Евангелие от палача - Вайнер Георгий Александрович - Страница 80

• Предыдущая
• 80/123
• Следующая

Я мчался по лестницам и коридорам, не мог остановиться, хотя правильнее было не спешить, не гнать, обдумать, что-то решить для себя. Но звериный голос во мне кричал, что ничего я решать больше не могу, что весь я отдан чужой всесильной воле и лучше не медлить, не мучить себя, а покориться ей сразу, броситься в нее с размаху, как в ледяную воду. И судьба сама решит: будешь ли ты завтра жив или окажешься в ванне с соляной кислотой — скользким месивом студня с остатками недосгоревшей волосни. Пролетел без памяти приемную-вагон, где привычно томилась золотая орда генералов; Кочегаров глянул на меня с усмешкой и ткнул большим пальцем себе за спину — на дверь страшного кабинета, и нырнул я туда, как в бездну. Абакумов за своим необъятным столом читал какие-то бумаги. — По вашему приказанию прибыл, товарищ генерал-полковник!… Он медленно поднял на меня тяжелый взгляд, и огромные его зрачки, поглотившие радужку, уперлись мне в лоб, как прицел.

Помолчал зловеще и надсадно спросил:

— Ну?…

Я пожал плечами. — Как дела? — спросил Абакумов. — Вроде нормально, — сказал я осторожно. — Иди сюда… На чужих, заемных ногах доковылял я до стола, а министр выдвинул ящик и достал оттуда маленький блестящий пистолет. И тут я, как Минька, подумал растерянно: почему же сначала меня, а не его? Абакумов подбросил на здоровенной ладони пистолетик, ловко поймал и неожиданно кинул мне его через стол. Взял я пушечку во вратарском броске и, не веря ушам, услышал скрипуче-насмешливое:

— Благодарю за службу… Личный подарок тебе… И, не успев еще поблагодарить, я рассмотрел на рукоятке изящного браунинга гравировку: «КАПИТАНУ В. А. САПЕГЕ ОТ МИНИСТРА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ УКРАИНЫ П. МЕШИКА». И глядя в жуткие абакумовские зрачки, огромные, на кровянном настое белков, не мог понять: велит он мне застрелиться или действительно благодарит за службу. И что это за странный браунинг? Красивая пятизарядная игрушка. Дамский фасон. Никелированный, с чернью, на рукояти — накладки из слоновой кости. А на кости — «Сапега». Сапега. Кто такой? От Мешика. Личный подарок — теперь уже мне. Что это значит? Просто намек? Или пистолет должен как-то стрельнуть? Думай быстрее. Быстрее! Может быть, в этом браунинге спасение? "Сапеге от Мешика'. Мы встречаемся с Мешиком в этом кабинете сегодня ночью. Он должен подтвердить мои слова. А подтвердив, написать рапорт на Крутованова. Так… А может, я должен из этого пистолета застрелить Мешика и чтобы подумали на Сапегу? Да нет, чушь какая-то… — Спасибо большое Виктор Семёныч. -Кушай на здоровье, — пудово усмехнулся министр. -А что, Сапеге он больше не нужен? — подкинул я браунинг на руке.

— Нет Сапега больше глупостями не интересуется…

— А раньше интересовался?

— О-о! Большой был шалун! Любимец товарища Мешика, личный адъютант.

Весельчак и бабоукладчик — саму Мешичиху ублажал… — Да-а… Бывает… — промычал я неопределенно, а внутри меня сотрясала едкая дрожь, потому что я понимал: не посудачить праздно об утехах в генеральской семье вызвал меня срочно Абакумов. Он для меня приоткрыл наборную дверцу тайника в своем сейфе, полном личных секретов профессиональных хранителей чужих тайн.

Пистолет был оттуда — из заветной схоронки. И вынул его Виктор Семеныч для того, по-видимому, чтобы в принципе отбить у Мешика охоту сопротивляться.

Крутованов должен быть заколочен во гроб безукоризненно. Но зачем он дал этот браунинг мне? Какая мне отводилась роль в предстоящем спектакле с Мешиком?

— Бывает, бывает… — согласился злобно-весело Абакумов. — Бывает, и гусь кобыле заправляет. Вот только конфуз у Сапеги с Мешичихой вышел. Вскарабкался он на нее, как таракан на краюху, да, видно, торопился сильно: он и портки не снимал. А пистолетик этот, министром дареный, лежал в кармане. От прыжков да страстных судорог соскочил предохранитель. Ну, шахматист хитроумный, скажи, что случилось из-за этого — Самопроизвольный выстрел? — уверенно предположил я, а сам быстро думал о том, что, судя по благожелательной откровенности Абакумова, не читал он еще протокола, написанного Минькой, и это означало наличие какого-то времени у меня для маневра, существование маленькой лазейки в жизнь.

