Разная любовь, разная смерть - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 33

• Предыдущая
• 33/38
• Следующая

Луис Хоган, как он и сообщил мне раньше, был совершенно чист.

Джозеф Лайдон дважды подвергался аресту, но в заключении ни разу не был. Первый раз его арестовали за нарушение закона Салливана — нелегальное ношение оружия, а второй — по обвинению в оскорблении личности, имевшем место в результате драки с квартиросъемщиком в одном из его зданий.

У Фрэнка Доннера был самый длинный “послужной список”, но в тюрьме он сидел только дважды; один раз в начале тридцатых годов за разбойное нападение с применением огнестрельного оружия и один раз — в конце сороковых за шантаж и подделку документов. По остальным обвинениям, начиная со взяточничества и вымогательства и кончая поджогом и грабежом, его либо отпускали за недостатком улик, либо давали срок условно. За последние двенадцать лет его не арестовывали.

Уильям Пьетроджетти дважды арестовывался и дважды отсидел в тюрьме: первый раз в 1947 году за мошенничество с сокрытием налогов, а второй — в 1952-м за махинации с краденой собственностью.

Шесть досье представили мне мрачную картину, но я знал, что это лишь видимая часть айсберга. Множество преступлений, в которых эти шестеро никогда официально не обвинялись, были скрыты под водой.

На мой взгляд, можно было бы спокойно выбрать любого из них, отдать его на растерзание Рембеку и жить с сознанием того, что за что-то в своей жизни данный человек наверняка заслужил наказание, даже если не за убийство Риты Касл. У меня даже возник соблазн завершить это дело именно таким образом; подставить, скажем, Керригана, или Доннера, или Сиэя, забрать свое вознаграждение в пять тысяч долларов и вернуться к моей стене. В самом деле, какая разница, будет ли наказан убийца Риты Касл или другой убийца? В мире столько преступлений совершается безнаказанно, только эти шесть досье свидетельствуют о массе открытых и сокрытых от полиции преступлений, оставшихся без наказания. Так какая разница?

Однако я не мог так поступить. Меня удерживало не чувство ответственности, не желание увидеть, что свершилось правосудие, и даже не интерес к тому конкретному поручению, которое я взялся выполнить. Просто я был профессионалом, и мне нужна была полная отдача в работе. Я намеревался отправить под суд — или отдать в руки Рембека, в зависимости от ситуации, — только того человека, виновность которого я докажу.

Изучая досье и размышляя над своим отношением к работе, я услышал вдруг у себя за спиной голос Рембека:

— Для чего вы хотели видеть Голдберга?

— Оставайтесь и послушайте, — предложил я.

— Он не имеет никакого отношения к корпорации, — возразил Рембек. — Он — мой личный адвокат.

— И все же, — настаивал я, — мне есть о чем с ним потолковать.

— Вы ищете кого-то внутри корпорации, — уточнил он. — Сэм Голдберг вам помочь не может.

— Рита Касл была частью вашей личной жизни, — напомнил я ему. — Поэтому я и хочу побеседовать с вашим личным адвокатом.

— Он вам не нужен.

— Либо я говорю с ним, либо выхожу из дела.

— Вы хотите бросить расследование? Вы все время мне этим угрожаете. Вы и в самом деле хотите бросить?

"Да будь на то моя воля, я бы никогда и не взялся!” А вслух я сказал:

— Если мне не удастся поговорить с Сэмом Голдбергом, брошу, — Ну и бросайте! — отрезал Рембек. — До свидания. — И он вышел из комнаты, даже не закрыв за собой дверь.

У входной двери меня остановил Керриган. Он хотел выяснить, что же происходит, и я сообщил ему, что Рембек согласился на мое увольнение. Он не понял:

— Вы хотите сказать, что объявили забастовку?

— Нет. Я хочу сказать, что еду домой и выкидываю все это из головы.

— Не может быть!

— Очень даже может.

Я вышел. Швейцар внизу козырнул мне, назвал “сэр”, спросил, не нужно ли мне такси? Я зашагал прочь, не потрудившись ответить и сделав вид, что не замечаю его присутствия, дошел до метро и сел на поезд, идущий в Куинс.

