Воспоминание о спорте - Ваншенкин Константин Яковлевич - Страница 6
- Предыдущая
- 6/14
- Следующая
Зато в другом случав судьи стали проявлять явную терпимость. В середине пятидесятых в матче «Спартак» – «Динамо» Хлопотин назначил пенальти в ворота Яшина. Остальные игроки покинули штрафную, Сальников установил мяч, затем подошел к судье, о чем-то коротко поговорил с ним, вернулся к одиннадцатиметровой отметке, пробил и попал в штангу. Защитники подоспели первыми и выбили мяч за границы поля. Динамовские сторонники ликовали, спартаковские печалились. Однако Хлопотин четко указал: перебить. Что тут началось! Игроки окружили судью, размахивали руками. Один Сальников спокойно стоял в штрафной. Страсти улеглись, он опять установил мяч и на этот раз забил гол. Публика недоумевала: почему били дважды, в чем было нарушение? Разъяснилось это позже: Яшин сходил с места, бросался до удара, что запрещается правилами. Заметив за ним этот пробел, Сальников заранее обратил внимание Хлопотина на возможность такой ошибки.
И пошло! Судьи назначали перебивку, когда вратари чисто брали или блестяще парировали труднейшие одиннадцатиметровые. Постепенно и эта полоса миновала, и судьи стали совершенно равнодушны к смещениям вратарей до удара. Просто диву даешься. Особенно заметны эти вратарские вольности при замедленном повторе: иной до удара не только сходит с места, но весь отрывается от земли. Я, грешным делом, даже думал, не отменена ли эта строгость, не сделано ли хоть небольшое послабление. Ведь тяжело, ох как тяжело вратарю, которому бьют пенальти! Может быть это – подсознательное стремление судей к справедливости?
6
Судья, стоя в центре, берет свисток-сирену в рот и протяжно свистит – вызывает команды. И они выходят вновь – преображенные, подтянутые, готовые ко всему. Впереди капитан с красной повязкой выше локтя, за ним вратарь, а дальше в особом своем порядке, по росту или чаще всего в том счастливом для команды варианте, который, как было замечено, приносил удачу. Пожимание рук, разыгрывание ворот: монета вверх – орел или решка. А тем временем выбегают поклонники с цветами. Раньше – на «Динамо»: – их пропускали беспрепятственно, теперь выйти постороннему на поле почти невозможно. Вручают цветы выборочно, своим любимцам, и рвут через поле обратно на трибуну – это был обязательный ритуал, так же как и голуби, бросаемые в небо после каждого, особенно первого, гола своей команды. Ворота разыграны, цветы отдают вратарю, он кладет этот общий букет около штанги. И новый свисток – начали.
Я вот сейчас вспоминаю этих людей – не только самых знаменитых – и думаю об образе каждого из них. Было ощущение их прочности, основательности, незыблемости. Казалось, они будут играть вечно. Разумеется, то сопровождает только лучших, избранных. Действительно, почему Пеле, Беккенбауэр, Круифф, Чарльтон годами играли на своем уровне, а иные наши «звезды» на следующий год после взлета и признания уже неузнаваемы, не те? Главная сила профессионалов в спорте заключается в том, что они подходят к делу именно профессионально – в смысле класса и ответственности, не позволяя себе послаблений. Они профессионалы независимо от статута. Яркий пример – хоккеисты Канады. Не обязательно «профи» из НХЛ и ВХА, но и любители и юниоры борются в любых условиях и ситуациях до конца и порою забивают решающую шайбу за секунду до сирены. Эти качества очень были присущи и нашим!
Следом за командами или одновременно выходят тренеры, невидимые постороннему глазу. Садятся на своих скамейках, рядом с помощниками, запасными, врачом. Пытаются скрыть волнение, курят. Когда-то они приходили на игру, как на тренировку, в спортивном костюме. Теперь стиль изменился: белая сорочка, модный галстук. Телекамера время от времени «берет» их – поочередно, той и другой команды. Многих мы знаем давно, видели на поле. И хотя признано, что выдающийся игрок не обязательно тренер, мы не можем не вспомнить: Бесков, Николаев, Бобров, Симонян, Иванов…
Судьба тренера. Я не говорю здесь о разнообразных аспектах их жизни – об отношениях с руководством обществ, о непрочности положения, о непрерывно давящем прессе требований высокого места, о тяготах, мелочах подготовки, отсутствии баз и полей. Наконец, о сложности и напряжении самого тренировочного процесса, об умении быть понятым командой. Один драматург недавно сказал мне о режиссере, ставящем его пьесу: «Думающий режиссер!…» Власть штампа. Еще не хватало, чтобы режиссер был недумающий. То же и здесь – говорят: вдумчивый тренер!
