История мистера Полли - Уэллс Герберт Джордж - Страница 52

• Предыдущая
• 52/53
• Следующая

— Ума не приложу, как мы будем возвращать страховую сумму.

Мириэм плакала. Она достала носовой платок и прижала его к лицу.

— Послушай, Мириэм, — сказал мистер Полли. — Я не возвращался и возвращаться не собираюсь. Я… Допустим, я пришелец с того света. Ты никому не говори обо мне, и я буду молчать. Я пришел сюда, потому что решил, что тебе плохо, что ты в нищете и всякое такое. Теперь, когда я увидел тебя, я спокоен. Вполне удовлетворен. Понятно? Я насовсем сматываю удочки. Так что держи нос выше!

Он взял чашку чая, шумно прихлебывая, допил ее и встал.

— Не бойся, ты никогда больше меня не увидишь.

Мистер Полли пошел к двери.

— А яйцо было вкусное, — сказал он, секунду помешкав, и вышел…

Энни была в лавке.

— У хозяйки небольшой шок, — сказал мистер Полли. — Она, видно, помешана на привидениях. Я не совсем понял, в чем дело. До свидания!

И он ушел.

Мистер Полли сидел вместе с дородной хозяйкой за одним из зеленых столиков позади гостиницы и пытался разгадать тайну жизни. Был ясный тихий вечер, когда воздух прозрачен и чист и видно далеко вокруг. Особенно красива в этот час была излучина реки. По воде на фоне прибрежной зелени плыл лебедь. Река текла, величаво и покойно, повинуясь судьбе. И только там, где над водой стояли камыши, блестящая поверхность ее слегка рябилась. Три стройных тополя четко отпечатывались на золотисто-зеленом закатном небе. Все мирно дремало в неге, осеняемое огромным, благодатным, кристально чистым сводом неба. Всюду был разлит покой, безмятежность, доверчивость, как бывает в доме, где ждут младенца, на всем лежала печать полного умиротворения. В этот вечер мистер Полли решил, что всякая вещь на земле совершенна и должна приносить счастье. Просто не верилось, что жизнь может порождать раздор и горе, что есть иная тень, нежели та, какую отбрасывает безмолвный лебедь, иной ропот, чем тот, что родится, когда вода, журча, обегает мерно покачивающийся на цепи шест. И ум мистера Полли, взволнованный и примиренный этой разлитой кругом красотой, мягко, но настойчиво пытался связать в единое целое обрывки воспоминаний, которые то всплывали, то снова тонули в его сознании.

Он заговорил, и его слова, подобно резкому удару хлыста по зеркальной воде, нарушили очарование, которым была полна его душа.

— Джим больше никогда не вернется, — сказал мистер Полли. — Он утонул пять лет назад.

— Где? — удивленно спросила хозяйка.

— Далеко отсюда. В реке Медуэй, в Кенте.

— Господи помилуй! — воскликнула хозяйка.

— Это правда, — подтвердил мистер Полли.

— Откуда ты знаешь?

— Я ходил к себе домой.

— Куда?

— Это не имеет значения. Я был там и все узнал. Он пробыл в воде несколько дней. На нем был мой костюм, и они приняли его за меня.

— Кто они?

— И это не имеет значения. Больше я к ним никогда не вернусь.

Хозяйка с минуту молча смотрела на него. Сомнение в ее глазах сменилось спокойной уверенностью. Потом взгляд ее карих глаз устремился на реку.

— Бедняга Джим! — проговорила она. — Он никогда не отличался тактом. — И едва слышно добавила: — Не могу сказать, что жалею о нем.

— Я тоже, — откликнулся мистер Полли. И, сделав еще одну попытку выразить свои мысли, сказал: — Но ведь оттого, что он жил на свете, хорошего было не много, не так ли?

— Не много, — согласилась хозяйка. — Всегда.

— Я думаю, на свете были вещи, которые его радовали, — глубокомысленно заметил мистер Полли. — Но только совсем не то, что радует нас.

Мысль опять ускользнула от него.

— Я часто размышляю о жизни, — проговорил он нерешительно. И попытался вернуться к потерянной мысли: — Когда начинаешь жизнь, все чего-то ожидаешь от нее. Но ничего не случается, и все становится безразлично. Человек начинает жить, но его представления о добре и зле не имеют ничего общего с истинным добром и злом. Я всегда был настроен скептически и всегда считал глупостью, когда люди делали вид, будто они в силах отличить добро от зла. Вот чего я никогда не делал. В моей глотке не застряло адамово яблоко, мэм. Нет, не застряло.

