Путь Эскалибура - Вебер Дэвид Марк - Страница 32

• Предыдущая
• 32/67
• Следующая

Многие четырехрукие побросали щиты, когда дело дошло до рукопашной. Копьеметатели отбросили ставшие бесполезными дротики и копьеметалки и схватились за секиры. До сэра Джорджа донеслось ликующее завывание – его союзники бросились навстречу остаткам левой колонны.

Вражеские копьеметатели могли бы воспользоваться тем, что четырехрукие сэра Джорджа побросали мешавшие им щиты, но тем было уже не до драки. Сломленные обстрелом английских лучников и стрелков союзников, они начали пятиться, потом отступать, а завидев несущуюся на них пешую рать и конников, бросились в безоглядное бегство. Щиты, смертоносные стрелы длиной в ярд и вдобавок ко всему двурукие демоны, оседлавшие чудовищных, облаченных в непробиваемые доспехи тварей, – нет, это было уже слишком! С этими двурукими демонами невозможно было сражаться, потому что они дрались совершенно не по правилам!..

Несмотря на бегство копьеметателей, левая колонна атакующих все еще сражалась. Авангард ее был изрядно потрепан, первые ряды повыбиты, но дух остальных еще не был сломлен. Четырехрукие теснились среди вытоптанной, залитой кровью травы, заваленной телами воинов, и отчаянно отбивались от наседавших на них латников и союзников сэра Джорджа. Даже оставшись в меньшинстве, оказавшись в полукольце врагов, они дрались с отчаянием обреченных и, прежде чем пасть, могли унести с собой множество жизней.

Барон скрипнул зубами и велел Компьютеру передать приказ сэр Ричарду Мэйнтону и Уолтеру Скиннету немедленно ударить по врагу и опрокинуть его. Он не мог терять людей, когда исход битвы был ясен, и желал, чтобы его кавалеристы поставили в ней жирную точку.

Повинуясь его приказу, горстка закованных в сталь всадников, словно отточенный наконечник смертоносного копья, врезалась в ряды четырехруких. За ними следовали три тысячи союзников, бежавших почти так же быстро, как верховые. Конники врубились в остатки левой колонны, развернулись и, огибая фланговое прикрытие врага, обрушилась на остатки копьеметателей. Искрошив оказавшихся на их пути беглецов, они зашли в тыл колонны и принялись рубить стоявших в арьергарде воинов…

Сэр Джордж вздохнул с облегчением, увидев, что стойкая колонна начала рассыпаться, словно вспоротый в нескольких местах мешок с зерном. На его глазах она распалась на тысячи бегущих, последнее сопротивление противника было сломлено. Разумеется, на поле боя еще оставались тысячи врагов, и некоторые из них будут биться насмерть. Еще будут гибнуть люди и их союзники и многие отправятся на тот свет, прежде чем кончится день, но никакое чудо уже не могло изменить исход боя. Барон перекрестился и, смежив веки, вполголоса произнес короткую благодарственную молитву.

– Вы действовали хорошо. Моя гильдия будет довольна, – пропищал в ухе сэра Джорджа голос демонического шута.

Двоеротый недомерок восседал в аэрокаре, парившем в шести футах над землей, и сэр Джордж, сидя верхом на Сатане, хорошо видел его лицо, поскольку полупрозрачный колпак, прикрывавший обычно кабину, был откинут. Тонкий, бесстрастный голос показался ему еще более детским, чем всегда, и никак не вязался с заваленным горами трупов полем боя. Никогда в жизни, даже при Дублине или Хаэлидон-Хилле, барону не доводилось видеть подобной резни. Даже при сокрушительном разгроме тулаа, когда берега реки были усеяны телами раненых и убитых, а стоны и вопли поверженных оглашали окрестности священного холма. Сэра Джорджа всегда поражал вид поля брани после сражения, и чувства, испытываемые им при этом, отнюдь не были радостными. О нет, он испытывал жалость, гнев и боль от сознания того, что цели, ради которых гибли люди, оказывались, как правило, мелкими и недостойными…

