Разбиватель сердец (сборник рассказов) - Веллер Михаил Иосифович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/68
• Следующая

– Я, кажется, сгорела. Пошли купаться.

Он поднялся.

– Если не хочешь – не надо, – сказала она.

– Пошли.

Зайдя на шаг в воду, она побежала вдоль берега. Она бежала, смеялась и оглядывалась.

– Догоняй! – крикнула она.

Он затрусил следом.

Вода была холодная. Женщина плавала плохо.

Они вернулись быстро. Он лег и смотрел, как она вытирает свое тело.

Она легла рядом и поцеловала его.

– Это тебе за хорошее поведение, – дала из своей сумочки апельсин.

Солдаты пьют водку в поезде.

– За дембель!

Жаркий сентябрь. Густой дух общего вагона.

Заглядывает дквка с тупым накрашенным лицом.

– О, Тонечка! Садись…

Кокетливая улыбка.

– Входи, – разрешает рослый в тельняшке – десантник, и она садится рядом.

– За вас, мальчики, – берет стакан и ломоть оплывшей колбасы.

– А пацан где?

– Спит.

– Сколько тебе лет-то, Тонечка?

– Восемнадцать!..

– От кого ребенок-то, Тонечка?

– Не помню!;; – невзначай касается бедра десантника. Тот не смотрит.

– Сама же родила и сама же как со щенком…

– Тю! Твой ли…

– Не мой…

Ухмыляяясь, коротко раскрывает про ночь: что, где и как.

– Гад!.. – говорит девка и уходит.

Десантник и коротыш-танкист идут в тамбур курить.

Белое небо палит. Орлы следят со столбов не взлетая.

– Прочти, – дает танкисту из бумажника письмо.

Юля выходит замуж и просит просить; он обязательно встретит лучшую; а ее забудет; а может быть, они останутся добрыми друзьями.

Десантник тоже читает, складывает и прячет.

– За две недели до дембеля получил. Два года ждала! За две недели!

Показывает фотографию: беленькая девушка у перил моста, в руке газовый шарфик.

– Красивая… – он плачет, пьян.

– И на…! Пусть! – кричит. – Еще десять найду! Так! Еще десять найду!

Приятели на верхних полках трудно дышат ртами во сне. Тонечка ждет у окна.

Десантник приносит ребенка.

– Мам-ма, – сын тянется к ней.

Она шлепает его по рукам.

– Мам-ма! – лепечет он.

– Сердитая мамка, – утешает десантник, качая его на колене. Ничего, Толенька, скоро вырастешь, большой станешь. В армию пойдешь, вздыхает. – А солдату плакать не положено.

– Плозено, – кивает он.

– Давай-ка закурим с тобой, – щелкает портсигаром, осторожно вставляет ему в рот незажженную папиросу.

– У-дю-лю! – радуется Толька.

– Внешний вид, брат, у тебя… Наденем-ка головные уборы, нахлобучивает на головенку голубой берет с крабом и звездочкой.

– Па-а машинам! – кричит. – Десант готов. Вв-ву-у!

– Вв-ву-у-у! – ликует Толька, взлетая на его колене и машет ручонками.

О названии: просто он часто пел анчаровскую "Балладу о парашютистах":

Он грешниц любил, а они его, и грешником был он сам, а где ж ты святого найдешь одного, чтобы пошел в десант.

Его родители, одесские евреи, эмигрировали во Францию передл первой мировой войной. В сороковом году, когда немцы вошли в Париж, ему было четырнадцать. Он был рослый и сильный подросток.

Родителям нашили желтые звезды и отправили на регистрацию. Они велели ему прятаться и бежать. У них был позади опыт погромов; впереди лагерь и газовая камера.

Он бежал в маки. Цель, смысл жизни – мстить. Было абсолютное бесстрашие отпетого мальчишки: отчаяние и ненависть.

Всей мальчишеской страстью он предался оружию и войне. Он лез на рожон. В пятнадцать лет он был равным в отряде. Он вел зарубки на ложе английского автомата. В сорок четвертом, когда партизаны вошли в Париж прежде авангардов генерала Леклерка, ему было восемнадцать лет и он командовал батальоном франтиреров.

Он праздновал победу в рукоплесканиях и уветах. Но война кончилась, и ценности сменились. Герой остался нищим мальчишкой без профессии. Он пил в долг, поминал заслуги и поносил приспособленцев. Был скандал, драка, а стрелять он умел. Замаячила гильотина.