В доме было очень пусто. Я позвонил Кейт в Патчог и сказал, что она может вернуться домой, я отказался от работы. Ей захотелось узнать почему, и я объяснил, что мой работодатель препятствует дальнейшему ходу расследования. Она спросила, не предлог ли это, чтобы не работать вообще, и я ответил:

— Может, и предлог. Но какая разница, если я говорю правду. Дождь поутих и превратился в прозрачную дымку, висящую в воздухе. Я вышел на задний двор, снял с канавы брезент и начал укладывать первый ряд бетонных блоков, тщательно выравнивая каждый кирпичик и заполняя землей отверстия в блоках и промежутки между ними. Я целиком погрузился в работу и даже думать забыл про убийство Риты Касл.

Раза два или три звонил телефон, однако я не подходил. Я работал, пока не стемнело, пока я не перестал видеть, что делаю. Тогда я нехотя прикрыл канаву брезентом и вернулся в дом. Кейт и Биллу давно бы уже пора было приехать, поэтому я еще раз позвонил в Патчог, и они все еще там. Кейт объяснила:

— Я попыталась до тебя дозвониться, но никто не брал трубку.

— Я был во дворе.

— Мы переночуем здесь, — продолжала она. — Если ты не передумаешь, завтра приедем домой.

— Я не передумаю, — буркнул я.

— Давай все-таки подождем до завтра, — сказала Кейт.

Так и решили. Я принял душ, сварганил себе ужин и сел в гостиной перед телевизором. Телефон больше не звонил. В половине двенадцатого я лег спать. Я так устал, строя стену, что тут же крепко заснул.

Воскресное утро выдалось облачным, но не дождливым. Я быстро позавтракал, бриться не стал и к девяти часам был уже во дворе.

Они явились незадолго до одиннадцати. Рембек, Керриган и толстенький седоволосый коротышка в круглых очках и с черным портфелем в руке. Они, видимо, звонили в дверь, но я не слышал и обнаружил их присутствие, подняв голову от канавы и увидев, что они обогнули угол дома и направляются ко мне. Тогда я понял, что в глубине души и раньше подозревал: от этой работы не так-то просто отделаться. Я всегда знал, что дознание будет преследовать меня, пока я не доведу его до конца, пока не найду убийцу Риты Касл.

Я стоял, опершись на лопату, и смотрел, как они идут ко мне по диагонали через двор. Рембек и Керриган несколько удивились, когда, оглядевшись, увидели, что кругом навалены строительные материалы и полным ходом идет стройка. Толстяк же, не глядя по сторонам, подкатился ко мне как колобок, производя впечатление человека, которого внезапно вытащили из роскошного и комфортного обитания, где он состарился и растолстел, и требуют производить немыслимые телодвижения, от которых он давно отвык.

Все трое остановились передо мной, и Рембек, ткнув пальцем в толстяка, сказал:

— Ладно, вот он.

Я, без особой надежды в голосе, возразил:

— Вы согласились меня уволить. Мне ответил Керриган:

— Мистер Тобин, — терпеливо пояснил он, — можете считать, что, когда Эрни принимал вас на работу, он делал это от лица корпорации. Вы работаете не на него, а на корпорацию, и корпорация вас не увольняла и увольнять не собирается.

— Да, — промямлил я, — конечно. Продолжать спор было бесполезно. Я отложил лопату и выбрался из канавы. — Будьте любезны подождать в доме, — попросил я. — Я приведу себя в порядок.

— У меня на полпервого назначена встреча, — выпалил толстяк — должно быть, Сэм Голдберг, судя по тому, что Рембек его даже не представил.

— Сегодня воскресенье, — раздраженно произнес Рембек. — Кто по воскресеньям занимается делами?

— Я тоже не в восторге, что так получилось. — Сэм с его весом был слишком желчен, что не свойственно обычно толстякам.

Я провел их в дом и, оставив в гостиной, пошел наверх принять душ и побриться. Когда я снова спустился к ним, Голдберг попросил:

— Можно побыстрее с этим покончить?

— Разумеется, — ответил я, сел и обратился к нему с вопросом:

— Когда Рембек впервые обсуждал с вами развод с женой?

Керриган не сумел скрыть удивления; по зло скривившемуся рту Рембека я понял, что он уже догадался о теме нашей предстоящей беседы, а Голдберг, не заподозривший в вопросе ничего необычного, сразу ответил на него:

• Предыдущая
• 33/38
• Следующая