Сельва не любит чужих - Вершинин Лев Рэмович - Страница 72
- Предыдущая
- 72/127
- Следующая
Впрочем, судя по дальнейшему, как раз условности ее интересовали меньше всего.
– Здравствуйте, гомо, – сказала собака, оторвавшись от ловли блох. – С прибытием. Вы, я вижу, не местный?
Если она полагала, что прибывший будет поражен, то не на того напала. Стажируясь на посту ассистента судебного исполнителя в трущобах Семьсот Восьмого, Крис Руби успел навидаться и не такого. В конце концов, если собака разговаривает, значит, это кому-нибудь нужно, не так ли?
– Благодарю вас, – ответил юрист, учтиво приподняв шляпу. – Нет, не местный. Чем могу помочь?
– Хм… – животное на миг смешалось, но тотчас умело скрыло разочарование. – Позвольте поинтересоваться, вы, как я полагаю, сапиенс?
– Смею надеяться, – мягко, но непреклонно ответствовал Крис. – А в чем дело?
Псина оценивающе осмотрела его левым глазом, неплотно прищурив правый. Некоторое время она, похоже, размышляла, стоит ли вообще продолжать беседу.
– Собственно говоря, ни в чем, – сказала она наконец, зловеще понизив голос. – Просто вот вам мой добрый совет, сапиенс: постарайтесь в полночь не выходить на просторы торфяных болот…
Опыт, набранный не где-нибудь, а в притонах южного Кокорико, шепнул Крису, что эта информация, при всей неконкретности, может оказаться полезной.
– Но почему, смею спросить? – осведомился Руби, с видом полного понимания переходя на заговорщицкий, в унисон собеседнику, шепоток.
Собака зевнула.
– Да так, знаете ли… Постреливают… – сообщила она совершенно буднично и, утратив, по всей видимости, всякий интерес к дальнейшему разговору, потрусила за угол.
Тяжелая рука опустилась на плечо Крису.
– М-да. Вот так вот оно и бывает…
Давешний погранец, пузатый мужчина неопределенных лет, одетый в отутюженный китель, но почему-то в полосатых пижамных штанах, дружески подмигнул Руби-младшему, окатив его волной неповторимых ароматов.
– Так вот, говорю, оно и бывает, чужеземец.
Крис кивнул.
– А что, у вас все собаки такие?
– Ась? – погранец неторопливо добыл из внутреннего кармана пачку папиросной бумаги, кисет, свернул самокрутку, прикурил от золотой, изукрашенной каменьями зажигалки, глубоко затянулся и сплюнул. – Да нет, не то чтобы все. И эта тоже, пес как пес вообще-то… – он затянулся еще раз, закатил глаза и долго не выдыхал. – Только, вишь, паря, какое дело… У нас, понимаешь, выборы в марте, так что об эту пору каждая собака…
Завершить сентенцию пузатому не удалось. Алая точка лазерного прицела возникла как раз посередине самокрутки, проползла дальше, замерла аккурат меж бровей, и погранец враз онемел, выпучив глаза.
– Ну ты, бля, д-демократ хренов! – не очень громко мертвяще-отчетливо донеслось с возвышающейся над космовокзалом метеобашенки. – Разболтался! Сильно умный, да? А работать за тебя кто будет, Пушкин, что ли? Дуй в сортир и быстренько взад!
Алая точка перепрыгнула на грудь Крису.
– А ты чего встал, чуня неумытая? – на той же ноте поинтересовались с высоты. – А ну, валяй, куда тебе надо, и чтоб глаза мои тебя не видели до отлета! Понял? Шаг влево, шаг вправо, стреляю без предупреждения…
Емко и образно иллюстрируя сказанное, пуля, выпущенная опытным специалистом, сбила с Криса Руби шляпу.
Где-то вдали тоскливо и понимающе взвыла собака.
– Считаю до трех! Раз… Два… Тр…
Очень возможно, что этот псих и бабахнул повторно, но юристу так и не довелось об этом узнать. К исходу счета «три» Крис Руби-младший пребывал уже если и в зоне досягаемости выстрела, то, во всяком случае, там, где ни о какой прицельности говорить не приходилось…
Ну что ж, нет худа без добра.
