В колыбели с голодной крысой - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 12

• Предыдущая
• 12/52
• Следующая

– Нет, – ответил я.

– Ты знаешь, куда он ходил?

– Нет.

– Ты знаешь, что он сделал с револьвером?

– Он не... Нет.

За моей спиной послышался ехидный смешок.

– Хорошо, – продолжал Джерри. – Почему Килли угрожал миссис Гамильтон?

– Нет.

Наступило пораженное молчание. А затем Джерри сказал:

– Что?

– Нет.

– Что означает “нет”?

– Вы же велели мне отвечать “да” или “нет”. Один из них сказал одобрительно:

– О, этот парень не промах.

И меня снова ударили по лицу, немного сильнее на этот раз.

– Ну, Пол, – сказал Джерри, – зачем ты усложняешь собственное положение? Ведь дело-то очень серьезное. Ты этого еще не понял?

– Нет. – Но когда та же рука опять ударила меня по лицу, я сказал:

– Начинаю понимать.

– Вот так-то лучше. Пол. – Джерри положил мне руку на колено и сказал:

– Знаешь, парень, ты мне нравишься. У тебя есть характер.

– А ваш характер мне не нравится, – сказал я ему в ответ.

Последовавший затем удар был таким сильным, что я едва удержался на стуле.

– Полегче, Бен, ты ударил свидетеля. Слушай, Пол. Я еще раз повторю свой последний вопрос. Почему Килли угрожал миссис Гамильтон?

– Бен собирается снова меня ударить, – сказал я. – Килли ей не угрожал.

Удара не последовало, что меня удивило. Джерри заглянул в лежавшие на столе бумаги. Зашуршала бумага, и Джерри сказал:

– Ничего не понимаю. Послушай-ка, Пол. Миссис Гамильтон утверждает, что Килли сказал ей, кавычки, если ваш муж не появится в мотеле к семи, вы об этом пожалеете. Лучше ему прийти, иначе, многоточие, кавычки. Ну, Пол, ты хочешь сказать, что Килли этого не говорил?

– Он говорил не в такой форме и не в таком смысле, – сказал я.

– Пол. Ты собираешься играть с нами? Килли подтвердил, что это его слова.

– Но это не его слова. Миссис Гамильтон не хотела, чтобы соседи видели, как ее муж разговаривает с людьми из профсоюза, поэтому мы сказали ей, что поговорим с ним в мотеле, но, если он не появится до семи, мы снова вернемся и поговорим с ним у него дома, только и всего.

– Это возможно, – сказал Джерри. – Должно быть, ты говоришь абсолютную правду, Пол, и мне хотелось бы думать, что это так. Но вы должны были просто и ясно объяснить это миссис Гамильтон. Вы до смерти напугали бедную женщину, неужели вы этого не понимаете? Почему вы не сказали, что работаете в профсоюзе?

– Мы сказали.

– Ну, ладно, ладно, Пол. Она сказала, что вы вдвоем ворвались к ней в дом и...

– Она лгунья!

Рука снова ударила меня по лицу, а голос произнес:

– Не прерывай!

– Теперь слушай. Пол, – сказал Джерри. – Миссис Гамильтон дала свидетельские показания под присягой, что вы постучали в ее дверь, потом вошли в дом и стали искать мистера Гамильтона. Затем потребовали сказать, когда он возвращается после работы. Она отказалась вам это сообщить, и тогда вы сказали ей, что остановились в мотеле и Гамильтон должен прийти туда к семи или вы снова за ним придете. И это все, что вы сказали ей.

– Она врет, – сказал я. – Мы первым делом сказали ей, что мы из профсоюза, и она знала о письме, которое ее муж написал нам...

– Она говорит, что ничего не слышала ни о каком письме. И ты знаешь, что мы не нашли его, когда обыскивали ваш номер.

– Оно было в портфеле.

– Я его не видел.

Я молчал, потому что, что бы я ни сказал, закончится ударом по лицу. Но меня все равно ударили, и голос грозно произнес:

– Отвечай на вопрос!

– Никакого вопроса не было! Пощечина.

– Не повышай голос!

– Ладно, Бен, – сказал Джерри и снова обратился ко мне:

– Пол, почему ты покрываешь этого парня, Килли? Мы знаем, что ты чист, почему бы тебе не проявить благоразумие и не сказать правду?

– Я не знаю, какую правду вам надо, – сказал я. Моя щека ныла, как от зубной боли.

– Правда бывает только одна, Пол, не так ли?

– Я всегда думал именно так.

