И только потом пожалели - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 20

• Предыдущая
• 20/45
• Следующая

Питерби помолчал. Доктор считал свои слова очень важными, однако понимал, что собравшиеся здесь люди хотят услышать совсем о другом. Но Питерби хотел, чтобы они его поняли.

– Этот человек, – настаивал доктор, – гораздо больше заслуживает жалости, а не ненависти, хотя он убил по крайней мере пять человек.., насколько нам известно, двоих до того, как попал сюда, и еще троих по пути отсюда, если считать того молодого человека, которого убил подобранный им попутчик.

Один из полицейских откашлялся и сообщил:

– Мы считаем его, доктор. По времени совпадает, способ убийства тот же, описания других водителей подходят вашему парню.

– Ладно. – Питерби сел за стол, раскинул руки по теплому дереву.

Эта куча народа в кабинете несколько раздражала доктора; принесли дополнительные стулья, и все равно их не хватало. Питерби привык к теплу и тишине своего кабинета, а сейчас он был забит людьми; и злые лица полицейских и журналистов излучали холод. Доктор привык к сумраку и покою в своем кабинете, а сейчас пришлось включить люстру. Питерби никогда не пользовался ею, доктор зажигал только настольную лампу, даже ночью. И Питерби все время слышал легкий шум нетерпеливо ожидающей группы людей.

Доктор сложил чуть согнутые ладони, соединив вместе кончики пальцев, подумал, что это символизирует его желание уползти в маленькое темное место от всех окружающих его людей, и опустил руки.

– Ладно, – снова произнес Питерби. – У вас у всех есть фото Роберта Эллингтона; вы знаете, как он выглядит. Вы примерно знаете, что он натворил. Теперь, насколько я понимаю, вы хотите знать, каков он, что он за человек и что, по нашему мнению, он может еще сделать.

Доктор помолчал. Присутствующие ждали.

– Роберт Эллингтон, – продолжил Питерби, – как я уже сказал вам, очень умный человек. Он также исключительно хитрый человек, я вынужден с некоторым сожалением признать это. Он не был таким хитрым, когда пришел сюда. Мы старались вылечить его, когда он впервые оказался здесь, и, чтобы добиться этого, мы стремились заставить его понять самого себя и понять чудовищность того, что он совершил. Понять, что он вел себя самым ужасным и нечеловеческим образом. Он сопротивлялся нам, он и должен был так поступать. Если человек, попавший сюда, хочет сохранить себя как личность, то он и не может верить, что его действия были не правильными, чудовищными, нездоровыми. Когда он поступил к нам, то был буйным, но открытым человеком, полностью выплескивавшим себя, раскрывавшим себя сильнее, чем сам он того хотел. Но, пытаясь поставить зеркало перед ним, показать ему тайны его души, мы сами научили его, как уклоняться от откровенности в дальнейшем. Мы недооценили его, и не один раз, наверное, в результате он убежал.., но виноваты в этом мы сами, мы просто испортили все дело.

Опустив глаза, Питерби заметил, что снова сложил ладони вместе. Доктор сразу же развел пальцы, испытав внезапное раздражение, и прижал руки к столу. Глядя на них, Питерби пояснил:

– Нелегко признать такую ошибку. Это была ужасная ошибка. Методы, в разной мере приносившие пользу другим больным, причинили вред Роберту Эллингтону. Мы не приняли во внимание силу и приспособляемость его ума.

Доктор снова поднял голову, чтобы взглянуть на присутствующих.

– Это крайне важно. Приспособляемость его ума. Его способы защиты от нас были просто фантастическими. Он научился здесь превращаться в самых разных людей. До тех пор пока он вновь не стал буйным и нам не пришлось упрятать его в одиночку, он демонстрировал изумительную способность к мимикрии. Я мог бы дать вам послушать записи наших бесед того периода, и они потрясли бы вас. Он никогда не изображал одного человека дважды. Он выбирал одного из своих собратьев по несчастью и практически становился этим человеком. Его речь, его реакции, его оценки – все представляло собой почти копию оригинала. А его собственная личность проглядывала при этом, словно чье-то лицо сквозь грязное стекло. Вы видите, что он делал? У нас были отношения доктор – пациент, которых он не мог избежать, но он знал, что подобные отношения ведут к его разоблачению, а ему этого вовсе не хотелось. Поэтому он изменял взаимоотношения врача и пациента, становясь каким-то другим моим подопечным. Что бы я ни сказал ему, я слышал ответ другого человека, а если я умудрялся узнать что-то о том, другом пациенте, это никак не могло повредить Эллингтону.

