Новые центурионы - Уэмбо Джозеф - Страница 87

• Предыдущая
• 87/100
• Следующая

Теперь-то ясно, что томиться и изводить себя из-за нее — чистая глупость, дурная романтика, ведь, по сути, оказалось, что она отняла у него больше даже, чем он имел. Сомнительно, что сейчас, вот в этот самый момент, она чувствует себя такой же несчастной, каким чувствует себя он. Тут Серж вдруг подумал: пусть меня пристрелят, пусть меня пристрелит какой-нибудь черный сукин сын. Я не способен обрести мир и покой. А может, ничего такого и нет в действительности. Может, такое бывает лишь в романах.

Он обнаружил, что не в силах защелкнуть пряжку на своем Сэме Брауне, и вынужден был сменить паз. В последнее время он пил больше обычного, а с тех пор, как принялся ухаживать сразу за двумя, и в гандбол играл куда реже. Чтобы застегнуть обе пуговицы на поясе синих штанов, пришлось втянуть живот. Нет, в плотно пригнанной толстой шерстяной форме он выглядит по-прежнему стройным, подумал Серж, решив сосредоточиться на таких обыденных и мелких проблемах, как растущий живот: сейчас он не может позволить себе погрязнуть в трясине депрессии. Сейчас ему предстоит влезть в такую переделку, в которой еще не бывал ни один полицейский в этом городе; не исключено, что его желание умереть встретит горячий отклик в сердце какого-нибудь фанатика, который дарует ему полное избавление с искренним удовольствием. Серж знал себя достаточно хорошо, чтобы знать и другое: умирать он боится определенно, а потому, вероятно, не очень того и жаждет.

Не доехав пяти миль до Уоттса, Серж увидел дым и тут только осознал истинность слов полицейских, повторяемых ими вот уже двое суток: это пожарище не долго будет скучать на Сто шестнадцатой улице, и даже на Сто третьей его не удержать. Оно кинется пылать по всему южному району. В такой жаре форма сделалась невыносима, солнечные очки и те не помешали солнцу резать как по живому глаза и кипятить его мозги. Он взглянул на лежащий рядом на сиденье шлем и от одной мысли, что придется напялить его на голову, содрогнулся. Он проехал по Портовому шоссе к Флоренс-авеню, потом свернул на юг к Бродвею и выбрался к участку на Семьдесят седьмой, где царил настоящий хаос, впрочем, ничего другого он и не рассчитывал тут застать. Десятки полицейских машин поминутно то прибывали сюда, то отправлялись отсюда в разных направлениях; бесцельно бродили в поисках охраны, способной сопровождать их до передовой, газетчики; вой сирен карет «Скорой помощи», вой сирен пожарных машин и вой сирен дежурных полицейских автомобилей слились воедино. Как можно ближе приблизившись к участку, Серж оставил машину на улице. Говоривший разом по двум телефонам дежурный полицейский, чувствовавший, похоже, себя ничуть не лучше Сержа, яростно замахал ему рукой в сторону кабинета начальника смены. Он был битком набит полицейскими и репортерами. Потный сержант с лицом, смахивавшим на сушеное яблоко, тщетно взывал к ним, прося освободить помещение. Единственным, кто, казалось, хоть что-то понимал в этом бедламе, был плешивый лейтенант с четырьмя полосками за выслугу лет на рукаве. Он сидел за конторкой и невозмутимо попыхивал кривой коричневой трубкой.

— Дуран из Холленбекского дивизиона. Отдел по делам несовершеннолетних, — представился Серж.

— Вот и отлично, парень, скажи-ка мне свои инициалы, — попросил лейтенант.

— С, — ответил Серж.

— Порядковый номер?

— Один ноль пять восемь три.

— Холленбек, отдел по делам несовершеннолетних, говоришь?

— Так точно.

— Вот и отлично, теперь ты будешь зваться «Двенадцать-Адам-Сорок-пять».

Впрягайся в упряжку к Дженкинсу из Портового и Питерсу из Центрального.

Найдешь их на автостоянке.

— Машина на троих?

— Еще пожалеешь, что не на шестерых, — сказал лейтенант, делая запись в вахтенном журнале. — Захватишь два ящика патронов у сержанта, он ждет вас на улице у тюрьмы. Удостоверься, что в машине имеется один карабин да лишний ящик патронов к нему. А ты, паренек, из какого будешь дивизиона? — обратился лейтенант к пристроившемуся за Сержем невысокому полицейскому в огромном, явно не по размеру, шлеме. И тут Серж узнал в нем Гуса Плибсли, учившегося вместе с ним в академии. Он не видал его около года, но останавливаться не стал. Глаза у Плибсли были голубые и круглые, как всегда. Интересно, подумал Серж, неужто я выгляжу таким же напуганным?

