Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович - Страница 70

• Предыдущая
• 70/166
• Следующая

— Онемел, что ли, с перепугу? — зло усмехнулся человек в темной накидке.

Рыжий втянул голову в плечи, словно ожидая удара, и метнулся к низенькой дверце. Найдя нужный ключ, вставил его в замок и распахнул дверь перед сердитым гостем. Войдя, они очутились в мрачном темном помещении, похожем на тесный каменный мешок. Гость опустился на лавку и хриплым шепотом приказал:

— Огня не зажигай. Наверх не пойду, времени нет. Зови сюда.

Мужик нырнул в другую дверь, прорубленную в толще стены, и незнакомец остался один. Он блаженно вытянул гудевшие ноги и прикрыл глаза. Сразу навалилась усталость, захотелось плотнее завернуться в накидку и задремать — здесь так тихо и темно, а он порядком измотался и в последние дни мог только мечтать об отдыхе. Но тут открылась дверь, за которой исчез рыжий мужик, и кто-то шагнул через порог.

— Я здесь, — тихо сказал незнакомец. Вытянув руки, он нащупал вошедшего и усадил его рядом. Учуяв запах перегара, исходивший от хозяина, брезгливо поморщился. — Что празднуешь?

— Надо было, — огрызнулся тот. — Дело говори, чего там?

— Новостей целый мешок. Казаки привезли татарчонка. Сразу утащили его за тын, а потом посадили в поруб.

— Кто таков? — засопел хозяин.

— Не знаю. Одет богато, на вид годов семнадцать, не больше. Три дня держали в яме, потом давай медом поить и кататься по Москве повезли. Почти весь день бражничали.

— Любопытно. Не иначе, задумал что-то старый бес! Вечно каверзы готовит. Ух, я бы его… — Хозяин зло скрипнул зубами.

— Вчера ночью гонец прискакал из Азова, — продолжал гость. — Никита всю ночь не спал, а с утра начал людишек своих разгонять в разные концы. Перенять бы их стоило.

— А чего же ты раньше-то? — вскинулся хозяин, но гость больно ткнул его кулаком в бок:

— Не ори! Думаешь, просто у него из-под носа улизнуть? Я и так весь извелся, пока удалось отлучиться. Лучше запоминай. Одного отправили под охраной стрельцов на Киев. Ему из конюшни дали вороного жеребца. Куда и зачем едет, мне неизвестно. Скорее всего, стрельцы проводят гонца до границы.

— Сам гонца видел?

— Не довелось. Разговоры слыхал, а сам не видел. Зато других знаю.

— Ну, не тяни, — поторопил хозяин. — Время уходит.

— Успеешь! Волк у своего логова ягнят не режет. И ты не вздумай близко к Москве их перенимать, пусть уедут подальше.

— Да ты говори, кто они, — разозлился хозяин. — А там без тебя разберутся, умнее нашего головы есть.

— Мне своя дорога, — отрезал гость.

Некоторое время они молчали, недовольные друг другом. Наконец хозяин примирительно шепнул:

— Ладно, хватит дуться, дальше говори.

— А ты не корчи из себя умника! Сидишь тут, водку жрешь, а я у Никитки под носом торчу. Чего бы вы все без меня стоили?

— За то тебе и почет, — льстиво заметил хозяин. — Ну говори, не томи душу. Кони у гонцов добрые, а мне еще людишек поднимать надо, не успеем ведь.

Гость выдержал паузу, ожидая, пока уляжется гнев, но внутри у него все клокотало. Встать сейчас и уйти — пусть потом кусают локти и визжат от досады, но чего этим достигнешь? Кому будет хуже, Никите Бухвостову? Нет, только самому! Придушить бы дьяка собственными руками или всадить ему нож в спину, чтобы знать: нет его больше на земле, и никогда он уже ничего не придумает своим изворотливым умом. И тебя никогда не найдет, не потянет на дыбу, чтобы потребовать ответа за содеянное. Убить его, как убивают страх, задушить, как душат в себе совесть! Насладиться местью, отпеть его в церкви и зарыть в могилу. Зарыть и вырвать из памяти!

А дело? Как убить его дело? Пусть не будет ходить по земле проклятый Никита, но найдется другой — Иван, Петр или Семен, примет из охладевших рук дьяка дело, и вновь поскачут гонцы, увозя тайные грамотки, вновь оживут, задёргаются незримые нити, связывающие Москву с дальними городами, вновь выйдут в степь сторожевые станицы казаков, вновь поплывут их струги к берегам Крыма. Бухвостов умрет, а дело его будет жить!

