Дурочка - Василенко Светлана - Страница 4

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая

В строю бежал Чарли. Сказал Марату:

— А все же я ее проверил! Ведь не глухая! Может, она и дурой притворяется? Давай проверим!

— Тронешь Ганну еще раз — убью! — Марат показал кулак.

— Втюрился, что ли? В дуру влюбился? Да?!

Схватились, как молодые щенки, покатились по земле рыча.

Дети не останавливаясь бежали. Марат и Чарли клубком подкатились к ногам Ганны.

Ударил Чарли Марата поддых головой. Убежал в строй.

Марат лежал у ног Ганны. Ганна присела, погладила лицо Марата, убрала окровавленные волосы со лба.

Марат открыл глаза, благодарно взглянул на нее.

Дети продолжали свой бег. Дышали хрипло, изнемогая.

Утром, убираясь в кумачовой комнате, тетка Харыта достала из узелка икону. Вытерла пыль: Божья Мать с ребеночком. Повесила в красный угол, перекрестилась. Услышала рядом:

— Убери икону! — Тракторина Петровна стояла в дверях.

— Нельзя, — кратко сказала тетка Харыта.

— Тогда я сама, — двинулась Тракторина Петровна к иконе.

— Нельзя, — заслонила ей путь тетка Харыта.

— Да почему нельзя?

— Нельзя, и все. Пасха сегодня, Петровна. Христос воскрес!

— Сказки! Не было никакого Христа. А если был… Раз его власти казнили, значит, знали, за что, поняла? Властям виднее. Сними икону! В советском учреждении ей не место!

— А где?

— На свалке истории!

— Где ж она, та свалка?

— Убирайся! — не стерпев, заорала Тракторина Петровна. Потом добавила, себя сдержав: — Убирайся, раз уборщица. Не лезь не в свои дела. Иди вон, детей накорми!

Марат с Ганной шли по двору.

— Хочешь, я тебе что-то покажу? — спросил Марат Ганну.

Ганна кивнула.

— Марат, вы куда? Пойдем в столовую! — крикнули брату сестренки, пробегая.

— Мы сейчас… — Марат вел Ганну к сторожке.

Заглянули в щель. В сторожке сидел сторож и ел. Отрезал огромный ломоть хлеба, намазал его маслом, отрезал сало, сало положил на масло… Откусывал, мерно жевал. Ганна оглянулась на Марата.

— Я знаю про него одну тайну… — прошептал Марат. — Ты никому не скажешь?

Ганна покачала головой: нет.

— Поклянись!

Ганна беспомощно улыбнулась.

— Ладно, я так скажу, — решился Марат и отчетливо по слогам прошептал ей на ухо: — Говорят, что, когда был голод, Он Ел Детей!

С ужасом посмотрела на Марата Ганна. Перевела взгляд на сторожа: челюсти сторожа работали как жернова. Ганна вдруг схватилась за горло, прикрыла ладошкой рот, скорчилась: ее тошнило. Сухие спазмы сотрясали ее тело.

— Что с тобой? — зашептал Марат. — Тебе плохо? — И, не зная, что делать, бил ее по спине, словно она подавилась.

Сторож вышел на порог — огромный, небритый. Глянул на них. Они застыли. Долго глядел на них, нелепо застывших. Поглядел им в глаза. Потом расстегнул ширинку, начал мочиться. Ганна посмотрела вниз, подняла глаза. Сторож слегка усмехнулся. Попятилась Ганна.

Схватив Ганну за руку, побежал Марат. За углом спрашивал:

— Ты испугалась? Тебя рвало? Ты представила, что он тебя ест?

Ганна на все его слова мелко кивала.

— Ты не бойся! Тракторина Петровна говорила, что он не всех детей ел. Он выбирал. Он ел только кулацких детей. Чтобы польза была для общества. А мы же с тобой — не кулацкие. Ты не бойся…

В столовой по столам расхаживал Чарли. Прогуливался по столам походкой Чарли Чаплина, на которого был похож. Вместо тросточки — поварешка, лихо ею он покручивал да поигрывал.

— Чарли, иди к нам! Нет, к нам! К нам! К нам! — кричали дети со всех сторон.

Чарли, стянув с головы Булкина шапку, перепрыгнул на другой стол.

— Булкин! Шляпа! — крикнули толстому Булкину.

Булкин схватился за голову. Побежал за Чарли. Падая, кувыркаясь, Чарли зашел в тыл к Булкину, ударил того в зад и, спрыгнув на пол, теперь улепетывал.

— Держи вора! — кричала Конопушка. — Лови его!

Три сестры выстраивали стулья на пути Чарли. Чарли, подбежав, легко перемахнул через них ласточкой и — оказался в объятиях Тракторины Петровны: пойманной птахой трепыхался в ее могучих руках. Поставив Чарли рядом с собой, призывным, влажным, грудным голосом — каким корова-мать зовет своих детей — Тракторина Петровна сказала:

— Пионеры! К борьбе за дело Коммунистической партии большевиков будьте готовы!

— Всегда готовы! — грохнуло в столовой.

— Песню запевай! Поют только пионеры! Поет только левый стол! Начали!

пел левый стол.

Правый стол молчал. Чарли из-за спины Тракторины Петровны корчил рожи. Поварешкой дирижировал. Уткнувшись в ладони, правый стол трясся от смеха. Потом засмеялся и левый — поющий. Беззвучно смеялись уже все. Только одна Ганна среди тишины пела сильным чистым голосом, глядя куда-то вверх, выше потолка:

С поварешкой в руках Чарли застыл:

— Люди, гля! Немая запела!

Марат дергал Ганну за рукав:

— Не пой, Ганна! Ты не так поешь! Неправильно!

Та не замечала. Допела до конца.

Тракторина Петровна оглянулась на вошедшую с горшком печеной картошки тетку Харыту:

— А ты сказала, что она говорить не умеет…

— Не умеет, — подтвердила тетка Харыта. — Только поет. Как птица небесная…

— Хорошо поешь, — сказала Ганне Тракторина Петровна. — Будем тебя в пионеры принимать. Люблю голосистых! Песню люблю! — прослезилась. — Завтракайте! — Дверью в сердцах хлопнула так, что мел с потолка, будто снег, посыпался: хлопьями, белый. Вышла.

Тетка Харыта раздавала горячие картофелины.

Ганна стояла одна. На голове ее будто снег лежал.

Не таял.

Через минуту картошку съели.

— Тетечка Харыточка, — ластилась Верочка к тетке Харыте. — Будьте так добреньки, дайте мне добавочки.

— Нету ничего, деточка.

— Ну хоть шкурочку от картошки дайте!

— И шкурочек нет, деточка, съели. Ничего не осталось.

— А я тоже кушать хочу, — заплакала Надя.

— Дай нам исты! — заревела вместе с сестрами Люба. — Исты хочу… Исты…

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая