Не стреляйте в белых лебедей - Васильев Борис Львович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/39
- Следующая
Никого на Егоровых проводах не было, только Яков Прокопыч. У того своя просьба:
— Докладывать придется — про лодочную станцию не забудь, товарищ Полушкин. Пригласи вежливо: мол, удобства, вода мягкая, лес с грибом. Может, кто из центра оживит нашу окрестность.
Совсем уж к поезду собрались — Марьица. Засветилась улыбкой еще сквозь двери:
— Ах, Егор Савельич, ах, Тинушка! В Москву ведь, не в область.
— Совершенно согласен, — сказал Яков Прокопыч.
Но не Яков Прокопыч Марьице сейчас был нужен. Она с Егора Полушкина, с бедоносца божьего, глаз масленых не сводила.
— Егор Савельич, батюшка, тайно я тебе кланяюсь. И от мужа тайно и от сына тайно. Спаси ты нас, Христа ради. Угрозыск ведь Федора-то Ипатыча таскает. По миру ведь закруглить грозятся.
— Закон уважения требует, — строго сказал Яков Прокопыч.
Егор промолчал. А Марьица заплакала и сестре в плечо уткнулась.
— Пропадаем!
— Скажи ты начальнику какому, Егор, — вздохнула Харитина. — Родня ведь. Не сторонние.
— А кто меня спросит? — нахмурился Егор. — Велико ли дело — лесник в Москву приехал.
Как ни плакала Марьица, как ни убивалась, ничего он больше не сказал. Взял чемодан — специально для Москвы самый большой купили, — попрощался, посил перед выходом и пошел на вокзал. А Марыща домой побежала.
— Ну, что обронено? — спросил Федор Ипатыч.
— Отказал он, Феденька. Гордый стал больно.
— Гордый? -И желваки по скулам забегали.-Ну, добро, если гордый. Добро.
А Егор сидел у окна в вагоне, и колеса стучали: в Москву! в Москву! в Москву!..
Но пока не в Москву, правда, а в областной центр, на пересадку. И как раз в это время из областного того центра другой поезд отходил: с Юрием Петровичем у вагонного окна. И колеса тут по-иному стучали: в Ленинград! в Ленинград! в Ленинград!..
20
Не обнаружив в областном городе Юрия Петровича, Егор сразу утратил всю гордость и сел в московский поезд очень растерянным. Правда, билет ему Чувалов взял заранее и оставил в гостинице, где Егору этот билет и вручили с сообщением, что сам Чувалов отбыл в неизвестном направлении.
Впервые Егор ехал в купейном вагоне, где из бережливости не стал брать постель. Попутчики попались солидные, о чем-то калякали, но Егор разговора не поддерживал. Он не получил последних напутственных указаний от Юрия Петровича, и ому было не до разговоров. И ночь почти не спал и мыкался на голом тюфяке, опасаясь ворочаться, чтобы никого не разбудить.
К утру он весь занемел и прибыл в столицу в окостенолом состоянии.
Однако его опасения оказались преждевременными: в Москве Егора встретили и определили в гостиницу. Вам, вероятно, придется выступить в прениях, — сказал встречавший его молодой человек, когда они прошли в номер.
— В чем?
— В прениях. — Молодой человек достал бумагу, положил на стол. — Мы подготовили для вас кое-какие тезисы. Ознакомьтесь.
— Ага, — сказал Егор. — А зоопарк далеко?
— Зоопарк?-недоверчиво переспросил молодой человек. — По-моему, метро «Краснопресненская». Завтра в десять утра ждем в министерстве.
— Загодя приду, — заверил Егор.
Встречавший ушел, а Егор, наскоро перекусив в буфете, расспросил, как проехать до станции «Краснопресненская», и не очень уверенно спустился на эскалаторе в метро.
В зоопарке он подолгу задерживался перед каждой клеткой, а перед слоновником замер. Вокруг менялись люди, приходили, смотрели, уходили, а Егор все стоял и стоял, сам себе не веря, что видит живого слона, Правда, слон этот не ходил по улицам, а стоял в крепко огражденном вольере, но вел себя свободно: обсыпался песком, фыркал и подбирал булки, что кидали ему дети через загородку. Егор следил за каждым движением слона, потому что очень хотел все запомнить и потом показать Кольке. Так следил, что даже служитель заинтересовался:
— Что, мужик, хороша скотинка?
— Это животная, — строго поправил Егор.