— Вот именно — выстрел. Пробуровил он ей пулей жирную ляжку, а себе — форменные галифе. Теперь скажи, что должен был совершить наш друг Пашка Мешик, вызванный обслугой в свой срамотной дом? — Сделать вид, что ничего не было. Точнее говоря, несчастный случай. Вытирала жена пыль со стола и нечаянно прострелила себе жирную ляжку… — Правильно. Так Мешик и поступил.

Ничего не было. И — обделался… — Почему? — Потому что я тоже сделал вид, что ничего не было… Раз он помалкивает, то и я решил подождать, посмотреть, как он меня перехитривать будет, как Сапегу своего бойкого без меня карать станет. -Дождались? — спросил я с искренним интересом, поскольку эта история могла быть разъяснением моей роли в игре с Мешиком, а могла быть и предупреждением о моей судьбе. Так сказать, жребий, вынутый на предварительный анализ. — Конечно, дождался. Меня, Павел, перехитрить нельзя. Вопервых, я знаю все. Потом у меня есть терпение — два, и законы жизни я хорошо понимаю — это три. Коль скоро Мешик сделал вид, что ничего тогда не было, значит, все события просто передвинулись вперед. Надо их предусмотреть, подготовиться и ждать. И однажды в сводке я прочту: «… исчезновение капитана госбезопасности Сапеги…» Не знаю, может быть, я и вздрогнул тогда. А может, годами наработанная, тренированная выдержка спасла. Но впервые я испугался Абакумова не привычным страхом пред его всевластием над моей судьбой, а какой-то мистической боязнью его способности угадывать мои мысли, побуждения, душевные импульсы. Ведь всего полчаса назад я прикидывал возможность исчезновения Миньки Рюмина в известковых ямах у старого кирпичного завода. — Видишь, как бывает, — раздумчиво, не спеша сказал министр. — Ушел Сапега утром из министерства, а домой не пришел. И не видел его больше никто. Почти никто. А Пашка-то Мешик уверен, что наверняка никто не видел. Да только вот пистолетик Сапегин в сейфе у меня оказался.

Случайно, само собой… И рапорт соответствующий. Вот какие пироги…

Помолчали мы отчужденно. Я — от неопределенности своего положения, министр — от досады, что пришлось ему со мной, ничтожным червяком, мизераблем этаким, делиться одним из своих сокровищ тайновладения. Хоть и для дела — а все равно жалко. — Что я должен делать? — спросил я. — Ничего. Носи этот пистолет всегда. И везде. Понял? Всегда! Мне показалось, что я догадался:

— И сегодня ночью тоже? — Я сказал — всегда! — заметно раздражаясь, крикнул Абакумов. — Я понял, Виктор Семеныч. Но приказом запрещено входить к вам в кабинет с оружием. — Я скажу Кочегарову. Тебе будет можно. Кажется, я понял.

Какие— то подробности намерений Абакумова мне, естественно, не были известны.

Но одно было ясно: нашу очную ставку с Меишком он планирует не как официальную процедуру, а вроде дружеского разговора с пьянкой, которой будет внимательно дережировать. И не хочет объявлять Мешику, что знает в подробностях историю с Сапегой. Наверняка вдруг попросит у меня под каким-нибудь предлогом пистолет, потом покажет хорошо знакомую вещь Мешику, ввергнет его в полную панику, в ужас. И сосредоточит все внимание Мешика на мне — человеке, владеющем тайной убийства Сапеги. Мешик после этого, безусловно, подшердит все о саксонском алмазе, прилипшем к рукам Крутованова. И возненавидит меня лютой, смертельной ненавистью. А проникшись этим высоким всепоглощающим чувством, Мешик через свои немалые связи соберет всю гадость обо мне и при первом удобном случае вручит Абакумову. Вот и будем мы, ненавидя и боясь друг друга, лежать в обнимку в сейфе с наборным замком у министра и работать на него, не переводя дыхания, ибо кто первый устанет, тот вылетит из игры. В никуда. Как Сапега. Прекрасный ход. Просто великолепный. Как говорят бильярдисты — кладка на две лузы. А министр сидел, по-бабьи подперев ладонью щеку, смотрел он меня грустно:

• Предыдущая
• 80/123
• Следующая