Кто не спрятался - Устинов Сергей Львович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/39
- Следующая
Тэк-с, подумал я, этот бизнес мы, конечно, прекратим. Но не сей секунд. Одиночным кавалерийским наскоком такие дела не делаются. Тут, как сказал бы Дыскин, нужно провести ме-ро-при-ятие. Хорошо бы выяснить, кто из администрации, кроме мучнистого грузчика, в доле. Но это я, пожалуй, размечтался...
И тут мои размышления прервало появление на ступеньках магазина нового лица – сиреневого в крапинку. Сам Бог за мое долготерпение посылал мне Парапетова, утыканного, как ежик, бутылочными горлышками. Погруженный в свое увлекательное дело, он остановился в каких-нибудь пяти шагах от меня и приступил к распределению заказов. Я свистнул легонько, Парапетов обернулся и чуть не выронил из рук драгоценную ношу. Я поманил его пальчиком. Слепо сунув кому-то оставшиеся напитки, он рысью бросился ко мне. На лице его подпрыгивала жалкая улыбка.
Но в мои планы не входило немедленно начать его воспитывать. Поэтому я спросил строго и деловито:
– Пузыря не видел?
– Пузыря? – удивился Парапетов. – Так вы ж его того... упекли вчера... на десять суток.
– Ах да, – сказал я на всякий случай. – А Вальку-хромого?
– Хромой вроде в деревню уехал, к братану.
– Петр Сергеич здесь? – продолжал я расспрашивать.
– Шляпа, что ли? Был тут. А сейчас не видать.
– Куда делся?
– Может, в “Пяти колечках”? – предположил Парапетов, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу: неслышимая труба звала его туда, в магазин. – Может, он пивком перекладывает?
– Пошли со мной, покажешь, – мотнул я головой, и на цветистой парапетовской физиономии проступила неподдельная мука. Он тоскливо оглянулся назад, на поле своей плодотворной деятельности, и пришлось мне добавить сурово: – Пошли, пошли, а то я вам сейчас устрою коммерцию... в компанию к Пузырю.
Я повернулся и пошел, не оглядываясь, боковым зрением видя, что он покорно семенит следом.
“Пять колечек” – так называют в нашем районе пивную, открытую в бывшей временной олимпийской столовой, собранной из готовых железных блоков. После Олимпиады разбирать ее, конечно, никто не подумал, приспособили сперва под склад стеклотары, а потом, когда утихла борьба с пьянством и алкоголизмом, – под пивной бар-автомат Местечко тоже вполне криминогенное, но, слава Богу, уже не на моей территории.
В зале было гулко и душно как в бане. Люди с кружками со всех сторон облепили мокрые от пива стоячие столы. Под ногами шелестел мусор, рыбья шелуха. Дальняя стена терялась в слабом свете. Я приуныл: черт побери, как мы будем здесь кого-то искать?!
Но Парапетов был тут, как у себя дома. Он шнырял между столиков, словно рыбка средь родных кораллов, я еле поспевал за ним.
– Вон Шляпа! – услышал я через пару минут его победный клич и увидел того, на кого он указывал.
Кряжистый мужчина неопределенного возраста в мятой шляпе неопределенного цвета стоял, крепко упершись обоими локтями в стол. Перед ним на бумажке возвышалась горка подсоленных сушек, с ними соседствовали две полные кружки, и еще одну, почти пустую, он держал в правой руке. В левой он держал сушку и, когда мы подошли, как раз отправил ее в рот. На нас он не прореагировал никак, даже головы не повернул, что показалось мне странным
– Ну, я пошел, что ли? – бодренько повернулся к выходу Парапетов.
– Погоди, – придержал я его за рукав и обратился к Шляпе: – Петр Сергеевич, здравствуйте, моя фамилия Северин, я участковый инспектор...
Мне показалось, что слова мои падают, как в вату, совершенно не достигая ушей собеседника. Все так же глядя мимо меня, он отправил в рот следующую сушку, сделал большой глоток, и его челюсти заработали с бесстрастностью мельничных жерновов.
– Петр Сергеевич, – сказал я громче, протянул руку и потряс его за плечо. На мою форму косились с соседних столиков. – Вы меня слышите?
Он медленно повернул ко мне лицо, и я увидел совершенно стеклянные, как у чучела в зоологическом музее, глаза. Петр Сергеевич был мертвецки пьян. Хорошенького я себе нашел свидетеля!
И все-таки он так крепко стоял на ногах, что я решил сделать еще одну попытку пробиться.
– Вы помните, как в воскресенье выпивали с Виктором Байдаковым? У него кот погиб. Помните? – И я громко отчеканил: – Бай-да-ков!
– Помню, – неожиданно ясно сообщил Петр Сергеевич и после этого погрузился в полную нирвану. Я тряс его за плечо, даже пытался отнять кружку, но все напрасно.
