Клодиус Бомбарнак (часть сб.) - Верн Жюль Габриэль - Страница 51

• Предыдущая
• 51/52
• Следующая

О, не он первый так рассуждает! Как это нам знакомо: пусть лучше мир перевернется, но принцип восторжествует!

Короче говоря, мы ничего от него не смогли добиться. Дело пойдет законным порядком. Кинко будут судить за мошенничество.

Мы уходим, не дождавшись, пока у господина Катерна иссякнет запас морских и актерских ругательств, которые он обрушивает на голову бездушного чиновника.

Что делать?

— Могу вас уверить, господа, — говорит Пан Шао, — что не пройдет и двух часов, как несчастного Кинко приведут к окружному судье и тот не замедлит вынести приговор. Вполне возможно, что, кроме тюремного заключения, он получит еще бамбуковые палки.

— Только этого не хватало! — восклицает первый комик, всплеснув руками.

— Тогда бы его постигла участь дурачка Зизеля из оперетки «Если бы я был королем!».

— Вот именно, — отвечает Пан Шао, — уж я-то знаю, как вершится суд и расправа в Поднебесной Империи.

— Этому безобразию надо помешать, — говорит майор Нольтиц.

— Или, по крайней мере, попытаться, — замечает Пан Шао. — Поручите мне быть защитником Кинко на суде, и пусть я потеряю лицо,[111] если не добьюсь облегчения его участи!

Это лучшее и даже единственное, что можно сделать. Мы берем экипаж и минут через двадцать подъезжаем к довольно жалкому домику. Здесь находится окружной суд.

Собралась целая толпа. Дело получило широкую огласку. Все уже знают, что в багажном вагоне Трансазиатского поезда проехал «зайцем» какой-то чудак, умудрившийся просидеть в ящике всю дорогу от Тифлиса до Пекина. Всем хочется взглянуть на этого ловкого «зайца», но никто не знает, что мошенник проявил себя настоящим героем.

Вот он, наш храбрый Кинко! Его стерегут двое дюжих полицейских, с желтыми, как айва, лицами, готовых по первому приказанию судьи отвести узника в тюрьму и дать ему по пяткам столько дюжин бамбуковых палок, сколько заблагорассудится вершителю правосудия.

Кинко растерян и смущен, что совсем не вяжется с его решительным характером. Правда, увидев нас, он несколько приободрился и глаза его стали менее грустными.

За судейским столом сидит смешной человечек в очках, а перед ним стоит ломовой извозчик и что-то долго и пространно излагает. По-видимому, он дает свидетельские показания. Судья качает головой с видом далеко не утешительным для обвиняемого, который, при всем желании, ничего не сможет сказать в свое оправдание, так как ни слова не понимает по-китайски.

Но вот к столу подходит Пан Шао. Судья его знает и любезно ему улыбается.

Наш молодой спутник — сын богатого пекинского купца, владельца большой чайной фирмы. Поэтому качание судейской головы можно теперь принять за благосклонность.

С каким пафосом и красноречием выступает наш молодой адвокат! Он производит впечатление на судью, он трогает публику рассказом о нашем путешествии и сопровождавших его приключениях, он предлагает заплатить железнодорожной Компании все, что ей причитается…

Но, к великому своему огорчению, судья не может на это согласиться. Компании был нанесен материальный ущерб одновременно с ущербом моральным и т. д.

Тут Пан Шао еще больше воодушевляется, и хотя мы ничего не понимаем из его речи, но догадываемся, что он говорит о мужестве Кинко, о том, как он едва не погиб, спасая поезд и пассажиров. И, наконец, следует последний и самый веский аргумент: ведь подсудимый спас от разбойников императорские сокровища!

Никакое красноречие и никакие аргументы не в силах воздействовать на безжалостного чиновника, который за вею свою долото службу не оправдал, вероятно, и десяти подсудимых. Он согласен избавить преступника от палочных ударов, но должен посадить его на полгода в тюрьму и приговорить к уплате потерь и убытков Компании Великой Трансазиатской магистрали. Затем, по знаку этой карательной машины, бедного Кинко уводят.

Пусть читателей «XX века» не печалит его участь! Я иду даже на то, чтобы потерять лишнюю сотню строк, но расскажу немедленно, как было дальше.

