Красная Шапочка, черные чулочки - Васина Нина Степановна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/73
• Следующая

– Я просила простить меня за то, что родила ему ребенка. Девочки, вы меня сейчас не поймете, вы потом это поймете, когда будут свои дети. Это осознание приходит только тогда. Женщина не может пожелать своему ребенку ничего плохого, не может отказаться от него или счесть обузой. Дело за малым – за правильным выбором мужчины, от которого рожать. Я просила прощения за свой неправильный выбор.

– Это как же звучит? – спросила я. – Прости меня за то, что я родила от тебя ребенка? Или – прости меня за то, что ты бьешь нашего ребенка?

– Ты потом сама найдешь удобные слова. Потом, когда придется. Просто запомни: выбор – всегда за женщиной. Если она ошиблась, никто, кроме нее, не виноват.

– Тили, а что с ним случилось после того, как ты попросила прощения? – веселым голосом спросила Авоська.

– Я плохо о нем подумала. Два раза. – Тили затихла, потом добавила: – Или три, не помню. И он вдруг напился как свинья и умер в одночасье.

– А наш с Авоськой дедушка? – осторожно перешла я к конкретному человеку. – Он бил папочку?

– Нет. – Тили легко рассмеялась. – Нет, что ты. Он был такой милый… Он бы и мухи не обидел, не то что я.

– Не то что ты?.. Ты била нашего папу, когда он был маленький? – ужаснулась Агелена.

– Девочки, – шепотом сказала Тили, – я говорила о мухах. Я ловила этих разносчиков заразы одним взмахом руки – на лету, а ваш дедушка, бывало, наклонится к столу и шепчет что-то, осторожно подбираясь к мухе пальцем. Ему вроде даже было стыдно за причиняемые мухе неудобства. Такой вот был тактичный…

– А по-моему, мы сбрендили, – шепотом поддержала я тему. – Авоська, успокойся. Тили ничего нам не скажет. Предположим, все ее мужья умерли не своей смертью. И что с того? Ты бы призналась своим внучкам в чем-то подобном? То-то же! – уверенно заявила я, не дожидаясь ответа.

– А может быть, я хочу сходить на могилку дедушки! – продолжает настаивать Агелена.

– Это несколько проблематично, но вполне возможно, – великодушно разрешает Тили. – Три моих законных мужа лежат рядышком.

– А как я найду эти могилы? – вредничает Агелена. – Я даже фамилии дедушки не знаю! Ты же ни разу не меняла свою фамилию! Неужели не нашлось ни одной, приятнее на слух, чем Воськина?!

Я приподнимаю голову и нахожу глазами ее запрокинутое лицо, распознав в голосе близкую истерику.

– А там нет фамилий, – говорит Тили. – Там есть только имена, но ты сразу найдешь эти могилы. На каждом камне – рыба и крест. И надписи. «Здесь лежит Николушка, первый муж Рутейлы, не разрешающий женщинам и детям смеяться в полнолуние, который слишком серьезно относился к русалкам и не пропускал ни одного хвоста». А снизу – несколько цифр.

Мы молчим, глядя в небо, подбирающееся все ближе.

– Что значит – рыба и крест? – спрашивает погрустневшая Авоська.

– Это наш символ. В пещерах каменного века изображение паука и изображение женщины было почти одинаковым. – Тили отбирает у меня руку и чертит в воздухе пальцем. Сначала – удлиненную восьмерку, потом перечеркивает ее. От ее движения, как от далекого самолетика, накрывшее нас собой вечернее небо шелестит и пенится прохладой, которую потревожила моя бабушка своим горячим пальцем.

– Про хвосты – это… – Я затрудняюсь закончить вопрос. Тили мне помогает:

– Истинная правда! Он не пропускал ни одной юбки. Ужасный бабник был.

– Представляю! – хмыкает Авоська. – А что на других двух камнях написано?

– Справа от Николушки – у него желтый камень – лежит Гришаня – серый камень. Написано: «Здесь лежит Гришаня, редкий красавец и настоящий боец, хоть и дал себя покусать бешеной ласке». А слева от Николушки – красный камень. Под ним лежит Павлуша, мечтатель и разгильдяй.

– А слово «хоть» там написано? – не выдерживаю я длинную паузу.

– Там написано про тарелку супа, но на самом деле это были пельмени с бульоном. Он подавился пельменем и упал в тарелку лицом. Мы тогда как раз зарезали свинью, наделали пельменей. Но писать все в подробностях было бы слишком длинно. Поэтому надпись такая: «Здесь лежит Павлуша, третий муж Рутейлы, мечтатель и разгильдяй, но умный парень, хоть и утонул в тарелке супа».