Я опускаю это и многое другое и оставляю только одно – игру. Вы видели на телевизионном экране бледного Валентина Иванова, жадно и беспрерывно затягивающегося сигаретой? Передавали матч киевлян на европейский кубок, и операторы показали – за миг перед тем, как Колотов бьет одиннадцатиметровый, – Лобановского, прикрывшего ладонью глаза.
Или передача второго, дополнительного матча из Ташкента в 1970 году. ЦСКА – московское «Динамо». Накануне – 0:0. Дударенко открывает счет, но затем динамовцы проводят три мяча подряд. До конца игры девятнадцать минут. Бесков и Яшин в твидовых пальто, первый сдержанно-благодушно курит, второй в радостном нетерпении потирает руки: все! И вдруг Володя Федотов забивает гол. 3:2! И тут же, через несколько минут, его сносят в штрафной площади. Пенальти. Резко вскакивает со скамьи тренер армейцев – Николаев. Кто будет бить? Как всегда, Поликарпов. Но забьет ли? Страшный для обеих сторон момент. Поликарпов забивает. А за пять минут до конца мяч – после удара Федотова – непостижимым образом, от случайной неровности поля, перепрыгивает через упавшего Пильгуя. Вот вам двадцать минут в жизни тренера. И не одного – обоих. Думаю, что оба они потратили здесь куда больше нервной энергии, чем в не менее трагическом матче 1948 года, где оба они участвовали, как игроки, в матче с автоголом Кочеткова и решающим мячом Боброва перед самым концом. Шрам от той игры тоже остался в их памяти и душе навсегда, но от этой – глубже, острее. Да и старше стали на двадцать два года – это тоже надо учитывать.
Помнятся игры, помнится главное в них – голы. Но вот мне не раз приходилось встречаться с интереснейшим явлением: многие футболисты с годами забывают, кому и когда они забили тот или иной гол, зато как и при каких обстоятельствах – помнят твердо. Зритель зачастую знает формальную сторону дела лучше их самих. Однако я тоже не могу восстановить сейчас по памяти, в чьи ворота забил в конце сороковых свой знаменитый, классический, хрестоматийный гол Валентин Николаев, хотя при этом присутствовал. Гол головой, в смелом низовом прыжке «рыбкой». Да и какое, в сущности, это имеет значение. Гораздо важнее, что его запомнили, а в последние годы этот прием все чаще стали исполнять те, кого тогда еще не было на свете, – Блохин, Буряк, Колотов.
Многие голы остались все-таки в памяти навсегда, в подробностях. Мяч, забитый в падении, через себя, Пономаревым Хомичу. Непонятно было, как такой грузный, тяжелый центр-таран сумел так быстро и ловко развернуться во вратарской площади.
Или тоже «Торпедо» – «Динамо» (Москва), но гораздо позднее. Стрельцов подхватил мяч в середине поля и рванулся вперед. Он шел очень мощно и в то же время как бы зигзагами, перекладывая мяч то вправо, то влево. Крижевский бежал параллельно, чуть впереди и почти боком, не решаясь выбрать момент для атаки. Наконец он отважился и бросился в ноги Стрельцову, пытаясь поймать мяч руками (у него была хорошая прыгучесть, и в те времена, когда замена выбывшего вратаря в официальных международных матчах запрещалась, он на всякий случай готовился и на эту роль). Но Стрельцов мгновенно ушел в сторону. Выбежавший из ворот Яшин попытался отбить мяч ногой, Стрельцов обвел и его и спокойно вкатил мяч в сетку.
Гол Понедельника шведам в 1963 году, в официальной игре на первенство Европы. Шведы тогда были сильны, за них выступал один из лучших футболистов континента – К. Хамрин. В Стокгольме ничья – 1:1. Ответный матч в Лужниках. К этому моменту наши вели – 2:1, счет достаточно «скользкий». Понедельник пробил издали, с места левого инсайда. Получилось так, что я сидел точно в фарватере этого удара и сразу понял, что будет гол. Было видно, что мяч идет в ворота левей голкипера и, пробитый с подрезкой, все более отклоняется влево и вверх, в самый угол. Туда он и вонзился.
- Предыдущая
- 6/14
- Следующая