Делом Кинко занялась газета. Пекинская «Ши-Бао» и тяньцзинская «Чайниз-Таймс» потребовали помилования молодого румына. Его необычная история была доведена до сведения богдыхана одновременно с прошением Па Шао, и таким образом китайский император узнал, что принадлежащие ему золото и драгоценные камни не попали в руки разбойников только благодаря самоотверженности Кинко, который — клянусь Буддой! — заслуживает не тюрьмы, а награды.

И представьте себе, подвиг Кинко был оценен в пятнадцать тысяч таэлей, то есть в сто тысяч франков! Сын Неба в порыве великодушия послал ему означенную сумму вместе с помилованием.

Я не берусь описывать радость, ликование и всеобщий восторг, которые вызвала эта новость, принесенная нам самим Кинко. Ни один язык в мире, и даже китайский, со всеми его цветистыми оборотами и метафорами, не в силах выразить чувств хорошенькой Зинки Клорк.

А теперь, с позволения читателей «XX века», я расскажу в нескольких словах о моих спутниках, занесенных — каждый под своим номером — в мою записную книжку.

Номера 1 и 2, Фульк Эфринель и мисс Горация Блуэтт. Поспорив из-за процентов, упомянутых в брачном договоре, они развелись через три дня после приезда в Пекин. Словно и не было свадьбы, отпразднованной в поезде Великой Трансазиатской магистрали! Мисс Горация Блуэтт так и осталась мисс Горацией Блуэтт. Да поможет бог сухопарой маклерше закупить в Китае побольше волос, а практичному маклеру — усадить искусственными зубами челюсти всех подданных Сына Неба!

Номер 3 — майор Нольтиц. Он деятельно занимается в Пекине организацией госпиталя за счет русского правительства. Когда пробил час разлуки, я почувствовал, что оставляю в этих далеких краях друга.

Номера 4 и 5, господин и госпожа Катерна. Проведя три недели в столице Поднебесной Империи, симпатичный первый комик и милейшая субретка уехали в Шанхай, где они с успехом выступают во французском театре.

Номер 6 — барон Вейсшнитцердерфер. В последний раз я выписываю эту нескончаемую фамилию, чтобы сообщить, что незадачливый турист не только опоздал на пароход в Тяньцзине, но и через месяц пропустил его в Иокогаме; затем, спустя шесть недель, он потерпел крушение у берегов английской Колумбии, и, наконец, попал в железнодорожную катастрофу на линии между Сан-Франциско и Нью-Йорком. В результате ему не без труда удалось закончить кругосветное путешествие… в сто восемьдесят семь дней вместо тридцати девяти.

Номера 9 и 10, Пан Шао и доктор Тио Кин. Что я могу сказать? Пан Шао остался все тем же парижанином, как вы его знаете. Каждый раз, когда он приезжает во Францию, мы вместе обедаем у Дюрана или Маргери. Что же касается доктора, то он, следуя предписаниям Корнаро, довел свой рацион до одного яичного желтка в день и тем не менее не теряет надежды прожить до ста двух лет, по примеру благородного венецианца.

Номер 8 — сэр Фрэнсис Травельян, и номер 12 — великолепный Фарускиар. Я больше никогда не видел первого, от которого так и не дождался ни извинения, ни сигары, и не слышал, чтобы повесили второго. По всей вероятности, знаменитый разбойник вышел из состава Правления Великой Трансазиатской дороги и перенес свою плодотворную деятельность в Монгольские провинции.

Наконец Кинко, номер 11. Нечего и говорить, что он женился на Зинке Клорк. Мы все присутствовали на их свадьбе, очень пышной и парадной, и если Сын Неба щедро вознаградил молодого румына, то молодая румынка получила прекрасный подарок от пассажиров поезда, спасенного ее женихом.

Вот правдивый и точный рассказ о моем путешествии из Тифлиса в Пекин. Я сделал все, что мог, выполняя на всем протяжении пути свой репортерские обязанности. И пусть редакция «XX века» выразит мне удовлетворение, несмотря на некоторые промахи и ошибки, которые я допустил.

Проведя три недели в Пекине, я вернулся во Францию морским путем.

И наконец, мне остается сделать последнее и очень неприятное для моего самолюбия признание. На следующий день после приезда в столицу Поднебесной Империи я получил такую телеграмму в ответ на мою, посланную из Ланьчжоу:

• Предыдущая
• 51/52
• Следующая