На игле - Уэлш Ирвин - Страница 49
- Предыдущая
- 49/72
- Следующая
Он был, конечно же, британским. Действие происходило в лондонском офисе в разгар вечеринок, и фильм носил образное название «Вечеринка в офисе». В нём снимался Майк Болдуин, или актёр Джонни Бриггс, который играл того чувака в «Улице коронации». Это был дурацкий фильм из разряда «давай-давай»: мало юмора и много секса. Майка, в конце концов, выебали, хотя он этого и не заслужил — почти весь фильм играл противного слизняка.
Я погрузился в полубредовый сон и внезапно проснулся, резко откинув голову назад, словно пытаясь сбросить её с плеч.
Краем глаза я заметил чувака, который придвинул стул, чтобы сесть рядом со мной. Она положил руку мне на ляжку. Я сбросил её.
— Пошёл на хуй! Тебе чё, не хуй делать, блядь?
— Извините, извините, — сказал он с европейским акцентом. Пожилой чувак. Голос такой жалобный, а лицо маленькое и сморщенное. Мне стало его жалко.
— Я не педик, приятель, — сказал я ему. Он смутился. — Не гомосексуалист, — я показал на себя, и мне стало смешно. Какую чушь я горожу.
— Извините, извините.
Это заставило меня типа как задуматься. Откуда я знаю, что я не гомосексуалист, если я никогда не был с другим чуваком? В смысле, как я могу быть уверенным? Мне всегда хотелось попробовать с другим чуваком, чтобы понять, что это такое. В смысле, надо перепробовать всё, хотя бы раз. Но я вижу себя только в активной роли. Я не могу представить себе, что какой-то мудак засунет свой елдак мне в жопу. Однажды я снял того роскошного молодого педрилу в Лондонском ремесленном. Я повёл его на старую квартиру в Поплэре. Тут вернулись Тони с Кэролайн и застали меня за тем, как я делал пацану минет. Это повергло их в шок. Отсасывать у чувака через гондон. Это было всё равно, что сосать искусственный член. Я устал до смерти, но парень отсосал у меня первым, и я должен был его отблагодарить. Он сделал мне классный, мастерский минет. Но стоило мне скосить взгляд на его лицо, и у меня сразу же обмякал, и я начинал хохотать. Он был немного похож на ту девицу, которая мне нравилась много лет назад, и с помощью воображения и концентрации мне удалось, к своему же удивлению, разгрузиться в резинку.
Тони вставил мне хороших тырлей, но Кэролайн сказала, что это было круто, и призналась, что приревновала меня к этому парню. Он был таким милашкой.
Короче говоря, я ничего не имею против того, чтобы тусоваться с парнями. В качестве эксперимента. Но беда в том, что по-настоящему мне нравятся только девицы. Чуваки меня не возбуждают. Тут дело не в морали, а в эстетике.
Этот старикан, конечно, не похож на человека, занимающего верхние места в списке кандидатов, которым можно отдать свою гомосексуальную невинность. Но он сказал мне, что у него есть хата в Стоук-Ньюингтоне, и спросил, не желаю ли я у него перенайтовать. Так-с, Стоуки — это недалеко от кабачка Мела в Дэлстоне, и я подумал: «Хуй с ним».
Старикан был итальянцем, и звали его Джи. Сокращённо от Джованни, решил я. Он рассказал мне, что работает в ресторане, и что дома в Италии у него остались жена и дети. Эта показалось мне не совсем правдоподобным. Одним из огромных преимуществ торчка является то, что ему приходится сталкиваться со множеством лжецов. Ты становишься настоящим экспертом с этой области, и у тебя развивается нюх на пиздёж.
Мы сели в ночной автобус, направлявшийся в Стоуки. В автобусе была целая куча молодых пацанов: обкуренных, бухих, ехавших на вечерины или уже возвращавшихся оттуда. Мне охуенно хотелось быть среди них, а не с этим стариканом. Как ни крути.
Джи обитал в полуподвале где-то в стороне от Чёрч-стрит. Начиная с этой улицы, я перестал ориентироваться, но знал, что мы находимся не дальше Ньюингтон-грин. Флэт был невероятно загажен. Старый буфет, комод и большая медная кровать, стоявшая в центре этой затхлой комнаты с кухней и туалетом.
Несмотря на моё первое нелестное впечатление от этого чувака, я с удивлением обнаружил повсюду фотографии какой-то женщины и детей.
— Твоя семья?
— Да, это моя семья. Скоро они приедут ко мне.