….Он записался в иностранный легион. Вербовочный пункт отсекал слежку, прошлое исчезало, кончался закон: называл люьое имя.

Он умел воевать, а больше ничего не умел: любить и ненавидеть. Любить было некого, а ненавидел он всех. Капралом был румын. Взводным немец. Власовцы, итальянцы, усташи, четники, уголовники и нищие крестьяне.

На себе стоял крест: десятилетний контракт не сулил выжить. Он дрался в Северной и Экваториальной Африке, в Индокитае. Легион был надежнейшей частью: не сдавались – прикончат, не бежали – некуда, не отступали – пристрелят свои. Держались, сколько были живы и имели патроны.

Он узнал, что такое легионерская тоска – "кяфар". Пронзительная пустота, безыходность в чужом мире (джунгли, пустыни), бессмысленность усилий, – безразличие к жизни настолько полное, что именно оно и становилось основным ощущением жизни.

Разум и совесть закуклились. Отребье суперменов, "солдаты удачи", наемное зверье – они были вне всех законов. Жгли. Вырезали. Добивали раненых. Выполняли приказ и отводили душу. Личный состав взвода менялся раз за разом. Он был отчаян и везуч – выжил.

По окончании контракта он получил счет в банке и чистые документы: щепетильная Франция одаряла легионеров всеми правами гражданства. Лысый, простреленный, в тридцать выглядящий на сорок, он жил на скромные проценты. Гулял по бульварам. Молодость прошла; проходила жизнь.

Кончались пятидесятые годы. Запахло алжирской войной. Только не воевать: его трясли кошмары. Русские эмигранты говорили о родине и тянулись в Союз. Он вспомнил свое происхождение. Родители рассказывали ему об Одессе. Он пошел в советское посольство.

…В тридцать три он начал новую жизнь. Аппетит к жизни всколыхнулся в нем: здесь все было иначе.

Он поступил в электротехнический институт. Влюбился и женился. Родился ребенок; защитили дипломы; получили комнату. Он уже говорил по-русски без акцента, зато акцент появился во французском.

Нормальный инженер вставал на ноги. Терзаясь и веря, он рассказал жене о себе. Она плакала в ужасе и восхищении. Не верила, пока не свыклась.

Всех забот у него, казалось, – что подарить жене и детям. Лысенький, очкастенький, небольшой, а – крепок, как дубовый бочонок.

Авантюристическая жилка ожила в нем и заиграла. Он занялся альпинизмом, горными лыжами, отпуск работал спасателем в горах. Потом увлекся дельтапланеризмом. Парил под белым парусом в небе и хохотал.

Полковник сидел у окна и наблюдал ландшафт в разрывах облаков. Капитан подремывал под гул моторов.

Полковниу почитал, решил кроссворд, написал письмо и достал коробку конфет:

– Угощайтесь.

Они были одного возраста: капитан стар, а полковник молод. Сукно формы разнилось качеством: полковник выглядел одетым лучше.

– Где служишь, капитан?

В дыре. Служба не пошла. Застрял на роте. Что так? Всякое… Солдатик в самоходе начудил. ЧП на учениях… Заклинило.

Полковник наставлял с командных высот состоявшейся судьбы. Недавно он принял диизию – "пришел на лампасы". В колодках значилось Красное Знамя.

= Афган. – Он кивнул.

Отвинтил бутылку. Приложились. Полковник живописал курсантские каверзы – счастливые годки:

– …и проиграл ему шесть кирпичей – в мешке марш-бросок тащить. И – р-рухнул через километр. А старшина приказывает ему… ха-ха-ха! возьмите его вещмешок! Мы все попадали. И он сам пер… ох-ха!.. девять километров! Стал их вынимать, а старшина… ха-ха!

Капитан соблюдал веселье по субординации. Его училище было скучноватей, серьезнее. Наряды, экзамены:

– …матчасть ему по четыре раза сдавали. И – без увольнений.

Полковник расправился с аэрофлотовским "обедом". Капитан ковырялся.

– …приводит на танцы: знакомьтесь, говорит, – моя невеста. А он так посмотрел: э, говорит, невеста, – а хотите быть моей женой? А она в глаза: а что! да! И – все. Потом майор Тутов, душа, ему месяц все объяснял отдельно – ничего не соображал.

• Предыдущая
• 9/68
• Следующая