– Ну хорошо. Ты же не хочешь обвинить миссис Гамильтон во лжи, не так ли?

– Я вынужден это сделать.

– Нет. Послушай, не надо нарываться на неприятности. Ты объяснил, что именно имел в виду Килли, я верю этому, но зачем все другое вранье? Килли сказал то же, что нам сказала и миссис Гамильтон, но она просто не правильно поняла его слова, только и всего. Разве это невозможно?

– Мы не врывались в ее дом силой.

– Я не об этом говорю, Пол. Я говорю о том, что было сказано. То, что я тебе процитировал. Так это было на самом деле или нет?

– Нет, не правильно.

– Хорошо, подожди секунду. – Он снова продел мне цитату и сказал:

– Разве не это говорил Килли? Может быть, не слово в слово, но, во всяком случае, очень близко к этому.

– Да или нет, – раздался угрожающий голос. Я беспомощно развел руками, но они ждали.

– Да, – сказал я.

– Ну, хорошо, – сказал Джерри. – Я рад, что ты наконец признал это, Пол. Рад, что ты начинаешь внушать доверие. И конечно же ты не хотел называть миссис Гамильтон лгуньей.

– Но она и есть лгунья.

– Ну, Пол, ты опять за свое. Ты только что признал...

– Мы не врывались силой в ее дом! Пощечина.

– Не прерывать! – Еще пощечина. – И не повышать голос!

– Ах ты, сукин сын... – Я вскочил со стула, размахнулся изо всех сил, метя в маячившую рядом со мной физиономию, но, естественно, промахнулся. Зато ответный и точно рассчитанный удар пришелся мне в живот, чуть ниже пояса. Я сложился пополам, было трудно дышать, кровь хлынула мне в голову, и кто-то толкнул меня обратно на стул. Я продолжал держаться за живот, отчаянно ловя воздух открытым ртом.

– Теперь, Пол, ты не будешь пытаться ударить офицера, не так ли? – спросил Джерри.

Но я снова попытался, хотя все еще не мог перевести дух, и на сей раз я целил в Джерри. Однако прежде чем я успел подняться, меня снова усадили на стул, а затем у меня за спиной с шумом открылась дверь и капитан Уиллик закричал:

– Что, черт подери, здесь происходит? Непривычно смущенным тоном Джерри забормотал:

– Он стал ужасно недисциплинированным, капитан.

– Мне кажется, я велел вернуть ему очки?

– Да, сэр.

Мне тотчас же сунули в руку очки, но я не пытался их надеть. Воздух постепенно проникал мне в легкие, причиняя при этом такую жгучую боль, что я того и гляди мог расплакаться, поэтому я глубоко презирал себя... за слабость.

– Вам, парни, должно быть стыдно за себя, – изрек капитан Уиллик. – Убирайтесь к черту отсюда и оставьте парня в покое.

– Да, сэр.

Послышалось шарканье ног, затем настала удивительная тишина, и, когда дверь снова закрылась, я понял, что мы остались с капитаном Уилликом одни.

Он обошел стол и сел за него, говоря:

– Надень очки, сынок. – Его голос звучал ласково и сочувственно.

И у меня вдруг потекли слезы, жгучие, соленые слезы от бессильной злобы и унижения. Я наклонил голову, закрыл лицо руками и топнул ногою об пол, пытаясь остановить слезы. Но тщетно, они лились безудержным потоком.

Уиллик по-отцовски погладил меня по голове и сказал:

– Успокойся, сынок, все не так уж плохо. Я резко отдернул голову от его руки и, по-прежнему заливаясь слезами, заорал:

– Уберите от меня свои руки! Вы думаете, я слабоумный, думаете, я не понимаю, что вы делаете? Злой и добрый, злой и добрый, думаете, я этого не знаю? Сначала меня избивают, и, если это не помогает, появляетесь вы и изображаете отца исповедника. Неужели вы не понимаете, я же знаю, что вы все это время стояли под дверью и подслушивали!

– Мне очень жаль, сынок, если у тебя сложилось такое мнение обо мне.

– Вы лицемер. Лицемер, лицемер, лицемер!

– Ну давай успокаивайся, слышишь меня?

– Лицемер, лицемер, лицемер, лице... И я снова получил пощечину.

Тогда я замолчал и постарался взять себя в руки. Я вытер лицо и надел очки.

– Хорошо, значит, будет злой и злой. Когда у вас устанет рука, они придут вам на смену. Катитесь вы все в ад!

• Предыдущая
• 12/52
• Следующая