Это тоже звучало неубедительно. Наверно, я настолько привык ко лжи, что правда кажется мне до неприличия фальшивой. Но тем не менее.
— Скучаешь по ним?
— Да. О, да, — отвечает он, а потом говорит: — Ложись на эту кровать, мой друг. Можешь спать. Ты мне нравишься. Можешь остаться на время.
Я сурово посмотрел на чувачка. Он не представлял физической угрозы, и я подумал: «Хуй с ним, я до смерти устал», и залез в кровать. У меня промелькнуло сомнение, когда я вспомнил Денниса Нильсена. Я ручаюсь, что некоторые чуваки тоже считали, будто он не представляет физической угрозы; а потом он душил их, отрубал им головы и варил их в огромной кастрюле. Нильсен работал в том же Центре занятости в Криклвуде, что и парень из Гринока, с которым я когда-то познакомился. Гринокский чувак рассказал мне, как однажды на рождество Нильсен угостил сотрудников Центра тушёным мясом с карри, которое сам приготовил. Может, он и спиздел, но кто его знает. Так или иначе, я был настолько задрочен, что сразу же закрыл глаза, поддавшись своей усталости. Я слегка напрягся, когда почувствовал, что он лёг на кровать рядом со мной, но вскоре расслабился, потому что он даже не пытался прикоснуться ко мне и мы оба были полностью одеты. Я ощутил, как проваливаюсь в болезненный, беспамятный сон.
Я проснулся, не в силах сообразить, сколько времени я проспал; во рту пересохло, а на лице было странное ощущение влаги. Я дотронулся до щеки. На руке остались белёсые сгустки плотного, липкого вещества. Я повернулся и увидел рядом с собой старика: он был голый, и с его маленького толстого члена стекала сперма.
— Ах, ты старый извращенец!… обкончал меня, пока я спал, сука… ах, ты ёбаный старый похотливый ублюдок! — я чувствовал себя грязным носовым платком, которым попользовались и выбросили. Меня охватила ярость, и я шлёпнул его по морде и столкнул с кровати. Он был похож на отвратного жирного гномика с толстым животом и круглой головой. Он съёжился на полу, а я несколько минут гасил его ногами, пока не понял, что он плачет.
— Ёб твою мать. Чёртов извращенец. Сука… — я шагал взад и вперёд по комнате. Его рыдания действовали мне на нервы. Я стянул халат с медного крючка на краю кровати и прикрыл его уродливую наготу.
— Мария. Антонио, — всхлипывал он. Я поймал себя на том, что обнимаю этого ублюдка и успокаиваю его.
— Всё нормально, чувак. Всё нормально. Извини. Я не хотел сделать тебе больно, просто, это самое, на меня ещё никогда никто не дрочил.
И это была сущая правда.
— Ты добрый… что мне делать? Мария. Моя Мария… — вопил он. Его рот закрывал почти всё его лицо — огромная чёрная дыра в сумерках. От него воняло перегаром, потом и спермой.
— Слы, пошли спустимся в кафе. Поболтаем. Я возьму тебе чё-нибудь пожрать. За мой счёт. На Ридли-роуд есть неплохое местечко, возле рынка, знаешь? Его скоро откроют.
Моё предложение было продиктовано не столько альтруизмом, сколько эгоизмом. Оттуда было ближе до Дэлстона и Мела, а ещё мне хотелось поскорее выбраться из этого депрессивного полуподвала.
Он оделся, и мы вышли. По Стоуки-Хай-стрит и Кингсленд-роуд мы дошли пешкодралом до рынка. В кафе было на удивление людно, но мы нашли себе столик. Я взял себе сыра и помидор в тесте, а старик — это ужасное варёное чёрное мясо, которое, по-моему, обожают стэмфорд-хиллские евреи.
Чувак начал грузить за Италию. Он женился на этой своей Марии много лет назад. Но в семье прознали, что они ебутся с Антонио, младшим братом Марии. Точнее, я не так сказал, они были любовниками. Я думаю, он любил этого парня, но он также любил Марию, и всё такое. Я признаю, что наркотики — это нехорошо, но кошмар, в который превращает жизнь любовь… О нём даже подумать страшно.
Короче, у неё было ещё два брата — мачо и католики, связанные, если верить Джи, с неаполитанской каморрой. Мудаки не могли этого стерпеть. Они схватили Джи возле семейного ресторанчика. И выбили из бедняги десять видов говна. С Антонио они обошлись точно так же.
- Предыдущая
- 49/72
- Следующая