– Стоп! – резко сажусь я. Стог угрожающе пошатнулся под нами. – Ты говорила раньше, что наш с Авоськой дедушка ухаживал за тобой и тогда, когда ты уже была замужем?!

– Да!.. – резко села Авоська. – Как это получается? Это получается!.. Это получается, – она вдруг перешла на шепот, – что твой первый муж – Николушка – не наш дедушка?!

– Конечно, – спокойно отвечает Тили. – Я не была замужем за вашим дедушкой. Мои семнадцать лет – помните?

Авоська смотрит на меня беспомощно. Я тоже ничего не понимаю и только пожимаю плечами.

– Значит, – закрыв глаза, рассуждает Авоська, – Николушка – это тот, который ударил Микария?

– И не только его, – грустно добавляет Тили.

– Тогда наш дедушка – Гришаня! Ты рассердилась на Николушку, он утонул в пруду, и ты вышла замуж за своего первого возлюбленного, от которого в семнадцать лет родила ребенка! Так?

– Неправильно. Я уже сказала, что подозревала в отцовстве Доломея сразу двух юношей. Я не могла выйти замуж за обоих. Хотя, конечно, одного из них я подозревала больше.

– В каком пруду? – заподозрила я неладное. – Не в том ли, в который я свалилась, когда приехала к тебе три года назад?

– Нет, – отмахнулась Авоська. – Есть два пруда. Помнишь, я ловила серебрянок? Так вот, их нужно было переселить в другой пруд.

– Да-а-а… – задумчиво протянула Тили. – После того как Николушка мертвый почти неделю проболтался в большом пруду, в нем сдохли все серебрянки. Пришлось много лет спустя переселять их с маленького. С тех пор я очень настороженно отношусь к трупам на моей земле.

Я задумалась, обдумывая вопрос, который мог бы объяснить хоть что-то.

– Тили, твой третий муж был отцом Тегенарии?

– Нет… – задумалась она, вспоминая. – Нет, конечно. Я не была замужем за отцом Тегенарии.

– Ага! Тогда скажи, были ли у тебя дети от двух последних законных мужей?

– Не было, – просто ответила Тили. – Николушка – единственный законный отец. Остальные отцы и дети – внебрачные. Уже стемнело. Может быть, пойдем домой?

– Я ничего не понимаю! – почти плачет Авоська. – На кой черт ты посылаешь меня на могилы своих законных мужей, если там нет моего дедушки?!

– Это очень сложно, – вздыхает Тили. – Он там, поверь. Он вполне хорошо лежит вместе с Николушкой. – Она задумывается и добавляет неуверенно: – Сверху.

– Тили! – Я осмотрела ее безмятежное лицо. – Сознайся, ты опять морочишь нам головы?

– Зачем это мне? – отводит она глаза.

– Тогда что получается? Наш незаконный дедушка – умер, так?

– Так, – улыбается Тили.

– Но сначала умер отец Микария? Тогда получается, что наш дедушка лежит вместе с отцом Микария, а как же… А отец Тегенарии?

– Умер, – притворно вздыхает Тили.

– А где тогда его могила?

– Там же. Но под красным камнем.

Мы с Агеленой смотрим друг на друга и начинаем дрожать.

– С-с-сверху или сниз-з-зу? – стуча зубами, спрашивает Агелена.

– Сверху, конечно, он же умер последним из всех!

– И ты тогда… Ты сдвигаешь камень с могилы третьего мужа, раскапываешь его могилу, так?.. – Я мысленно похвалила себя за то, что не клацаю зубами, как Агелена. – Чтобы подложить в нее своего очередного любовника?

– Вот и не так. Я не сдвигаю камень, потому что сначала на могиле почившего стоит деревянный крест с его именем и датами жизни. Я просто убираю крест.

– Но ты раскапываешь могилу?! – У меня предательски дрожит голос.

– Нет, – шепчет Тили. – Я ее осторожно разрываю руками! В полночь! При луне! – Теперь она резко садится, неустойчивый стожок кренится и плавно заваливается под наши визги.

Мы барахтаемся в колючем сене. Еще не совсем стемнело, но луна уже светит вовсю, наполняя наши глаза неземным блеском.

– Ну вот, теперь придется стожок собирать, – сетует Тили, подмигнув мне.

• Предыдущая
• 30/73
• Следующая