Космическая станция «Василиск» - Вебер Дэвид Марк - Страница 49

• Предыдущая
• 49/90
• Следующая

Первые переселенцы отправились на Мантикору до изобретения парусов Варшавской и гравидетекторов, которые свели риск путешествий в гиперпространстве до уровня, приемлемого для пассажирских судов. Тогда еще не было даже импеллерной тяги, и их путешествие в крио-камерах на борту субсветового корабля «Язон» заняло больше шестисот сорока земных лет. За те века, что они проспали, механика межзвездных путешествий претерпела революционные изменения.

Теперь же новые технологии позволяли набирать колонистов во внутренних мирах и не тратить многие годы на их доставку.

Роджер Уинтон, президент и исполнительный директор «Мантикорской Колонии Лтд. », перед отбытием создал Цюрихский Трест Мантикорской Колонии и вложил туда каждый пенни, оставшийся после затрат на оснащение экспедиции и покупку прав колонизации у первооткрывателя. С учетом долгих лет пути, разделяющих Солнце и новые миры, мало у кого из представителей других колониальных проектов возникала подобная мысль. Роджер Уинтон оказался человеком дальновидным, и проценты, набежавшие за без малого семьсот лет, обеспечили мантикорцам завидный кредитный баланс на Старой Земле.

Уинтон и его сподвижники оказались в состоянии не только завербовать необходимые подкрепления, но и, в случае нужды, оплатить этим колонистам проезд к их новому и далекому дому. Однако, озаботившись сохранением политического контроля в свете такого наплыва новичков, оставшиеся в живых представители первой волны переселения и их дети приняли новую конституцию, превратив колонию из управляемой выборным советом директоров в Звездное Королевство Мантикора во главе с королем Роджером Первым – первым монархом из Дома Уинтонов.

Акционеры «Мантикорской Колонии Лтд. » получили обширные участки земли и право на разработку полезных ископаемых на других планетах системы в прямой пропорции к их исходным капиталовложениям. Новая конституция превратила их в наследственную аристократию, но не выделила в закрытую касту. Обширные пространства на планете оставались ничейными, и те новые колонисты, кто мог оплатить проезд, по прибытии получали земельные наделы, эквивалентные его стоимости. Тем же, кто мог вложить больше стоимости проезда, гарантировалось право покупки дополнительных участков. Возможность сделаться полноправными дворянами привлекла интерес исключительно высокого процента молодых, умелых, хорошо оплачиваемых профессионалов: врачей, инженеров, педагогов, химиков, физиков и биологов – именно тех людей, которые требовались для поддержания пошатнувшейся колонии и которых могли привлечь только очень немногие миры. Они приезжали получать и расширять свой гарантированный кредит, и многие из так называемых «вторичных акционеров» сделались полноправными графами и даже герцогами.

Те, кто мог оплатить большую часть переезда, получали пропорциональные внесенной плате земельные наделы, небольшие по местным стандартам, но по меркам внутренних миров – огромные. Такие люди пополнили ряды мантикорских свободных землевладельцев. Их семьи сохранили стойкое чувство независимости и до сих пор. Предки Виктории вышли как раз из них.

При всем при том большинство новичков составляли так называемые «нулевики». Порой все их имущество умещалось в заплечном мешке. Как, например, у Хейнрика Гауптмана.

Традиционные формы обращения, принятые потомками йоменов и «нулевиков», дожили до нынешнего момента. Они используются все реже, но воспоминания о социальных различиях берегут и те и другие. Первые гордятся древностью и размерами земель, вторые – тем, что их предки сумели подняться из самых низов. Клан Гауптманов никогда не забывал о своих бедняцких корнях. Восхождение семьи к нынешнему величию началось два ман-тикорских столетия назад с праправнука Хейнрика, однако Клаус Гауптман, способный на оставленное ему наследство купить и продать с десяток герцогств, по-прежнему предпочитал говорить о себе – по крайней мере публично – как о выходце из «маленьких людей». Это не мешало магнату крепить деловые связи с аристократией и наслаждаться властью и роскошью положения князя торговцев или принимать активное участие в мантикорской политике, но в основе его имиджа лежало «бедняцкое наследие». Он говорил о себе как о личности, добившейся всего самостоятельно, и предпочитал не упоминать о богатстве, окружавшем его при рождении.