Руки Питерби взлетели, лицо оживилось. Доктор почти забыл о вторжении в его кабинет.

– Вы понимаете невероятное значение того, что он придумал? Величайший ум, величайшая хитрость, огромный талант, он все подчинил выполнению своей задачи. Потенциал этого человека просто не поддается оценке. Вы и сами должны это понять. Он сумел вырваться из нашего строжайшим образом охраняемого здания. Один, не имея в кармане ни гроша. Его имя и приметы сообщили всей округе, и все же Эллингтон ухитрился скрыться от вас. Если бы мы смогли подобрать ключ к этому человеку, вырвать его из кабалы его болезни, раскрыть его потенциал, каким ценным открытием он стал бы для общества!

– Для начала нам нужно найти его самого, – заметил один из полицейских. – И в настоящий момент он не подарок для общества, а угроза для него.

– Да. Да, я знаю. Его нужно найти, прежде чем он еще больше навредит себе. Вы должны понимать, что он вполне способен снова совершить убийство. Чем обернулись для него три содеянных, я могу только гадать. Чем дольше он остается на свободе, тем труднее будет добиться его полного выздоровления. Все то время, пока Эллингтон находится вне больницы, он тратит на то, что ему потом придется вечно скрывать от самого себя; он создает стену между собой и своим “я” все толще и все выше.

– А попутно он убивает людей.

– Боже праведный, я прекрасно это знаю! Вы думаете, будто я игнорирую его убийства. Два человека мертвы здесь, я знал их обоих, знал много лет. Я мог бы сказать, что они были моими друзьями, если бы верил в возможность дружеских отношений между персоналом и теми, кто работает в палатах. Один из них, Дэвис, познакомил меня со своей женой, я встречал их детей. Конечно, случившееся ужасно, я осознаю это, как любой другой человек. Но случившееся ужасно в той же мере, что и наводнение или авиакатастрофа. Вы не ненавидите воду или самолет, а если и станете их ненавидеть, то просто совершите глупость, вы будете понапрасну выплескивать свои эмоции. Я понимаю, что тут ситуация несколько иная и Роберта Эллингтона едва ли можно воспринимать как стихийное бедствие, но...

– Скорее как посланца Сатаны, – хмыкнул кто-то из газетчиков.

– Прекрасно, – кивнул Питерби. – Ради Бога, коли вы хотите использовать подобную формулировку... Роберт Эллингтон одержим дьяволом, если вам угодно, а мы с вами священнослужители, пытающиеся изгнать этого дьявола. Вот только дьяволом в случае Эллингтона является его душевная болезнь. Однажды Роберт поправится, если мы действительно сумеем помочь ему, и тогда не меньше нас с вами будет потрясен и возмущен этими преступлениями. И, как мы с вами, будет убежден, что он не совершал их. Я знаю, что я не убивал тех людей. Вы знаете, что вы не убивали их. Если Эллингтон когда-нибудь поправится, он тоже станет утверждать, что он не убивал их. И он будет прав. Убивала болезнь, сидящая внутри него, а вовсе не он. Закон признает данный факт. Если Эллингтона схватят, его не осудят; он вернется сюда. Если он поправится, его освободят и все же его не осудят. Эллингтон станет свободным человеком.

Питерби не был уверен, что смог убедить сидевших в его кабинете людей. Но доктор знал, что ему НУЖНО убедить их. Им следует достаточно хорошо понять Роберта Эллингтона, чтобы пожалеть его, или хоть для того, чтобы не причинить его психике еще больше вреда, чем тот, что уже нанесен. И доктор предпринял еще одну попытку:

– Давайте, к примеру, представим, что один из сидящих здесь является переносчиком бубонной чумы. Давайте представим, что он не знает о своей болезни, что у него нет симптомов бубонной чумы. Вскоре те из нас, кто находился в контакте с этим человеком, заболеют и умрут. Наши смерти будут ужасны, и переносчик чумы станет их причиной. Мы, возможно, испугаемся его, поскольку он смертельно опасен. Мы, возможно, пожалеем его, поскольку в один прекрасный день смерть может обрушиться и на того, кто носит заразу в себе. Но если мы возненавидим его, если мы обвиним его, мы совершим величайшую несправедливость. Он болен, он носит внутри себя болезнь, но он не знает о ней. Так вот, то же самое происходит с Робертом Эллингтоном. Он болен. Он носит в себе психическую болезнь, смертельно опасную для людей, с которыми он вступает в контакт. Но Эллингтон не подозревает о ней. Не имеет значения, насколько сильно мы возмущены результатами его болезни, мы не можем ненавидеть его или обвинять.

• Предыдущая
• 20/45
• Следующая