Новые центурионы - Уэмбо Джозеф - Страница 78

• Предыдущая
• 78/100
• Следующая

— А я говорю, он здесь!

— Взгляните сами, — предложил Гус и встал боком, пропуская ринувшуюся в комнату женщину. При каждом шаге щеки ее вздрагивали, отмеряя тяжелую поступь.

Стало совсем темно, Люси включила свет в коридоре и двинулась в крохотную ванную.

— Он должен быть здесь, — сказала женщина. — Я видела, как они уходили.

— Гус! — услышал он и подошел к двери в тот момент, когда Люси повернула выключатель. Он увидел прикорнувшего у ванны малыша, скрючившегося рядом с валявшейся на груде полотенец собакой. Мальчик спал, и еще прежде, чем Люси зажгла свет, Гус заметил нелепые фиолетовые круги у него под глазами и вздувшиеся губы, истрескавшиеся и кровоточащие после недавней порки. Ребенок пускал слюни, дышал с присвистом, и Гус догадался, что у него сломан нос и сукровица забила ноздри. Рука малыша была неестественно вывернута.

— Грязные людишки, — шепнула было женщина и тут же, вмиг, зарыдала. Не говоря Гусу ни слова, Люси вывела ее из квартиры и через минуту вернулась.

В полном молчании она подняла мальчишку на руки и отнесла в спальню. Он не просыпался до тех пор, пока она его не перевязала. Гус глядел на нее, восхищаясь ее силой и тем, как ловко и нежно управлялась она со сломанным запястьем, умудрившись не разбудить ребенка до той минуты, когда они уже собрались уходить.

Проснувшись, мальчишка первым заметил Гуса, и какую-то секунду опухшие глазенки стыли медью на его лице. Потом он застонал. Ребенок стонал, превозмогая боль и ужас, и стон этот не прекращался весь тот час, что провели они с ним вместе.

— Мы еще вернемся, — сказал Гус женщине, всхлипывавшей в дверях своей квартиры. Они двинулись вниз по лестнице, и он попытался взять ребенка на руки, но едва он его коснулся, как тот отпрянул и издал пронзительный крик. Люси сказала:

— Оставь, Гус, он тебя боится. Ну полно, полно, милый, не плачь.

Она погладила его, и Гус посветил им фонариком на ступеньки. Через пару минут машина уже мчалась в Центральный приемный госпиталь. Всякий раз, стоило Гусу лишь чуть придвинуться к малышу, стон сразу сменялся диким воплем. Пришлось полностью доверить его попечению Люси.

— Ему и трех не дашь, — сказал Гус, когда машина замерла на больничной стоянке. — Совсем крошка.

Пока над мальчонкой корпели врачи, Гус ожидал в коридоре. Когда вызвали еще одного доктора осмотреть сломанную руку, Гус подглядел сквозь дверную щель, как первый из врачей, паренек с небрежной стрижкой, кивнул второму и показал на избитое маленькое лицо, отливавшее на ярком свету зелеными, синими и пурпурными красками, будто намалеванными на нем сошедшим с ума художником-сюрреалистом.

— Покопайся-ка в этой клоунской маске, — сказал тот с горькой усмешкой.

Еще через пятнадцать минут появилась Люси:

— Гус, у него была зашита прямая кишка!

— Прямая кишка?

— Она была зашита! О Господи, Гус, я знаю, в таких делах обычно бывает замешан отец, но Господи-Господи, не могу в это поверить…

— Стежки делал профессионал?

— Да. Какой-то врач. Но почему он не поставил в известность полицию?

Почему?

— Такие вот доктора, — сказал Гус.

— Он боится мужчин, Гус. Врача он испугался так же сильно, как и тебя.

Чтобы тот к нему подобрался, нам с медсестрой пришлось ластиться к нему и заговаривать ему уши. — Мгновение казалось, что она расплачется, но вместо этого она прикурила сигарету и прошла с Гусом к телефонному аппарату. Тот набрал номер дежурного офицера. — Такой хороший мальчуган, — сказала она, пока Гус дожидался, когда же начальство снимет трубку. — Сестра спросила, кто ж такое сотворил с его прямой кишкой, а он ответил: «Папочка, потому что я плохой мальчишка». О Боже, Гус…

Только к одиннадцати они закончили составление рапортов. Ребенок к тому времени был помещен уже в больницу общего типа. Родители его все еще не вернулись, и лейтенант Дилфорд назначил другой бригаде наблюдать за их квартирой, а Гус и Люси возобновили патрулирование.