Именно это представление о себе привело его сегодня сюда, сказала себе Виктория. Она задела его. Она поймала его – или хотя бы его служащих – на нелегальной торговле, а для человека, исполненного гордости и сознания собственной важности, это истолковывалось не иначе, как прямое нападение на него лично. В собственных глазах Клаус Гауптман единолично олицетворял картель Гауптмана, любое действие против организации превращалось в личное оскорбление – а он оскорблений не прощал.

– Очень хорошо, коммандер Харрингтон, – произнес наконец магнат. – Я перейду прямо к делу. По каким-то своим соображениям вы сочли уместным ущемить мои интересы на Василиске. Я хочу, чтобы это прекратилось.

– Сожалею, если вы рассматриваете выполнение моих обязанностей как «ущемление», мистер Гауптман, – спокойно сказала Виктория. – К сожалению, моя присяга Короне требует от меня исполнять и применять правила, установленные Парламентом.

– Ваша присяга не обязывает вас оттягиваться именно на картеле Гауптмана, коммандер. – Гауптман не повысил голоса, но в нем послышалось злоба.

– Мистер Гауптман, – Виктория крепко сжала руки под столом, – мы проверяем всех коммерсантов, осуществляющих деятельность на поверхности Медузы или орбитальных складах Василиска, а не только представителей вашей фирмы.

– Чушь! – фыркнул магнат. – Никто из старших офицеров здесь на Василиске никогда так беспардонно не вмешивался в движение законного торгового транспорта. Более того, у меня имеются многочисленные доклады от моих здешних агентов касательно того, что ваши «таможенные» группы посвящают гораздо больше времени «проверкам» моих грузов, нежели чьих-либо других. Если это не ущемление, я бы очень хотел узнать, что, по-вашему, является им, коммандер!

– Действия или бездействие предыдущих старших офицеров не имеют никакого отношения к моим обязанностям и моему долгу, мистер Гауптман, – четко и спокойно произнесла Виктория. – И если мои инспекционные группы действительно тратили больше времени на проверку грузов картеля Гауптмана, то исключительно руководствуясь предыдущим опытом. На ваших судах случаи контрабанды, как правило, встречаются гораздо чаще по сравнению с другими кораблями.

Лицо Гауптмана опасно потемнело, но Харрингтон заставила себя смотреть ему в глаза, не выдавая и тени своего внутреннего напряжения.

– Вы обвиняете меня в контрабанде, коммандер Харрингтон? – баритон сделался глубже и сочнее, почти шелковым.

– Я лишь констатирую: случаев обнаружения контрабанды в грузах, принадлежащих вашей фирме, на тридцать пять процентов больше, чем у любой другой компании, торгующей на Медузе. Разумеется, я не могу сказать, участвуете вы лично в противозаконной деятельности или нет. Мне подобное кажется сомнительным. Однако до тех пор, пока мы не удостоверимся, что под прикрытием деклараций картеля Гауптмана не проходит никакой контрабанды, мои таможенные офицеры, по моему приказу, будут уделять особое внимание вашим грузам.

Лицо Гауптмана продолжало мрачнеть, и Виктория приостановилась, спокойно глядя на него.

– Если вы желаете положить конец тому, что вы рассматриваете как «ущемление», сэр, я бы предложила вам настоять на более внимательном отношении ваших управляющих к своим обязанностям.

– Как вы смеете?! – Гауптман подался вперед. Руки Виктории под столом сжались еще сильнее, но она продолжила сидеть неподвижно.

– Не знаю, кем вы себя воображаете, но я отказываюсь находиться здесь и выслушивать подобные оскорбления! Советую вам следить за своими дикими заявлениями, коммандер!

– Я привожу только факты, а не делаю «дикие заявления», мистер Гауптман. Если вы предпочитаете их не слышать, предлагаю вам удалиться.

• Предыдущая
• 49/90
• Следующая