Смерть Канарейки - Ван Дайн Стивен - Страница 41

• Предыдущая
• 41/56
• Следующая

Через несколько минут он резко повернулся и вышел в холл. Мы слышали, как он окликнул Сниткина в лестничный пролет, но когда он вернулся, выражение его лица ясно показывало, что о Скиле все еще нет никаких вестей.

– Я позвоню в Бюро, – сказал он, – и узнаю, что сообщил Гилфойл. Мы будем тогда знать, по крайней мере, когда Щеголь вышел из дома.

Но когда сержант созвонился с Главным управлением, ему сказали, что Гилфойл еще ничего не сообщал.

– Это чертовски странно, – заметил он, вешая трубку.

Было уже двадцать пять минут одиннадцатого. Маркхэм начал тревожиться. Упорство, с которым этот проклятый случай сопротивлялся всем попыткам раскрыть его, привело Маркхэма в тупик, и он надеялся, почти с отчаянием, что этот утренний разговор со Скилом раскроет тайну или, по крайней мере, даст ему сведения, на основании которых он сможет предпринять что-нибудь. Теперь, когда Скил опаздывал на это свидание, его напряжение достигло предела. Он нервно оттолкнул свой стул и, подойдя к окну, стал всматриваться в сплошную завесу дождя. Когда он вернулся к столу, его лицо было неподвижно.

– Я даю нашему другу время до половины одиннадцатого, – мрачно сказал он. – Если он не придет, вам, сержант, лучше всего будет позвонить в полицейский участок, чтобы те послали за ним свою машину.

Еще несколько минут прошло в молчании. Ванс сидел в своем кресле с полузакрытыми глазами, но я заметил, что, хотя сигарета все еще торчала у него во рту, он не курил. Он наморщил лоб и был совершенно неподвижен. Я знал, что какая-то необъяснимая загадка волновала его. Его оцепенение означало особое напряжение и сосредоточенность. Внезапно он сел прямо, широко раскрыв глаза. Он бросил сигарету в пепельницу резким отрывистым движением, которое свидетельствовало о его внутреннем возбуждении.

– О, господи! – воскликнул он. – Этого просто не может быть! И все же, – его лицо потемнело, – и все же, клянусь, это так! Каким я был ослом! Каким колоссальным ослом!

Он вскочил на ноги и застыл, глядя на пол, как будто внезапно испугавшись собственных мыслей.

– Маркхэм, мне это совсем не нравится. Говорю вам, что происходит что-то ужасное, что-то непредвиденное. При одной мысли об этом у меня по спине бегают мурашки… Я, должно быть, становлюсь сентиментальным стариком, – добавил он, пытаясь смягчить впечатление от своих слов, но выражение его глаз не соответствовало шутливому тону замечания. – Почему я не заметил этого вчера? Я пропустил это мимо себя…

Мы глядели на него с изумлением. Я никогда еще не видел его в таком возбуждении; то, что он всегда был так циничен и холоден, так невосприимчив к чувствам и внешним влияниям, придавало сейчас его словам особую силу. Через мгновение он слегка передернул плечами, как бы стараясь сбросить с себя овладевший им ужас, и, шагнув к столу Маркхэма, нагнулся к нему, опираясь на стол обеими руками.

– Неужели вы не понимаете? – спросил он. – Скил не придет. Его бесполезно ждать. Нам нужно ехать к нему. Он ждет нас… Едем! Берите свою шляпу.

Маркхэм встал и Ванс твердо взял его за руку.

– Не спорьте, – настаивал он. – Нам придется поехать к нему раньше или позже. О, господи! Что за положение!

Он потащил Маркхэма, ошеломленного и слабо протестующего, на середину комнаты. Тут он поманил свободной рукой.

– И вы тоже, сержант. Очень сожалею, что вам придется все перенести. Это моя вина. Я должен был предвидеть. Чертовски нелегко, но я весь вчерашний день только и думал, что о «Монетах»… Вы знаете, где живет Скил?

Хэс кивнул машинально. Он подпал под стремительный натиск Ванса.

– Тогда нечего ждать. И, сержант, вам лучше взять с собой Бэрка или Сниткина. Они здесь не понадобятся – здесь больше никто не понадобится сегодня.

Хэс вопросительно посмотрел на Маркхэма, как бы ища поддержки; он был в немом замешательстве и нерешительности. Маркхэм кивнул ему и молча накинул на себя непромокаемое пальто. Через несколько минут мы четверо в сопровождении Сниткина уже сидели в автомобиле Ванса, Свэкер был отпущен домой, кабинет Маркхэма заперт, а Бэрк и Эмери отправились в Бюро ждать дальнейших указаний.