И вдруг робко подал голос Парапетов:
– Эт', что ль, когда они с хромым и Пузырем гужевались?
Я повернулся к нему и кивнул с надеждой.
– Эт' я помню, эт' умора была! Витечка сильно был датый, ну, в полном недоумении! Коньячок, красненькое, да еще пивком отлакировали! Часам к двум уже отпевать можно было!
– А куда потом Байдаков делся, не видел? – спросил я.
– Да никуда он не делся, куда ему было деваться? – вполне искренне подивился Парапетов. – Он ить не то что стоять – сидеть не мог. Дотащили его до лавочки, а он набок, набок. С лавочки его и забрали.
– Кто? – спросил я, как мне хотелось верить, ровным голосом.
– Друганы его поди. Кому он еще-то нужен?
– А как они выглядели, друганы?
– Ну... – Парапетов глубоко задумался, наморщив лоб. – Как? Обыкновенно. Один здоровый такой бугай, а другой маленький. – Он еще поразмыслил немного и добавил: – Маленький и лысый.
– Что значит “лысый”? – насел я на него, – Большая лысина, маленькая?
– Совсем лысый, – уверенно ответил Парапетов. – Как колено.
Новых подробностей я от него добиться не смог. Взглянул с досадой на Петра Сергеевича, который с незамутненным взором отправлял в рот очередную сушку, и спросил Парапетова без особой надежды на успех:
– А куда они его забрали?
Он подумал, почесал плохо выбритую щеку и сообщил:
– Я так думаю, на бегунки.
– Почему ты так думаешь? – поразился я.
– А лысый ему говорил: поехали, говорит, на бегунки, продышишься там. Вот я и думаю – туда поехали.
– Они что, в машину его посадили?
– Не, просто взяли под руки и повели. А там, может, и в машину...
Выбравшись наружу из прокисшей насквозь олимпийской пивной, я с наслаждением глотнул свежего воздуха. Итак, какие у нас результаты?
Маленький лысый человек с помощью здорового бугая увез куда-то Байдакова за несколько часов до убийства Черкизова.
Маленького лысого человека уже с двумя здоровыми бугаями я встретил в подъезде убитого Шкута. Насколько бугаи здоровые, моя черепушка узнала через полчаса после этого.
Похоже, сдвинулось. Я мысленно поплевал три раза через левое плечо.
14
– Не помню, – Байдаков сидел, обхватив голову руками, словно снова переживал то понедельнишное похмелье. – Ничего не помню.
Облупленные стены комнаты для свиданий наводили тоску. Ничего, кроме глухой тоски, не было и в Витькиных глазах, когда он глядел мимо меня сквозь пыльное зарешеченное окно. Степанида дала разрешение на встречу неожиданно легко. Наверное, считала Байдакова отработанным материалом, “делом”, в котором поставлена точка. Похоже, она была права: передо мной был прогоревший до сердцевины шлак, пустая порода, предназначенная в отвал. За то время, что мы не виделись, Витька смирился со своей судьбой.
– Что значит “не помню”? – спросил я, отбросив увещевательный тон, не скрывая больше раздражения. – Меня не интересует, как ты нажрался до беспамятства, меня интересует, есть ли у тебя такой приятель: маленького роста, абсолютно лысый?
Байдаков повернул ко мне пустое лицо, и вдруг на нем короткой искоркой мелькнула усталая усмешка. Мелькнула и пропала, но я все понял. Я понял, что есть, есть у него такой приятель, а может, и не приятель даже, может, что-нибудь посерьезнее. Но еще я понял, что ни черта мне Витька рассказывать не будет. Потому что по одну сторону облезлого канцелярского стола, заляпанного чернильными пятнами от сотен и тысяч написанных здесь прошений и жалоб, сидит он, Витька Байдаков, Байдак, катала, тотошник, наперсточник и ломщик чеков, у которого своя жизнь, свой мир, где свои законы. А по другую сторону я – бывший дворовый кореш, а ныне обыкновенный, каких много он повидал на своем веку, мент. Мусор. Лягавый. Который, падла, сконструлил какую-то дешевую феню и теперь покупает на нее его, Витьку, фалует Байдака в стукачи. Он и про Генку Шкута зря тогда сказал, не надо было. У него в камере хватало времени подумать, и он додумался: дураков нет за его, байдаковскую, задрипанную фатеру и несчастные тридцать тысяч городить огород, мочить такого человека, как Кеша. Уж куда проще было бы грохнуть самого Байдака, да хоть по той же пьянке башкой об асфальт – никто бы и не чухнулся. Нет, не сходятся здесь у мильтона концы с концами, верить ему без мазы. Уж лучше как есть:
- Предыдущая
- 26/39
- Следующая