Так кто же ему более ненавистен: дьяк или его дело? Да ему ненавистна сама Держава, которой они служат!

Может, если бы он сидел на троне или стоял рядом с ним, занимая принадлежащее ему по праву рождения место, то сам заботился бы о благе Державы и о тайном деле охраны ее рубежей. Тогда это было бы его, кровное, идущее от сердца, но судьба развела их в разные стороны, и теперь нет более лютых врагов. Ударив по делу, он ударит и по Державе, и по Бухвостову, и по ненавистным казакам…

— Терентий Микулин и с ним двое отправились к полякам, — глухо сказал гость. — Вероятно, поедут под видом купцов.

— Терентий? Знаю, знаю, — забормотал хозяин. — Этого переймем! — Он радостно хлопнул в ладоши и засмеялся, запрокинув голову. Но стукнулся затылком об стенку и резко оборвал смех. — А, чтоб тебя. И чего ты так любишь сидеть без света?

— Рожу твою поганую видеть не желаю, — спокойно ответил гость.

— Все простить не можешь? — Хозяин, казалось, нисколько не обиделся. — Сам виноват: надо было вовремя зарыться в тину.

— Все равно нам на одной веревке висеть, если дознаются, — зло сплюнул гость. — Не упусти Микулина.

— Куда денется? Моей западни не минует.

— Не хвастайся, его голыми руками не взять… Да, а третий зверь страшнее всех.

Хозяин напряженно засопел, ожидая, что скажет гость. А тот нарочно тянул, испытывая его терпение. Не дождавшись вопроса, сам сообщил:

— Макар Яровитов!

— Святые угодники! Куда же этот бабник наладился?

— В Азов. Макарку хорошо бы живьем изловить: он у Никитки в особом доверии, только и знают, что по углам шептаться. И к татарчонку он его с собой таскал.

— К татарчонку? Любопытно… А куда они потом татарина дели?

— В доме поселили, но под стражей. Никого не допускает к нему… Ладно, и так заболтались. Пора! Кстати, рыжий мне не нравится. Может, отправить в Коломну?

Хозяин вздрогнул и отодвинулся от гостя, но тот успел ухватить его за рукав и, наклонившись к уху, жарко зашептал:

— Нутром чую, продаст! Сегодня едва успел ему пасть зажать, чтобы по имени не назвал. Давай сегодня?

— Здесь, что ли? — испуганно охнул хозяин.

— Дурак! — Гость выпустил его рукав — Встречать и провожать сам теперь будешь, понял?

— Да, но ты уж…

— Все! Калитку потом замкни. Ну, где твой мужичок?

Хозяин поднялся и, тяжело ступая, подошел к двери, нащупал кольцо и распахнул ее. В слабо освещенной смежной комнате сидел на лавке рыжий мужичок. Лицо его было бледно.

— Подслушивал, пес?!

— Хозяин! — Рыжий бухнулся на колени и протянул к нему руки.

— Негоже на слуг кричать, — с усмешкой заметил гость. — Пошли, проводишь.

Взяв мужичка за плечо, он заставил его встать и подтолкнул к выходу. Тот обреченно поплелся впереди, поминутно оглядываясь. Но лицо гостя оставалось непроницаемо спокойным. На дворе рыжий немного ободрился. Легко отыскивая дорогу в темноте, он привел к калитке и наклонился, открывая засов. Гость быстро выхватил широкий кинжал и всадил его в спину рыжему. Тут же выдернул окровавленный клинок и отступил на шаг. Мужичок захрипел, стукнулся лбом в доски калитки и осунулся на землю.

— Все? — Мокрые ветви кустов зашелестели, и появился хозяин. Поеживаясь от промозглой сырости, он помог гостю поднять тело, вынести его за тын и скинуть в реку.

— Ну вот, пусть плывет в Коломну, — вытирая кинжал, усмехнулся человек в темной накидке. — Утром скажешь, что холоп сбежал.

— А если выплывет?

— Не выплывет. Да не трясись ты, иди делом займись. — Не прощаясь, он свернул на знакомую тропку и быстро растворился в темноте…

Примерно через час у ворот барской усадьбы в одной из подмосковных деревенек остановился верховой на взмыленной лошади. Не слезая с седла, он громко забарабанил рукоятью сабли в ворота.

— Открывай!

На его стук и крики из дома вышел заспанный ключник с опухшим лицом. Зевнув, мелко перекрестил рот и ворчливо спросил:

— Кого принесла нелегкая? Ночь на дворе.

• Предыдущая
• 70/166
• Следующая