— Ни к чему об этом думать, — сказал Гус, не выдержав получасового молчания напарницы.

— Знаю, — сказала она с вымученной улыбкой, и он вспомнил, как утешала она ребенка и как была красива в тот момент.

— Фу-ты, ну-ты, почти одиннадцать, — сказал Гус. — Проголодалась?

— Нет.

— Но в состоянии что-нибудь проглотить?

— Ты поешь, а я выпью кофе.

— Давай тогда пить кофе вместе, — сказал Гус, ведя машину в сторону бульвара Сансет, к ресторанчику с кабинками на двоих. Любой, увидев там такую парочку, примет их за влюбленных или даже за молодоженов. Гус подумал о том, что у него образуются такие же морщинки в уголках рта, как и у его матери. Он улыбнулся, решив тут же, что за молодого влюбленного его уже вряд ли кто примет.

Сидя в кабинке светлого и просторного ресторана, Гус заметил на рукаве у Люси ржавое пятнышко и снова стал размышлять о том, как она здорово управлялась с малышом, как в каждом ее движении дышали сила и умение.

Интересно, подумал он, каково прожить свою жизнь с кем-то, о ком не нужно постоянно заботиться, кто время от времени будет заботиться о тебе самом или по крайней мере делать вид, что заботится. Стоило ему вспомнить о Вики и матери, как в нем начал нарастать гнев. Что ж, неплохо то хотя бы, что есть на свете армия, способная позаботиться год-другой о его брате. Гус поклялся, что, если мать позволит Джону нахлебничать и после демобилизации, пусть тогда рассчитывает только на свое пособие, а он, Гус, не намерен давать ни единого лишнего цента. Не успев додумать эту мысль до конца, он понял, что лжет сам себе: в сущности, он такой же слабак, вся его сила — лишь в том, что он умеет заработать на хлеб. Когда дойдет до дела, он будет по-прежнему безропотно высылать им деньги, ибо сам он чересчур слаб, чтобы поступить иначе. Насколько легче шла бы жизнь, женись он на такой сильной девушке, как Люси…

— У тебя кровь на платье, — он кивнул на пятнышко и моментально пожалел о сказанном: не мешало бы постараться ее развеселить.

— Какая разница, — сказала она, не дав себе и труда взглянуть на пятно.

Гус ощутил, как что-то поднимается в нем, захлестывает грудь, а язык порывается что-то сболтнуть. Выдать какой-то секрет. Если б только эти твердые спокойные глаза ненадолго оторвались от стола и поглядели прямо на него, он бы наверняка не сдержался и выпалил то, что скопилось на сердце.

Ну а так — он сдержался и был рад, что сдержался, в противном случае она бы просто на него печально посмотрела: «Это совсем не то, что я имела в виду».

В большой кабине напротив Гус заметил трех молоденьких девчонок. Они о чем-то сплетничали крикливыми голосами и безостановочно курили, тщетно пытаясь удержать при себе двух мальчуганов. Тем удалось-таки соскользнуть незаметно на пол и юркнуть стремглав в проход меж кабинками.

Одна из девчонок, обладательница гордо вздымавшегося живота, часто улыбалась, глядя на детей своих юных подружек, без сомнения давно уже познавших, что тайна материнства на поверку оказалась совсем не такой, как они ее себе представляли. Глядя на их безобразные прически — вызывающе обесцвеченные космы волос, — Гус подумал, что вот ведь и Вики стала матерью столь же рано. И тогда неизбывное чувство вины, пусть глупой, неоправданной, снова проснулось в нем, но тут же растаяло, стоило ему проследить, как одна из мамаш грубо схватила за шкирку своего рыжеватого малыша, влепила ему пощечину и прошипела: «Ну-ка сейчас же садись и веди себя как положено, сучье отродье!»

Кофе был уже наполовину выпит, когда Люси заговорила вновь:

— Ты больше не вспоминал о том ребенке, Гус?

— Ни разу, — ответил тот.

— Разве это так легко — не вспоминать?

— Нетрудно. Когда привыкнешь. Да и тебе, Люси, лучше привыкнуть, и как можно скорее.

— Тогда о чем же мне вспоминать?

— Думай о своих проблемах. Я, к примеру, так всегда и поступаю.

Терзаюсь собственными мелкими проблемами.

— Расскажи мне о своих собственных проблемах, Гус, — попросила Люси.

• Предыдущая
• 78/100
• Следующая