Третий пол: Судьбы пасынков природы - Белкин Арон Исаакович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/129
- Следующая
Так, с направлением из милиции, Юрий впервые попал ко мне.
Никаких затруднений с установлением диагноза не возникло – случай был, как иногда говорят, студенческий. Можно было только поражаться, что за 27 лет так и не нашелся толковый медик, которые прекратил бы бессмысленные страдания этого удивительно славного человека. А ведь Юра обращался за помощью ко многим. После второй суицидальной попытки с ним какое-то время даже работал психиатр. Как жалею я сейчас, что нет возможности пометить на этих страницах фотографию Юрия, в бытность его Юлей! 1 Самые несведущие в медицине читатели – и те сразу сказали бы, что это мужчина. А из дипломированных врачей никто даже гипотетически не рассмотрел такую возможность.
К счастью, удалось провести необходимое лечение, скорректировать пол. Возраст уже не очень подходило для этого, но мы добились успеха. Юрий стал тем, кем и предназначено ему было быть еще до рождения.
Гораздо труднее оказалось залечить раны, нанесенные душе. Психика Юрия серьезно пострадала, слишком много пришлось ему перенести. С этим мы тоже, можно сказать, постепенно справились – в том смысле, что пациент смог вернуться к обычной жизни, определиться с жильем и с работой, самостоятельно обеспечивать себя. Он даже женился спустя какое-то время. Но какие-то незаживающие следы остались, боюсь, что навсегда.
Девочкой считался от рождения и еще один славный мальчик, которого привезли к нам из далекого горного аула. Пожалуй, не имело бы смысла подробно пересказывать перипетии этого сюжета, во многом повторяющего уже знакомые нам истории. Но дело происходило на востоке, в одной из среднеазиатских республик, и местные нравы сообщили всему происходящему особый, трагический колорит.
Мать с самого рождения этой своей дочери знала, что с девочкой не все в порядке, но даже мужу не решалась признаться в этом. Под каким то предлогом малышке запрещалось переодеваться в присутствии даже родных сестер, купаться вместе со всеми. Вот почему тайна была сохранена стопроцентно. Не только в ауле – даже в семье никто ни о чем не догадывался.
В 11 лет девочку просватали за сверстника, сына уважаемых в округе родителей. Для отца это было чрезвычайно важно.
Пока дочь росла, мать надеялась, что каким-то образом смущающие ее взгляд особенности исчезнут. Ни о какой врачебной консультации не могло быть и речи: сам факт, что девочку зачем-то повезли в город, мог вызвать в ауле кривотолки, а на репутации невесты не должно было быть ни пятнышка. Когда же стало ясно, что время никакого облегчения не приносит, а свадьба уже не за горами, испуганная женщина решилась открыться мужу. Тот долго думал, перебирал варианты. Расторгнуть помолвку? Невозможно найти для этого благовидный предлог. В противном же случае девушка будет опозорена, и не только она сама, но даже ее сестры не смогут никогда выйти замуж. Закрыть на все глаза и ждать свадьбы? Но жених не станет молчать, когда обнаружит, что ему подсунули «бракованный товар!» В любом случае позора не избежать! Единственная надежда – если найдется врач, который где-то что-то подрежет, где-то что-то подошьет, создать нормальную видимость для первой брачной ночи. А за дальнейшее семья невесты вроде бы не отвечает. Москва была выбрана не только как ведущий центр медицинской науки, но как место, очень далекое от аула, откуда до дому едва ли донесутся слухи.
Пожалуй, из всех моих пациентов, вынужденных сменить неправильно установленный пол, этот мальчик единственный был никак к этому не готов. Тем не менее он встретил ошеломляющий диагноз спокойно, даже, показалось мне, с какой-то радостью. Я даже усомнился: хорошо ли он понял, что я ему говорю? Только позже, сблизившись с ним, я догадался, что вызвало такую реакцию. Ренат, как стал он себя называть, с раннего детства завидовал братьям. Их тоже отец воспитывал в строгости. Но ведь не сравнить, насколько свободнее им жилось! Они бегали, где хотели, не отчитывались в каждом своем шаге. Они могли мечтать, строить планы. Отец был бы не доволен, если бы кто-то их них уехал из аула учиться, но при большом желании брат мог настоять на своем. А для девочки весь жизненный путь был от родного порога до дома, где жил ее будущий муж. К тому же сама мысль о замужестве вызывала у Рената какой-то неясный протест.