Скил жил на 35-й улице возле Ист-Ривер, в грязноватом и запущенном доме, который когда-то принадлежал семье из зажиточного класса. Сейчас он казался ветхим и разрушающимся; в маленьком дворике валялся разный хлам; большое объявление о сдаче комнат было помещено на окне подвального этажа. Едва мы подъехали, Хэс выпрыгнул из машины и быстро огляделся. Он сразу увидел человека в дверях лавочки напротив и кивком подозвал его. Человек медленно подошел, подозрительно озираясь.

– Все в порядке, Гилфойл, – сказал сержант, – мы приехали к Щеголю со светским визитом. Что случилось? Почему вы не звонили?

Гилфойл казался удивленным.

– Мне велели звонить, когда он уйдет из дома, сэр. Но он еще не уходил. Мэллари довел его до дома вчера вечером около десяти, а я сменил Мэллари сегодня в девять утра. Щеголь все еще дома.

– Конечно, он все еще дома, – с легким нетерпением сказал Ванс.

– Где находится его комната, Гилфойл? – спросил Хэс.

– На втором этаже с той стороны.

– Ладно, мы идем туда. Посматривайте тут.

– Это вы посматривайте, – отозвался Гилфойл, – у него есть пугач.

Хэс первым поднялся по ободранным ступенькам, которые вели с улицы в маленький вестибюль. Даже не пытаясь звонить, он резко потряс дверную ручку. Дверь не была заперта, и мы вошли в грязноватый коридор.

Заспанная женщина лет сорока, в сомнительной чистоты халате, с растрепанными волосами, свисающими на плечи, внезапно появилась из какой-то двери и неровными шагами направилась к нам; в ее мутных глазах, устремленных на нас, было угрожающее негодование.

– Скажите, пожалуйста, – завопила она хриплым голосом, – кто вы такие, чтобы врываться сюда и пялиться на порядочную женщину? – и разразилась потоком брани.

Хэс, который был к ней ближе всех, заткнул ей рот своей большой рукой, и дал сзади осторожного, но чувствительного пинка.

– Держитесь-ка отсюда подальше, Клеопатра, – посоветовал он и начал подниматься по лестнице.

Коридор на втором этаже был слабо освещен маленьким мерцающим газовым рожком. В глубине мы могли различить очертания единственной двери, как раз посреди стены.

– Это и есть обитель мистера Скила, – заметил Хэс.

Он подошел к двери и, опустив правую руку в карман, повернул ручку. Но дверь была заперта. Тогда он яростно застучал в нее и прислушался, приложив ухо к замочной скважине. Сниткин подошел к нему вплотную, тоже держа руку в кармане. Все остальные стояли подальше, в глубине коридора. Хэс постучал вторично, тогда из полумрака раздался голос Ванса.

– Поверьте, сержант, вы напрасно тратите время на эти формальности.

– Кажется, вы правы, – последовал ответ, после мгновения тишины, показавшейся невыносимой. Хэс нагнулся и взглянул на замок. Затем он достал из кармана какой-то инструмент и вставил его в замочную скважину.

– Вы правы, – повторил он. – Ключа нет.

Он отступил назад и внезапно нажал на дверь плечом в том месте, где был замок. Но замок не поддался.

– Помогите, Сниткин, – приказал Хэс.

Они оба налегли на дверь. Когда нажали в третий раз, послышался треск дерева. Замок был сорван. Дверь распахнулась внутрь, покачиваясь на одной петле. В комнате было совершенно темно. Мы все задержались на пороге, пока Сниткин не пересек осторожно комнату и не поднял занавеску. Желтоватый свет проник в комнату, и все предметы внезапно обрели знакомую форму. Большая старомодная кровать стояла у правой стены.

– Смотрите! – закричал вдруг Сниткин, протянув руку, что-то в его голосе заставило меня вздрогнуть.

Мы подошли ближе. В ногах кровати, ближе к двери, было распростерто застывшее в судороге тело Скила. Он был задушен так же, как и Канарейка. Его голова свисала с кровати, черты лица были чудовищно искажены. Руки были вытянуты. Одна свисала на пол.

Хэс с опущенными плечами стоял и смотрел на тело, не отрываясь. Его всегда румяное лицо побелело, и он был похож на человека под гипнозом.

• Предыдущая
• 41/56
• Следующая