти Муссолини социалистические и коммунистические теоретики фашизма неоднократно пытались объяснить возникновение и структуру фашизма с помощью критериев, извлеченных Марксом и Энгельсом из анализа бонапартистского режима Наполеона III во Франции[151]. Они доказывали, что фашизм, подобно бонапартизму, пришел к власти в ситуации равновесия классовых сил, когда буржуазия была уже неспособна, а пролетариат оказался еще неспособным взять и удержать власть. В этой ситуации партии и круги, связанные с буржуазией, отказались от политического управления в пользу исполнительной власти, чтобы надежнее закрепить свою социальную власть – власть над средствами производства. Осуществляя это политическое управление, контролируемая фашистами исполнительная власть стала в значительной мере независимой и поднялась над всеми классами.

Мы не можем входить здесь в подробности такой интерпретации фашизма, ориентирующейся на теорию бонапартизма. Мы решительно отклоняем даже во многом реалистическую попытку Августа Тальгеймера отождествить фашизм с бонапартизмом; но все же следует отметить некоторые прямо бросающиеся в глаза параллели и черты сходства между фашистским и бонапартистским режимом. Во всяком случае, первая французская империя, и в особенности вторая, были попытками сдержать и преодолеть революцию революционными средствами. Бонапартистской системе Наполеона I и Наполеона III удалось интегрировать большие, главным образом крестьянские, массы и противопоставить их революционному движению, а это движение, в свою очередь, умиротворить репрессиями и также методами интеграции. Например, Наполеон III умел добиваться плебисцитарного согласия, проводя социальные улучшения, а в первое время стремился отвлечь внимание от внутренних общественных проблем видимостью внешних успехов. В целом, таким образом был подготовлен и проведен переход от аграрного общества к массовому индустриальному обществу, проходивший во Франции медленно и с запозданием, но без значительных общественных беспорядков. Более поздний фашизм принял за образец эти амбивалентные репрессивно-интеграционные методы господства, выработанные бонапартизмом. Хотя контрреволюции, прошедшие под знаком бонапартизма, снова и снова устранялись революциями снизу (1830, 1848, 1870), бонапартистская традиция во Франции уцелела, дополнив и отчасти заменив собой революционную традицию.

Это проявилось в 1887—1888 годах, когда во время экономического и политического кризиса республики генерал Буланже, применивший антипарламентские и плебисцитарные методы, сумел выиграть выборы как раз во многих промышленно развитых местностях Франции[152]. Хотя «кризис Буланже», в котором Фридрих Энгельс усматривал уже новый, «третий период бонапартизма», не привел к гибели республики, он показал правым и монархическим силам Франции, как можно успешно бороться с ненавистными им революционными традициями Франции с помощью идеологий, особенно действующих на массы как раз вследствие их революционного происхождения. Таковы были идеологии национализма, обращенного в прошлое реакционного антикапитализма и особенно антисемитизма, проявившего во время «дела Дрейфуса» в конце 19 века свою способность к мобилизации масс и вместе с тем свою поляризующую силу.

В 1899 году, на вершине «дела Дрейфуса», эти идеологические течения были восприняты и использованы организацией, ставившей себе, наряду с националистическими и антисемитскими, также некоторые антикапиталистические и даже синдикалистские цели. Это была «Аксьон Франсэз» («Французское действие», «Action Francaise»), имевшая в лице Шарля Морраса выдающегося идеолога, а в качестве партийной силы – «Королевских молодчиков» («Camelots du Roi»), готовых добиваться политических целей также и насильственным путем. В организационном и идеологическом отношении «Аксьон Франсэз» была предшественницей многих черт будущего итальянского фашизма[153]. Фашистские движения, возникавшие во Франции с 20-х годов, были не только родственны «Аксьон Франсэз» и составляли в идеологическом отношении ее прямое продолжение – они были связаны с ней также в конкретно-историческом смысле и даже персонально, так что «Аксьон Франсэз» была не просто предшественницей фашизма. Но хотя вследствие этого во Франции можно было ожидать быстрого и успешного развиаия фашизма, ничего подобного не произошло. Это объясняется экономическими, социальными и политическими условиями, сложившимися во Франции после 1918 года.

• Предыдущая
• 31/57
• Следующая