Пока шла подготовка к операции, которая должна была придать молодому человеку нормальную мужскую стать, пока мы возились со сменой документов, Ренат все время мечтал вслух, как вернется домой в мужском костюме, как подойдет к братьям, как они обрадуются, узнав, что их стало на одного больше. Они всегда относились к нему пренебрежительно, думая, что он девчонка. Ничего, зато теперь будут уважать!
Признаюсь, мне с самого начала не хотелось отпускать Рената в аул. Все, что я успел узнать о его семье, говорило о том, что эти люди не смогут ни понять того, что произошло, ни принять это как не подлежащее пересмотру веление судьбы. Но что я мог сказать мальчику, уверенному в том, что родные его любят и будут счастливые за него, что он везет им большой подарок, поскольку иметь сына гораздо лучше, чем иметь дочь? Да и что стал бы он делать в Москве? Ренат плохо говорил по-русски, никакой специальностью не владел, постоять за себя был не способен. Домашнее воспитание приучило его к одному – к безгласной покорности.
Как на крыльях полетел Ренат домой. А месяца не прошло – вернулся в таком состоянии, что я, признаться, не сразу его даже узнал. С диагнозом «реактивная депрессия» пришлось положить его в психиатрическое отделение. Долго не мог я вытянуть из него ни слова, да и потом связано рассказать, что же произошло, он был не в силах. Но общая картина более или менее прояснилась.
Родные были в шоке. Он твердо знали, что такого не было никогда и ни с кем – ни в их ауле, ни в соседних; что мужчина рождается мужчиной, а женщина женщиной по воле Аллаха, и нарушать ее – беспримерное святотатство; что дочь обещана в жены достойному человеку и слово необходимо сдержать. Ренат пытался что-то объяснить, показывал документы, выписки – все было бесполезно, его никто не слушал. Даже мать отшатывалась от него в ужасе, братья же вообще грозили убить. Удивительно, что ему позволили уехать: одно это показывает, в какой полной растерянности находилась семья.
Только много месяцев спустя Ренат успокоился настолько, чтобы с ним можно было обсуждать дальнейшее. Путь домой был для него закрыт, теперь он сам в этом убедился. Глядя на карту, он старался выбрать какую-нибудь самую далекую от родных мест точку. Я вспомнил о Благовещенске: мои друзья могли помочь парню устроиться, поддержать на первых порах. Собрали ему денег на дорогу, и Ренат уехал.
Целый год я получал от него чудесные письма. Казалось, новая жизнь приносит одни только радости – изумительная природа, великолепный город, чудесные люди. Я все ждал: когда появится женское имя? И дождался. Молодую женщину звали Ниной. Она была разведена, растила ребенка – Ренат был в восторге. Мы честно предупредили его: сомнительно, чтобы он когда-нибудь стал отцом, а он мечтал о детях, и вот такая удача! Ни одной тревожной нотки не проскальзывало в этих письмах, полных счастья и самых светлых надежд. Ни одного упоминания о родителях, о семье, о родном ауле. Я сам с трудом верил, что есть что-то общее между этим энергичным молодым человеком и той молчаливой девушкой в глухом длинном платье, которая робко, опустив глаза, входила в дверь моего кабинета.
В последнем письме Ренат писал, что они с Ниной обо всем договорились, назначили день свадьбы. И как я догадываюсь сами эти волнующие приготовления разбудили в его душе представления, усвоенные с раннего детства. Что за свадьба, на которой не присутствуют родные жениха и невесты? Что хорошего может ожидать семью, если ее не напутствуют добрым словом родители?
Короче, Ренат решил еще раз попытаться восстановить отношения с родителями. Не думаю, что Нина отпустила его с легким сердцем. Но что она могла поделать?
В Благовещенск Ренат больше не вернулся. Из аула он приехал в Москву, явился ко мне и потребовал, чтобы ему «немедленно вернули женский пол».
- Предыдущая
- 16/129
- Следующая
