Дело Кирсанова - де Вилье Жерар - Страница 26

• Предыдущая
• 26/44
• Следующая

— Боб здесь!

Скоро «гориллы» должны были обрести то, без чего им здесь нечего было делать.

Помощник Джеймса Барри стоически ждал их на солнцепеке. Самолет прилетел полупустой: даже японцы боялись испанского пекла. Хотя воздух в «Боинге-737» охлаждался, Джеймс Барри уже взмок от пота. При своей тучности он плохо переносил жару, но операция не могла завершиться без него.

Кирсанов встал во весь свой стодевяностосантиметровый рост. На лице его заиграло некое подобие красок, взгляд несколько оживился. Пока он сходил по трапу, Крис и Милтон заслоняли его своими телами. Перед отъездом из Мадрида Кирсанов обстоятельно побеседовал с Джеймсом Барри по поводу миллиона долларов. Американец, в сущности, обязался вручить ему эту сумму при любых обстоятельствах, что заметно подняло дух Кирсанова, чему способствовало также ожидание скорой встречи с Исабель дель Рио.

— Боже мой, это же пекло! — воскликнул Крис Джонс, сойдя с трапа.

Правду сказать, на солнце было не более 45 градусов. Малко погрузился в недра «мерседеса» с кондиционером, нанятого Бобом у «Бюдже» по стоимости «гольфа». Сам же Боб увлек Джеймса Барри к пригнанному им белому «бьюику». Крис и Милтон вступили во владение чемоданом, содержащим их боевой арсенал. Пять минут спустя они уже катили к Севилье. Можно было подумать, что они очутились в Марракеше[4]: пальмовые рощи, заросли бананов, широкие, пересекающиеся под прямым углом автострады. Когда подъехали к гостинице «Альфонс XIII», «гориллы» долго таращились на здание.

— У нас такая хреновина только под музей сгодилась бы, — объявил наконец Милтон.

Между тем архитектура «пылающего рококо» «Альфонса XIII» выглядела весьма внушительно: внутренние дворики, колоннады, многоцветные вымостки, деревянные панели!..

Крис Джонс ткнул пальцем в сторону двух резных дверей темного дерева посреди холла и благоговейно прошептал:

— Глянь-ка, исповедальни!

То были всего лишь двери лифта... Целое крыло пятого этажа, обращенное к Авенида Сан Фернандо, занимали лифты, а каждый номер поспорил бы размерами с баскетбольной площадкой. Едва войдя к себе — между номерами Малко и Криса, — Кирсанов бросился к телефону, не обращая внимания на вошедшего следом Малко.

Нетрудно было догадаться, кому он собирался звонить...

Трубку снял слуга и передал ее Исабель дель Рио.

— Я приехал, — сказал русский. — Когда встретимся?

Малко не слышал ответа, но видел разочарование на лице Кирсанова.

— Сегодня вечером она не может приехать, — сообщил он, положив трубку. — Ужинает с мужем. Буду ждать ее завтра к пяти часам.

— Как и было условлено, — проронил Малко. — Но настоящая встреча у нас завтра в полдень, в соборе. Оттуда прямо в Роту...

— Но как же я...

— Григорий Иванович, перед вами целая жизнь, — прервал его Малко. — Прежде всего нужно вывезти вас из Испании: вы в смертельной опасности.

— Знаю, — кивнул русский.

Казалось, что все стало ему вдруг безразлично, точно перестало его касаться. Славянская душа!

Появился обливающийся потом Милтон Брабек. Мокрая рубашка прилипла к могучей груди. Он только что обследовал всю гостиницу, включая сады.

— Все, вроде, в порядке, — сообщил он. — За исключением температуры. Я все равно что северный медведь, если его сбросить посреди Сахары.

Григорий прямо в одежде растянулся на кровати. Малко оставил его в покое. Крис и Милтон расположились на лестничной площадке у самых дверей, чтобы держать в поле зрения сразу и лифты, и коридоры. В холщовых мешках рядом с ними лежало нечто такое, от чего могли вспыхнуть, как спички, великолепные панели темного дерева «Альфонса XIII».

Оставалось лишь молиться о том, чтобы в ближайшие часы все шло гладко.

Разочарованный пианист во фраке лениво перебирал ноты рыхлой аранжировки «Кармен», тщетно пытаясь придать хоть какой-то уют гигантскому и почти пустому обеденному залу.