Он задумался.

— Однажды я поджег дом.

Хозяйка вздрогнула.

— И я нисколько не жалею об этом. Я не считаю, что поступил дурно. Это почти все равно, что сжечь игрушку, как я однажды сделал в детстве. Я чуть не зарезал себя бритвой. Кто не пытался сделать то же? Хотя бы в мыслях. Почти всю жизнь я провел как во сне. Как во сне и женился. Я никогда не составлял никаких жизненных планов, я никогда не жил. Я прозябал. Все происходило со мной по воле случая. И гак с каждым. Джим ничему не мог помешать. Я стрелял в него и хотел его убить. Ружье выпало у меня из рук, и он схватил его. И чуть было не убил меня. Не нырни я в канаву… Странная то была ночь, мэм… Но если уж говорить начистоту, я не обвиняю его. Я только не понимаю, для чего все это…

— Как дети. Как расшалившиеся дети, которые иногда делают друг другу больно…

— Над нами тяготеет какое-то проклятие, — заключил мистер Полли. — Мы имеем не то, к чему стремимся, считаем добром не то, что в самом деле добро. Мы счастливы не тем счастьем, которое завоевали сами, и счастье других не наша заслуга. Есть характеры, которые нравятся другим, за них борются, есть характеры, которые не нравятся никому. Это надо понимать и не удивляться последствиям… Вот Мириэм всегда старалась…

— Кто это Мириэм? — спросила хозяйка.

— Ты ее не знаешь. Она ходила по дому, нахмурив лоб, и изо всех сил старалась делать не то, что хочется…

Мистер Полли совсем потерял нить.

— Если человек толстый, он ничего не может с этим поделать, — после недолгого молчания сказала дородная хозяйка, стараясь попасть мистеру Полли в тон.

— Ты действительно не можешь, — отозвался мистер Полли.

— Это и хорошо и плохо…

— Так же, как и моя сумбурная речь.

— Если бы я не была такой толстой, мне не дали бы лицензии…

— Нет, но чем же мы все-таки заслужили такой вечер? — воскликнул мистер Полли. — Господи, только глянь!..

И он обвел рукой весь огромный небосвод.

— Если бы я был итальянцем или негром, я бы приезжал сюда и пел песни. Иногда я люблю свистеть, но, черт побери, душа у меня в это время поет. Порой мне кажется, я живу только для того, чтобы любоваться закатом.

— Думаю, что было бы мало толку, если бы ты только любовался закатом, — сказала дородная хозяйка.

— Согласен, мало. И все-таки я люблю закат. Закат и все прочее, что должен любить.

— От них никакой пользы, — глубокомысленно заметила дородная хозяйка.

— Кто знает? — отозвался мистер Полли.

В хозяйке вдруг заговорили более глубокие струны.

— Все равно в один прекрасный день придется умереть, — оказала она.

— В некоторые всади я как-то не верю, — ответил мистер Полли. — Во-первых, я не верю, что ты можешь быть скелетом. — Он протянул руку в сторону соседской изгороди. — Посмотри на эти колючки, как они красивы на фоне оранжевого неба. А всего-навсего жалкие колючки. Вредный сорняк, если уж говорить о пользе. Какой от них толк? А ты взгляни на них сейчас!

— Но ведь дело не только во внешнем виде, — заметила дородная хозяйка.

— Всякий раз, как выдастся красивый закат в а буду не очень занят, — сказал мистер Полли, — я буду приходить сюда и сидеть здесь.

Дородная хозяйка обратила на него взгляд, в котором радость боролась с каким-то смутным протестом, а потом стала смотреть на колючие кусты, рисовавшиеся пагодами на фоне золотистого неба.

— Хорошо бы приходить сюда почаще, — сказала она.

— Я буду.

— Не каждый день, — проговорила она почти шепотом.

Мистер Полли некоторое время сидел задумавшись.

— Я буду приходить сюда каждый день, когда стану привидением, — сказал он.

— Испортишь другим удовольствие, — возразила дородная хозяйка, перестав заботиться о деловых качествах мистера Полли и переходя на более подходящий к его настроению тон.

• Предыдущая
• 52/53
• Следующая