Темное солнце - Вербинина Валерия - Страница 47

• Предыдущая
• 47/75
• Следующая

— Тьфу ты пропасть! — плюнул Филибер. — Но ведь ее же убили там, в лесу!

— Убили не ее, а ее брата, настоящего Михала Соболевского.

— Боэмунд? — А?

— Я совсем запутался. Так Мишель — это Мадлен?

— Совершенно верно, брат мой.

— Черт знает что такое! Как же это я ее не распознал, а?

— Не знаю, брат мой. Но подозреваю, что тебе с лихвой хватало твоих исповедей.

— Он надо мной издевается, честное слово!

— Тихо, Филибер: мы пришли. Посидим немного в гостях и уедем, хорошо? И не раскрывай рта.

— Мой рот не хуже твоего! — воинственно набычился анжуец. Но в этом, как и во многом другом, он был не совсем прав.

В Каменках Мадленка прежде всего отправилась переодеться. Так как, уезжая в монастырь, весь свой гардероб она увезла с собой, ей пришлось залезть в сундуки двойняшек, охотно ссудивших ей желтое, почти ненадеванное платье. Мадленка наскоро расчесала волосы, заплела их в две косы и уложила вокруг головы, после чего спустилась к гостям. «Ольгерд» уже три раза на ломаном, но вполне приличном польском поведал, как они нашли Мадленку где-то недалеко от Торна, куда она забрела по неведению.

Соболевские ахали и ужасались, а тощая Барбара, как заметила с некоторым раздражением Мадленка, устроилась совсем близко от синеглазого, подперев щеку рукой, и не сводила с него мечтательного взгляда. Как только появилась Мадленка, внимание переключилось на нее. От нее потребовали точного отчета в ее приключениях, и, вначале конфузясь, потом более смело Мадленка рассказала о нападении, гибели матери Евлалии и о том, как она бродила по лесам, где кроме нее в изобилии водились медведи, человеческие скелеты и летучие мыши.

Услышав историю с медведем, «Ольгерд» расхохотался так, будто только что узнал ее впервые, и объявил, что Мадленка решительно самая храбрая барышня, которую он когда-либо встречал. Мадленка зарумянилась и уставилась в стол. Госпожа Анна осведомилась, где это ее дочь успела сломать нос, и Мадленка сухо сказала, что упала с дерева. Тут ксендз Белецкий, вскочив с места, объявил, что им непременно надо выпить за здоровье воскрешенной. Никто вроде не возражал, и ксендз, утерев губы рукавом, изготовился уже произнести подобающую случаю речь, как вдруг со двора донеслись крики. Пан Соболевский вскочил с места. В комнату вбежала голоногая служанка, та самая, что не признала Мадленку в лицо в мужской одежде.

— Ой, беда, хозяин! Люди!

— Какие люди — крестоносцы? — спросил пан Соболевский, побледнев.

— Да не знаю я! Их много, много! Ой, Езус, Мария, что теперь будет!

— К оружию! — истошным голосом закричал пан Соболевский и ринулся за саблей. Беременной Беате сделалось дурно, и Мадленка, не помня себя, бросилась к ней. Литвин, муж Беаты, выхватил кривой меч и вслед за Соболевским и слугами, вооружившимися на скорую руку, ринулся к дверям, но тут створки распахнулись им навстречу и вошедший князь Август Яворский, нацелив меч в грудь пана Соболевского, хрипло прокричал:

— Всем стоять на месте!

Беата все не приходила в себя. Крестоносец наклонился к Мадленке.

— Брызни ей водой в лицо. Это ничего, бывает.

Мадленка поднялась и увидела, как отец и его люди под натиском князя Августа и дружинников медленно отступают к столу. Краем глаза она заметила, как крестоносец, оставшийся на своем месте, незаметно вытащил из ножен клинок. Его воины колебались. Филибер немного побледнел от волнения и бросил вопросительный взгляд на товарища: ударить? Или погодить? «Ольгерд» выразительно покачал головой.

— Пан Соболевский? — спросил князь Август, смерив старого жилистого шляхтича взглядом с головы до ног.

— Он самый, — надменно отвечал пан Соболевский, несколько оправившись, — а вы кто такой, что не считаете зазорным нападать на честных людей на их земле?

— Я князь Август Яворский.

— Наслышан о вашей потере, — сказал Соболевский, кусая губы. — Какими судьбами, князь? Здесь не шинок и не трактир, так что боюсь, вы со своими товарищами малость обознались.