Величественные хрустальные люстры, свисавшие с покрытого цветной лепниной потолка пятнадцатиметровой высоты, казалось, готовы были рухнуть на две загулявшие парочки и занимавших отдельный стол Малко, Кирсанова, Джеймса Барри, Боба и двух «горилл». Одна из молодых женщин за соседним столиком, явившаяся в ресторан в одном оранжевом купальнике, не считая туфелек и кургузой юбчонки, определенно перебрала сангрии. Она поминутно подходила к невозмутимому пианисту и принималась стучать каблуками в подражание танцовщицам фламенко.

Целое полчище официантов и метрдотелей, суровых, как служащие похоронного бюро, сновало вокруг трех столиков, мечтая, очевидно, лишь о том, чтобы пойти спать.

Несмотря на все его великолепие, сей пышный интерьер в духе Мариенбада начинал в конце концов действовать угнетающе. Григорий Кирсанов зевнул и отодвинул блюдо гаспачо, к которому, в сущности, не притронулся.

— Я пошел спать, — объявил он.

Пианист, встрепенувшийся от звука отодвигаемого стула, вновь заиграл увертюру к «Кармен», видимо, единственной пьесы в его репертуаре. Сопровождаемый «гориллами», русский вышел во внутренний двор.

— Есть ли какие-нибудь известия из Мадрида? — спросил Малко у Джеймса Барри, который тоже ничего не ел.

— Никаких. Вероятно, все в порядке. Пойду-ка и я спать.

Они заказали билеты до Севильи под вымышленными именами. КГБ не имел возможности проверять всех пассажиров, улетавших из Мадрида, как, впрочем, и следить за всеми перемещениями Кирсанова, что значительно уменьшало риск.

Тем не менее, Малко томился тревогой. Уж слишком гладко все шло.

Оставшись в одиночестве, он велел подать себе водки на внутреннюю террасу бара, расположенного во дворе гостиницы. Жизнь, казалось, затихла в спящей громаде «Альфонса XIII». Звуки ночного города не проникали сквозь толстые стены. Где-то в отдалении послышались редкие удары колокола, точно звонили за упокой чьей-то души.

Солнце немилосердно палило заставленную туристскими автобусами Пласа де ла Жиральда, над которой возвышалась махина готического собора, щетинившегося каменными шпилями. Подле него возносился к небу величественный минарет, «переоборудованный» в звонницу. Устроившийся в тенистом уголке пьяница, совершенно раскисший от пива, распевал во всю глотку пламенное фламенко: «Мне восемнадцать лет, но пью я только воду...»

В Севилье люди рождались с гитарным наигрышем в зубах.

Милтон Брабек задрал голову у собора:

— Это будет почище Диснейленда!

Водрузивший на нос черные очки, Кирсанов ступил под своды собора. За ним последовали оба «гориллы», Джеймс Барри и Малко. Разминулись с французами, прилетевшими рейсом Эр Франс из Малаги, чтобы за смехотворную плату провести конец недели в Андалусии. Вооруженные киноаппаратами, те снимали на пленку гигантский придел, третий по величине в мире.

Малко приотстал, чтобы осмотреться и привыкнуть к полумраку. Невзирая не нестерпимый зной, он надел куртку, под которой прятал длинноствольный «викинг». Что же до «горилл», пиджаки на них топорщились и бугрились до совершенного безобразия, точно их носителей поразил некий малоизвестный и страшный недуг.

По всей окружности необъятного придела располагались десятки часовен, обнесенных тяжелыми коваными оградами, посвященные каждая какому-либо святому. Их стены были сплошь увешаны пыльными картинами, собиравшимися на протяжении многих сотен лет, самая скромная из которых составила бы предмет гордости любого музея в мире. У скромной часовни, поставленной в память об Иуде, не было видно ни души. Естественно, посетителей привлекали святые, носящие более звучные имена. Часы показывали уже четверть первого: Исабель задерживалась. Джеймс Барри подошел к Малко.

— Боб поставил машину на Авенида де ла Конститусьон. Ключи на полу. Где же Исабель дель Рио?

— Сейчас придет, не волнуйтесь, — ободряюще проговорил Малко.

Лишь бы у нее не случилось какой-нибудь заминки! Кирсанову просто плохо станет... В любом случае они тронутся в путь никак не позднее половины первого. «Мерседес» стоял на Пласа де ла Жиронда, на видном месте.

• Предыдущая
• 26/44
• Следующая