— Ты садись за руль, — сказал Серж. — Я не знаю этого округа.

— Я тоже, — ответил Дженкинс. У него все время прыгал кадык, а глаза часто мигали. Серж имел возможность убедиться, что он не единственный здесь, кто предпочел бы оказаться сейчас где-нибудь в другом месте.

— Питерса знаешь? — спросил он.

— Только что познакомились, — сказал Дженкинс. — Побежал в сортир оправиться.

— Пусть он и ведет, — сказал Серж.

— Меня устраивает. Хочешь карабин?

— Можешь оставить его себе.

— По мне, так лучше залезть, не откладывая, под одеяло и прижаться щекой к плюшевому мишке, — сказал Дженкинс.

— Это он? — спросил Серж, ткнув пальцем в сторону направлявшегося к ним широченными шагами долговязого мужчины. Как на шарнирах, подумал он, оценив походку и глядя на короткие брючины, едва доходившие до щиколоток, и на манжеты рубашки, терзавшие предплечья. Сложен тот был совсем неплохо, Сержа это вдохновило. Дженкинс оказался менее впечатлительным. В самом деле, прежде чем они снимутся с этого наряда, наверняка и лишний центнер мускулов им в тягость не покажется.

Когда они пожали друг другу руки, Серж сказал:

— Мы тут выбирали шофера, так вот — тебе повезло. Ты не против?

— Ладно, — ответил Питере. На рукаве у него белели две полоски, что делало его старшим в их машине. — А кто-нибудь из вас, ребята, знает этот округ?

— Никто, — сказал Дженкинс.

— В таком случае мы с вами в равном положении, — сказал Питере. — Давайте-ка двинемся, пока я не договорился до нового поноса. Одиннадцать лет на этой работе, но никогда прежде не видал того, что тут вчера творилось. Кто-нибудь из вас был тут прошлой ночью?

— Я — нет.

— А я торчал на укреплениях в Портовом участке, — сказал Дженкинс, качая головой.

— Тогда подтяните складки на своих задницах и хорошенько схватитесь за сиденья, потому что, говорю вам, вы не поверите, что это Америка. Я видел такое в Корее, там — да, но только это — Америка.

— Лучше кончай, а то договоришься до моего поноса, — сказал Дженкинс с нервным смешком.

— А насчет поноса — не успеешь и пару раз моргнуть, как научишься срать, не задевая проволоки, даже через москитную сетку, — сказал Питере.

Они не проехали и трех кварталов на юг по Бродвею, стиснутому с обеих сторон блуждающими толпами, как в заднее стекло машины, с треском расколов его, влетел кусок бетона весом фунта в два и с глухим стуком врезался в спинку переднего сиденья. Раздался дружный хохот. Десятка четыре человек — никак не меньше — разбежались врассыпную с угла Восемьдесят первой и Бродвея. Динамик кричал надсадным голосом оператора из Центральной:

«Полицейский нуждается в подмоге, угол Манчестер и Бродвея! Полицейский нуждается в помощи, Сто третья и Грейп! Полицейский нуждается в помощи, угол Авалона и Империал!» Каждые несколько секунд радио взрывалось все новыми криками о срочной помощи, так что очень скоро стало почти невозможно ориентироваться в этом потоке молящей о спасении безысходности: не успевал ты заспешить по одному вызову, как тут же тебя призывали срочно мчаться на подмогу в противоположном направлении. Сержу казалось, они шныряют по всему Уоттсу и обратно к Манчестер по какой-то безумной траектории, выписанной сплошными зигзагами. Шныряют лишь для того, чтобы в дикой этой погоне за собственным страхом подставить свой автомобиль под камни мятежников, которым трижды удалось уже обстрелять их булыжниками, а однажды — прицельно метнуть в машину бутылкой. В это и впрямь нельзя было поверить, и, когда Серж увидал изумленный взгляд Дженкинса, он подумал, что, должно быть, сам похож сейчас на него как две капли воды, будто ужас сделал их всех близнецами. За сорок пять минут хаотического движения по захламленным и грязным улицам, переполненным скандирующими лозунги, накатывающими волнами и окружающими кренящиеся пожарные машины толпами, — за сорок пять минут никто из них ничем не нарушил молчания. Широко раскрытыми глазами глядели они на то, как совершались безнаказанно сотни, тысячи преступлений. Лишь один или два раза Питере чуть сбавил скорость, давая время Дженкинсу выставить из окна карабин и спугнуть негров, вдребезги бьющих витрины. Но едва группки любителей поживиться за чужой счет расступались перед бешено вращающимся стволом, как Питере давал газу и устремлялся дальше.

• Предыдущая
• 87/100
• Следующая