— Верно. — Служитель был пожилым, и Егор разговаривал с ним свободно. — Не боишься?
— А чего? Ты же не боишься?
— Ну, помоги тогда. Потом в деревне хвастать будешь, что слона кормил.
— Я в поселке живу.
— Все равно похвастаешься.
Служитель провел Егора в зимнее помещение, где стоял еще один слон, поменьше. Он вкусно хряпал свеклу с морковкой и дважды вежливо обнюхал Егора черным крючочком хобота.
— Умная животная! — восторгался Егор.
Потом служитель провел Егора по зоопарку, рассказал, кого из зверей как и когда кормят. Сводил и в обезьянник, но там Егору не понравилось:
— Орут.
Они вместо пообедали в столовой для сотрудников и окончательно подружились. Егор рассказал о совещании, о поселке и особо о Черном озере.
— Раньше Лебяжьим называлось, а теперь — Черное.
— Вымирает живая красота, — вздыхал служитель.-Одни зоопарки скоро останутся.
— Зоопарк— это не то.
— Не то, ясное дело.
Егор ушел из зоопарка последним, когда ГУМы и ЦУМы были уже закрыты.
Подумал маленько, припомнил рассказ Юрия Петровича, упомянутый им адрес и узнал у милиционера, как ехать.
Он не очень представлял себе цель этого посещения, но потерянное лицо Чувалова упорно не уходило из памяти.
На девятый этаж он поднялся без лифта, поскольку пользоваться им не умел. На площадке отдышался, нашел квартиру, позвонил. Дверь открыла молодая длинноволосая женщина.
— Здравствуйте, — сказал Егор, загодя сняв кепку. — Мне бы Марину.
— Я Марина.
Длинноволосая глядела недобро, и разговор приходилось начинать через порог.
— Я к вам от Чувалова. От Юрия Петровича. Она явно решала, как поступить, и Егору показалось, что решала со страхом.
— Так, — наконец сказала она и плотно прикрыла дверь, ведущую в комнаты. — Ну, проходите. На кухню. Кепку повесить было некуда, и Егор прошел на кухню, держа ее в руке.
Хозяйка шла следом, наступая на пятки. Точно загоняла.
— Кто там, Мариночка? — донесся из комнат мужской голос.
— Это ко мне! — резко ответила длинноволосая, закрыв за собой и кухонную дверь. — Так в чем же дело?
Сесть она не предлагала, и это враз успокоило Егора.
Еще у порога он не знал, как и что говорить, а теперь понял. — В комнатах-то, поди, муженек обретается?
— А вам какое дело?
— Мне дела нет, а вот ему — не знаю.
— Угрожать пришли?
— Зачем же так-то? Я к тому, что вы, стало быть, устроились, а другому устроиться не даете. Хорошо ли? Да как вы смеете?..
— Смею уж, — негромко сказал Егор. — Хватит злом-то пыхать. Что он дурного-то сделал вам?
— Сделал, — усмехнулась она и закурила сигарету. — Объяснять бесполезно: если он до сих пор не понял, то вы и подавно.
— Растолкуйте, — сказал Егор и сел на маленькую красную табуретку. — За тем и пришел.
— Я вас выгоню сейчас отсюда, вот и все объяснения.
— Нет, не выгоните, — сказал Егор. — Раньше, может, и выгнали бы, а теперь побоитесь. Вы вон все двери за собой позакрывали и, значит, семейством своим дорожите.
— Опять угрозы? Слушайте, мне надоело…
— Дали б водички, — вздохнул Егор. — В столовке селедки три порции съел — горю.
— Ух, нахалище! — Она достала из стенного шкафчика расписанную глиняную кружку, спросила через плечо: — Прикажите со льдом?
— Зачем? — удивился Егор. — Простой налей, колодезной.
— Колодезной…— Она шмякнула о стол кружкой, вода плеснула через край. — Пейте и уходите. Чувалову скажите, что ребенок не его, пусть успокоится.
Егор неторопливо выпил невкусную московскую воду, помолчал.
Женщина стояла у окна, яростно дымя сигаретой и через плечо поглядывая на него колючими глазами.
— Что вам еще от меня нужно?
— Мне-то? -Егор посмотрел: и чего хорохорится дека? — Муж ведь он вам-то.
— Муж!.. — Она презрительно передернула плечами. — Пенек он лесной, ваш Чувалов.
— Ругать не ласкать: не скоро заморишься.
- Предыдущая
- 35/39
- Следующая