Фанфан-Тюльпан - Вебер Пьер Жиль - Страница 20

• Предыдущая
• 20/74
• Следующая

Господин барон Атанас-Эркюль-Мишель дю Валлон де ля От-Турель, главный маршал военного суда Версальского округа, был этим утром в особенно скверном расположении духа. Накануне он обнаружил, что его любовница, танцовщица из оперы, обманывает его со вторым солистом балета. Поэтому, после ужасного скандала со своей красоткой, он провел скверную ночь. Он поднялся с трудом, проклиная это чертовское заседание суда, из-за которого ему пришлось вылезать из постели в ранний час, когда он только что заснул, хотя вполне мог бы поспать еще часа два и забыть о своей изменнице. Но дисциплина — вещь ненарушаемая — и он оделся, внимательно проследив за соблюдением всех деталей своего туалета, ибо еще старался выглядеть моложавым, невзирая на возраст.

Затянутый в мундир, как тучная дама в корсет, с красными и слезящимися от недосыпа глазами, он был весьма мало способен любезно отвечать на приветствия коллег и почтительные поклоны офицеров, присутствующих на заседании суда.

Председатель суда был твердо намерен выполнить свой долг по-военному неукоснительно. В его глазах каждый обвиняемый был виновен, и все решения судьи основывались на этой уверенности. Бедняги, имевшие несчастье предстать перед ним, знали его репутацию и не строили иллюзий относительно своей судьбы. Они понимали, что осуждены заранее.

Суд проследовал в зал заседаний, и звон, издаваемый шпорами и саблями, задевавшими друг за друга, заполнил помещение; в это время караул отдавал честь.

Военные судьи поздоровались, снимая головные уборы, и стали рассаживаться за столом, покрытым красной тканью. Приклады стражей ударили по мощеному полу, и гнусавый голос секретаря суда объявил рассмотрение дела Фанфана-Тюльпана.

Обвиняемый, по-прежнему с двумя стражами по бокам, неподвижно стоял по стойке смирно.

Бравый Вояка, оставив Перетту одну в карете, бросился в зал заседаний. Войдя внутрь, он сразу увидел в первом ряду шевалье де Люрбека и лейтенанта Д'Орильи, у которого рука была еще на перевязи. Лейтенант был в будничной форме полка Рояль-Крават, а Люрбек появился в роскошном темно-зеленом костюме, расшитом серебром. Ветеран постарался сесть от них подальше, тем более, что они оба смеряли его враждебными взглядами, и уселся среди унтер-офицеров, где узнавшие его старые соратники поспешно потеснились, освободив ему место.

Председатель суда сделал знак рукой секретарю, и тот, нацепив на нос очки с костяными дужками, пожелтевшими от времени, начал чтение обвинительного акта. Он звучал так:

«По приказу маркиза Д'Орильи, лейтенанта полка Рояль-Крават, задержан солдат (рядовой), которого вышеназванный лейтенант обвиняет в нанесении ему оскорбления, в мятеже и в нападении на него с оружием в руках. Обвиняемый рядовой сообщил, что он не имеет родителей и, как найденыш, не имеет другого имени, кроме имени Фанфан-Тюльпан, которое дали ему его приемные родители.»

При этих словах председатель суда барон дю Валлон де ля От-Турель наклонился к судье и презрительно прошептал ему на ухо:

— Он еще и бастард!

Докладчик продолжал:

»…Солдаты, которым было приказано арестовать вышепоименованного Фанфана-Тюльпана, состоявшие в эскадроне восьмого полка Рояль-Крават, который был назначен в Шуази, подтверждают слова лейтенанта Д'Орильи, Виконт Амори де Корбьер, корнет вышеназванного полка, добавляет, что он ясно слышал, как кавалерист Фанфан-Тюльпан, бросившись с саблей в руке на лейтенанта, крикнул ему оскорбительное слово «Подлец!» и ранил его в руку.»

После этого краткого доклада, более страшного, чем обвинительный акт, докладчик сел на свое место. Люрбек и Д'Орильи обменялись торжествующими улыбками, а Бравый Вояка изо всех сил сжал кулаки, снедаемый непреодолимым желанием броситься на них.

Председатель суда несколько секунд молчал, словно собирался с мыслями, потом, указав пальцем на обвиняемого, торжественно произнес:

— Рядовой Фанфан-Тюльпан, что вы можете сказать в свою защиту?