Его доспехи были покрыты кровью, а на липком мече, пока он не вытер его, оставались клочья шкуры и волос четырехруких. Последняя отчаянная атака воинов, знавших, что они обречены, и потому желавших во что бы то ни стало добраться до человека, виновного в истреблении их племен, едва не увенчалась успехом. Ревущая волна размахивавших секирами четырехруких вломилась в ряды его телохранителей, и хотя им не удалось – чуть-чуть не удалось! – прикончить сэра Джорджа, они зарубили его оруженосца. Томас Снеллгрэйв, мрачно подумал барон, никогда уже не будет посвящен в рыцари. Юноша бросился между своим господином и тремя вопящими воинами лаахстаар, в то время как сэр Джордж рубился с двумя другими, и даже лекарь не смог бы вернуть его к жизни, поскольку ему отсекли голову, а тело изрубили в куски обреченные на смерть воины.

Юный Снеллгрэйв был не единственной потерей среди людей. Еще семеро бойцов сэра Джорджа пали на поле боя, и, судя по словам Компьютера, двое из них, видимо, не вернутся к жизни, невзирая на целительную магию лекаря. Три жизни – совсем немного по сравнению с тысячами вражеских жизней, отнятых в этот кровавый день, но странным образом именно малое число потерь заставляло переживать их особенно тяжело. Человеческий разум способен прочувствовать и представить эти потери, а вот слишком большое число их воспринять не в состоянии. К тому же в отличие от четырехруких, которые все были для него на одно лицо, устлавших своими трупами поле боя, насколько хватало глаз, погибшие люди были частью его жизни. Это были его люди, лица которых он хорошо помнил, люди, за которых он отвечал. Они шли на битву по его приказу и погибли в бою, причем у одного из них были жена и трое детишек.

Грязь боя и страдания раненых, ужас и потери тяжелым грузом легли на плечи барона. Сэр Джордж Винкастер был суровым человеком. Солдатом, который повидал всякое и потому ненавидел бессмысленную жестокость, вне зависимости от того, кем она была проявлена. Разумеется, он испытывал законную гордость после победы над превосходящим его численностью противником, но в то же время чувствовал, что именно он виноват в гибели бесчисленного количества четырехруких, усеявших своими телами землю чужого для него мира, щедро поливших лиловую траву оранжевой кровью. Это он устроил бойню тулаа и создал союз, который учинил еще худшую резню. Это его приказы бросали людей и их союзников в самое пекло боя. Оспорить это было невозможно, и чувство вины за происшедшее здесь сражение, унесшее неведомо зачем тысячи жизней, давило не него непосильным грузом. А тут еще демонический шут, зависший над этим проклятым полем как стервятник, как злой колдун из древних преданий – целенький и чистенький, несмотря на неслыханное побоище. И он еще поздравляет его с победой! Лепечет о том, как хорошо сэр Джордж послужил его гильдии! Без тени сожаления или раскаяния в том, что именно он отдал приказ начать эту бойню. Конечно, бесстрастность голоса двоеротого была следствием перевода его речи на английский язык, но ведь смысл сказанного им переводчик наверняка передал верно. Сэр Джордж слишком часто общался с демоническим шутом, слишком много наслушался высказываний о его безграничном превосходстве над всеми, чтобы усомниться в нынешних чувствах мерзкого недомерка. Безусловно, командир искренне доволен, сколь бы бесстрастен ни был его голос, и радость эта не омрачена даже намеком на ужасное чувство вины, которое испытывал сэр Джордж. А ведь демонический шут и его гильдия тоже были ответственны за каждую каплю крови, пролитой здесь, каждую рану, каждое мертвое тело…

Задумывался ли над этим демонический шут? Приходило ли ему когда-нибудь в голову, что живые существа, люди и нелюди, которых он походя обрек на смерть, умели, как и он сам, думать и чувствовать? Должно было приходить, хотя теперь сэр Джордж начал сомневаться в этом. Быть может, лежащие на поле битвы не были в глазах демонического шута разумными существами? Быть может, он воспринимал их просто как помеху своим планам? Но «примитивные существа», кем бы они ни были и сколько бы рук ни имели, умели чувствовать и мыслить, любили жизнь, и отнимать ее у них было величайшим преступлением. Если только цель, которую преследовал в этом мире двоеротый, не оправдывала всех этих смертей. Но какая цель могла бы их оправдать? Этого сэр Джордж решительно не мог себе представить.

• Предыдущая
• 32/67
• Следующая