Вместо тоски и омерзения, неизбежных при пешем броске на длинную дистанцию, поверенный в делах, неизъяснимо для себя самого очутившись в самом центре Котлова-Зайцева, ощущал лишь легкую, быстро проходящую ломоту в суставах ступней да еще бодренькую, как после обязательной утренней пробежки трусцой, усталость…
Итак, услуги туземного рикши ему не понадобились. Что и требовалось доказать. Кред был сэкономлен не из презренной прижимистости, а вполне оправданно, и это не могло не порадовать, тем более что шляпа, против всяких ожиданий, была плотно натянута на голову и, как показал осмотр, если бы не два пулевых отверстия в тулье, могла бы выглядеть по-допосадочному прилично…
Дорога из частично желтого кирпича давно уже оборвалась. Теперь он стоял посреди широкой, почти чистой площади, у подножия монумента, изображающего угрюмого мужика, легко удерживающего на крутом плече ящик с шампанским, а несколько сбоку, нависая и подавляя, высился чудовищных размеров рекламный шит в форме семиконечной звезды, украшенной призывным лозунгом: «ВСЕ НА ВЫБОРЫ 29 МАРТА!»
– Однако! – констатировал юрист, переводя дух.
Как следовало из агитационно-расклеечных материалов, выбор здешним уроженцам Федерации предстоял небогатый.
На левом фланге щита красовалась необъятных размеров рожа, украшенная окладистой бородой и выпечатанным на просторах лба сообщением: «Другие обещают, Пушкин делает!»
Правый фланг оккупировала пестрая россыпь портретов кого-то, не поддающегося немедленному определению, но, безусловно, чуткого и заботливого, в перемежении с плакатами, информирующими насчет того, что «Наш город достоин лучшей жизни!».
Что же касается центра щита, то там, среди остатков безжалостно соскобленных чем-то острым листовок, сиротливая, одинокая и глубоко несчастная, маялась кустарно исполненная стереокарточка грустноглазого спаниеля, и чья-то явно не привыкшая к письму, но решительная рука мелом вывела поверх полувыцветшего портретика кривоватую надпись: «Люди! Если не я, то почему?»
– Однако! – вторично откомментировал юрист.
Следует признать, что центральный фигурант, хотя и внушал определенные сомнения, выглядел тем не менее значительно выигрышнее своих конкурентов. Конечно, стоило бы еще полистать предвыборные программы, сходить на встречи, но, имей Крис Руби сомнительное удовольствие участвовать в избрании органов местного самоуправления, он, определяя свой выбор, ни секунды не колебался бы, а проголосовал бы сердцем…
– Он вернулся! – взволнованно сказали за спиной и гулко закашлялись. – Да! Он вернулся, как обещал! – говоривший взрыднул. – Они… они не верили, но я им говорил, что он обязательно вернется!..
Крис посторонился, подпуская подошедшего поближе к щиту, и тот, сделав мелкий шажок, застыл рядом с Руби-младшим, едва не касаясь его плечом.
– Они бы убили его, если бы он не уехал!
Обратив к Крису морщинистый и вдохновенный лик, похожий на иконописный образ кого-то блаженненького, местный житель ухватил юриста за пуговицу, не позволяя отстраниться.
– Вы ведь согласны, дружище? Ведь они его обязательно убили бы?..
Крис напрягся и попытался стать предельно убедительным.
Ему доводилось уже сталкиваться с подобными экземплярами в далекой, глупо угробленной на попытки влиться в профессиональную политику юности, и он их побаивался.
– Вы знаете, я только-только с космобота… И я, собственно, не очень в курсе… А вы не подскажете, где управа планетарной Администрации?
Он подумал и добавил:
– И где можно остановиться?
Увы, морщинистого занимало иное.
– Вы знаете, юноша, – он, все так же светло, по-детски улыбаясь, наклонился к уху Криса, – я ведь уже был у него… Да-да, в Фонде памяти Искандера Баркаша…
Теперь мокрые губы слюнявили уже самые глубины ушной раковины, но оторваться не было никакой возможности.
– Скажу вам откровенно, я знал, я лично знал Искандера Бутросовича!.. – глаза его сияли, словно две лампочки. – Это был удивительный, чистейшей души человек, прекрасный стоматолог… – горький, неимоверно страдальческий вздох. – А они его убили… – Морщинистый сглотнул и торжествующе взвизгнул: – Но пусть! Жертвы не напрасны! – Резкий жест в сторону рекламного щита. – Теперь он вернулся, и у всех нас вновь появился шанс!..
- Предыдущая
- 72/127
- Следующая