— Я хотел защитить честь моей невесты, — ответил молодой человек ясным и уверенным голосом. — Я сопровождал в Париж карету госпожи Фавар, где находилась также и мадемуазель де Фикефлёр, моя суженая. Двое дворян, которые находятся здесь, предприняли ночью нападение на карету с целью похитить обеих дам.

— В темноте, — продолжал Фанфан, — я не узнал своего лейтенанта и выполнил свой долг, стараясь помешать разбойному покушению.

— Лейтенант Д'Орильи, — прервал его председатель суда, — вы можете что-нибудь возразить на это?

— Это была просто шутка, не более.

— Да, которая состояла в том, чтобы запятнать доброе имя порядочной и честной девушки! — сказал Фанфан с дрожью гнева в голосе.

— Комедиантки! — подчеркнул громко Люрбек презрительно насмешливым тоном.

При слове «комедиантки» полковник барон де ля От-Турель почувствовал новый приступ гнева на свою изменницу и, в ярости, на минуту вообразил, что танцор, в объятьях которого он ее застал, весьма похож на обвиняемого и что он судит не кавалериста, а своего счастливого соперника.

— Комедиантки! — повторил он, яростно вращая глазами. — И ради театральной девки вы хотели перерезать горло вашему офицеру!

— Милостивый государь, — возразил Фанфан с твердой убежденностью и большим достоинством, — эта «театральная девка», как вы ее назвали, имеет право — клянусь вам — на всяческое уважение и даже на уважение самого лейтенанта Д'Орильи.

Д'Орильи резко вставил:

— У меня не было повода в этом убедиться.

Фанфан побледнел от оскорбления. Нет сомнения, что в другой ситуации он ответил бы более резко, но ему не дали на это времени.

Бравый Вояка, уже не в состоянии больше сдерживаться, подскочил к Д'Орильи, вскричав:

— Сударь, ваше поведение недостойно дворянина и офицера!

Д'Орильи, белый от ярости, уже замахнулся на него хлыстом, но Люрбек, который не потерял самообладания, удержал его.

Тогда старый солдат, повернувшись к судьям и изо всех сил сдерживаясь, веско сказал:

— Господин председатель! Я старый военный, у меня много боевых заслуг и наград. Это подтвердят мои товарищи, находящиеся здесь. Бравый Вояка никогда не лжет и за всю жизнь ни разу не солгал. Я даю вам честное слово, что Фанфан тогда был прав.

Председатель с угрожающим видом встал, так как он не выносил, чтобы его прерывали, и закричал, стукнув по столу кулаком:

— Тысяча чертей, вы замолчите наконец?

Но Бравый Вояка уже окончательно вышел из себя и закричал:

— Будь я на его месте, я поступил бы так же!

— Немедленно выгнать его вон! — завопил барон де ля От-Турель.

В тот же момент сержант и четверо солдат окружили старого воина и выдворили его из зала. За Фанфана вступиться было больше некому!

Сразу после этого председатель дал слово шевалье Люрбеку, который, выйдя к возвышению, на котором находился трибунал, сначала дал клятву говорить только правду, а потом заявил:

— Я тоже, господин председатель, подтверждаю, что господин Д'Орильи говорил правду. У нас не было никакого намерения похитить этих комедианток. Мы просто хотели устроить спектакль для господина Фавара, который перед этим повел себя с нами недопустимо дерзко и неприлично.

— Господин Фавар, — подхватил полковник, листая дело, — разве не был допрошен как свидетель? Введите его!

— Господин председатель, господин Фавар арестован вчера и помещен в тюрьму Фор ль'Эвек по приказу его величества.

— Ага, он там? Ну, пусть там и остается! — прорычал барон де ля От-Турель, которого снедала с некоторых пор ненависть ко всему театру и к тем, кто имел к нему отношение.

И он тут же объявил:

— Господа, суд уходит на совещание.

Судьи удалились в соседнюю комнату. В это время Бравый Вояка вернулся к Перетте, которая, переходя от ужаса к надежде, ждала его в экипаже.

— Ну, что? — спросила она жадно.

— Они даже не дали мне ничего сказать! — вздохнул старый солдат, и его голос дрогнул.

— Я пойду и скажу им правду! — решила девушка;

• Предыдущая
• 20/74
• Следующая