— Я пришел, — сказал князь, — забрать для суда убийцу моей матери.

Мадленка, у которой подкосились ноги, присела и спряталась за столом. Беата наконец шевельнулась и открыла глаза. Мадленка сделала ей знак молчать. «Ольгерд» по-прежнему не шевелился, напряженно прислушиваясь к командам за окнами и окидывая взглядом спутников князя. Судя по всему, тот привел с собой никак не меньше полусотни человек. С крестоносцем было всего девять, плюс пан Соболевский, да слуги — мало, мало, черт побери.

Пан Соболевский меж тем, казалось, раздумывал над словами князя.

— А с чего вы взяли, что этот убийца находится здесь?

— Не шутите, пан, — дергая ртом, отозвался князь Август. — Ведь он убил и вашу дочь тоже.

— Мою дочь? — удивился пан Соболевский.

— Да, вашу дочь Магдалену. Припоминаете?

— Но она здесь, целая и невредимая! Мадленка, поди сюда!

Мадленка не тронулась с места, с ужасом поглядывая то в сторону князя, то на крестоносца.

— Мадленка! — возвысил голос благородный шляхтич. — Где ты, егоза?

— Отец зовет, — слабо прошептала Беата и закрыла глаза.

Решившись, Мадленка вскочила на ноги.

— Здесь я! — звонко крикнула она. Может быть, в женском платье Август не признает ее? Не тут-то было!

— Это он! — завопил Август. — Он, убийца!

— Что за вздор, князь! — крикнул пан Соболевский. — Это Магдалена Соболевская, моя дочь!

— Лжешь! — заорал Яворский, теряя голову. — Это тот подонок Михал Краковский! Он переоделся, чтобы скрыться от меня, но не пройдет, голубчик, не пройдет! Взять его!

На Мадленку набросились со всех сторон, схватили за запястья, за волосы, поволокли к князю. Упираться было бессмысленно.

— Не трогайте мою дочь! — пронзительно заверещала пани Анна, срываясь с места. — Не смейте! Отпустите мою дочь, злодеи, изверги, нехристи!

Август Яворский даже опешил немного. Он решил, что госпожа Анна просто-напросто помешалась.

— Пани, какая это ваша дочь? — крикнул он, брызгая мелкой слюной. — Это убийца, я узнал его! Ваша дочь мертва, пани, давно мертва! Это он убил ее!

— Неправда! — крикнула госпожа Анна, подскакивая к нему с кровожадным блеском в глазах. — В вас вселился бес, князь! Вот она, моя дочь Мадленка, а кого вы прислали нам в гробу, про то бог ведает! Вот вам крест!

— Они сговорились, — шепнул один из шляхтичей на ухо князю. — Говорю я вам, это тот заморыш, точно он! Еще вы нос ему свернули, помните?

— Это моя дочь! — закричал пан Соболевский.

— И моя! — добавила его жена.

— Да? — с нехорошей улыбкой сказал князь Яворский. — Дочь, говорите? — И, подойдя к Мадленке, которую по-прежнему держали за руки и не отпускали, рывком задрал ей подол.

Не знаю, как бы это поведать благосклонному читателю, не оскорбляя его нравственности и моральных устоев, но, словом, в описываемое время не существовало нижнего белья. Совсем. То есть вообще. То есть совершенно. Не было его, и все тут. Трусы, бюстгальтеры, кружева, оборочки — все это сравнительно недавнее достижение цивилизации. И, между прочим, не самое худшее из достижений, ибо я при всем желании не могу сказать того же про водородную бомбу или пулемет.

Однако как в XV веке, так и сейчас задирание юбки даме считалось делом оскорбительным, унизительным и несопоставимым с дворянской честью. Мадленка испустила такой дикий вопль, что Филибер, стоявший в стороне, аж зажмурился и поднес руки к ушам. Подол почти тотчас вернулся на свое место, но все присутствующие, даже самые сомневающиеся из них, успели, однако, убедиться (своими собственными глазами), что Мадленка отнюдь не мальчик, а совсем наоборот. Август опешил и открыл рот. Руки, державшие запястья Мадленки, несколько ослабли, и, ловко вывернувшись из проклятых тисков, она подскочила к князю и всеми пятью ногтями рассекла ему лицо.

• Предыдущая
• 47/75
• Следующая