Неизвестные солдаты кн.3, 4 - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 79

• Предыдущая
• 79/94
• Следующая

Машины часто останавливались, пропуская то пехоту, то танки, двигавшиеся к фронту, но больше всего было пушек и совсем маленьких, противотанковых, и длинноствольных зенитных, и огромных орудий большой мощности из резерва Главного командования. Пушки катились вслед за грузовиками, за тягачами, ползли своим ходом, много было конных упряжек. И все это в одну сторону – на Берлин, прямо среди бела дня, под ясным небом. Если у немцев еще и осталась авиация, то ей, во всяком случае, было не до наших тылов. К тому же высоко в небе, поблескивая на солнце, все время вились истребители.

Возле моста через канал с ровными, как по линейке обрубленными берегами, машина остановилась снова. Скуластая девушка-регулировщица с карабином за спиной пропускала на западный берег колонну всадников. Казаки с красными лампасами на синих брюках, с яркими верхами шапок-кубанок, ехали по три в ряд, весело переговариваясь. Колонна пленных, двигавшаяся навстречу конникам, испуганно подалась от центра моста к самым перилам.

Казачий офицер в черкеске с газырями гибко свесился с коня, протянул руки к регулировщице, будто намереваясь схватить ее.

– Эй, красавица, поцелуй подари!

– Ишь, какой! – отшатнулась девушка. – Много вас тут, всех не перецелуешь!

– Ну, хоть улыбнись на дорожку! – крикнул он, отъезжая.

Регулировщица засмеялась и махнула вслед желтым флажком.

За мостом дорога стала хуже. Асфальт был изрыт воронками, наспех засыпанными землей и битым кирпичом. Вдоль обочины валялись груды обгорелого железного лома, часто попадались разбитые пушки, исковерканные бронетранспортеры, грузовики. В молодом дубовом лесу, на чуть пробившейся травке, увидела Ольга убитых немцев. На деревьях над ними белели листовки-плакатики, приклеенные к стволам.

Ольга спрыгнула с грузовика, подошла ближе. Почти все немцы молодые, лет по шестнадцати.

Осторожно ступая между трупами, она подошла к дереву и прочитала листовку. Ну, конечно, агитация и пропаганда. Фюрер сказал: нас спасет упорство и новое оружие. Русские слабеют с каждым часом. Они воюют трофейными солдатами, которых освободили из лагерей для пленных. Каждый немец, независимо от возраста, должен до конца выполнить свой долг! Берлин остается немецким!

Дьяконская сорвала несколько листков: и в штаб, и себе на память.

Впереди, над красными островерхими крышами, росла низкая, набухшая туча: грузовик въехал в крупный и теплый дождь. По кабине забарабанили капли, повеяло свежестью. Майор велел Ольге поменяться местами с сержантом, который сидел рядом с шофером. В кабине было хуже: пахло бензином и меньше видно.

Машина миновала еще один городок, наполовину разбитый. В высокой фабричной трубе зияли такие дыры, что она, казалось, рухнет при первом порыве ветра. Над закопченными стенами выгоревших корпусов клубился смоляной дым.

За городом потянулся лесной массив. Деревья стояли голые, темные, лишь кое-где проглядывал легкий зеленый пушок. Пейзаж сделался однообразным. Ольга начала подремывать, как вдруг послышались выстрелы. Дорога впереди была забита машинами, стоявшими и вкривь, и вкось, и даже почему-то поперек шоссе. На опушке, среди стволов, мельтешили фигурки, по просеке, перпендикулярно дороге, ползли черные приземистые танки.

Из кузова выпрыгнул майор – волосы всклокочены, шинель нараспашку, в руке автомат и граната. Увидев Ольгу, подбежал к ней:

– Ты что, ослепла! Ложись!

Толкнул ее в яму, Дьяконская упала. Приподнялась, опираясь на руки, и замерла в таком неудобном положении: над головой раздался оглушительный треск, у нее зазвенело в ушах.

Стрекотали автоматы. Рядом с Ольгой торопливо отстукивал короткие очереди пулемет, а когда он замолкал, слышался чей-то умоляющий голос: «Орел, орел, немцы в шестом квадрате, пришлите коробки, пришлите коробки!»

Ольга вытянула руки из липкой жижи и выпрямилась, ища глазами радиста, но увидела только сержанта и майора: они лежали на асфальте между колесами грузовика и стреляли. А от леса к шоссе бежала большая толпа немцев.

Майор оглянулся, бросился к ней:

– Лежи! Не вставай!

Она снова упала в вязкую жижу, а на спину ей грузно навалился майор. Ольга чувствовала на затылке его дыхание, тяжелое тело майора мелко тряслось от стрельбы.

Сквозь пальбу, гул и треск прорезался вдруг неестественно высокий, отчаянный голос: «Орел! Сволочь! Орел! Давят нас! Танки давят! Браток, помоги…» Крик оборвался. Умолк пулемет, строчили только автоматы. Громче сделался лязг, быстро нарастали топот и крики.

Ольга почувствовала, как вздрогнуло и судорожно дернулось на ней тело майора. Она больше не ощущала его дыхания. На ее шею и на правую щеку горячей струйкой хлынула кровь. Розовая лужица быстро накапливалась в ямке возле самого лица, от нее шел теплый, пресный и тошнотворный запах, а она не могла отодвинуться, потому что совсем рядом топали торопливые шаги, звучали хриплые злые голоса немцев:

– Schneller, schneller! Bring' MGSchutzen um, er schlagt uns von hinten auf!5

Кто-то на бегу наступил на тело майора, тяжесть толчком притиснула Ольгу, она ткнулась щекой в жидкую грязь и, задыхаясь, мысленно молила о том, чтобы майора не столкнули с нее.

Большая группа фашистов, численностью до батальона, отрезанная от своих, пыталась пробиться на запад через леса. Для командира советского полка, по тылам которого пришелся удар, нападение группы немцев явилось серьезным событием. Он повернул против гитлеровцев один из батальонов и послал танки.

Для командира советской дивизии появление в тылу вражеского батальона было одним из эпизодов боевого дня. А командир корпуса генерал-лейтенант Порошин просто принял к сведению доклад о мерах, принятых против немецкой группы. Подобные случаи происходили в полосе корпуса почти ежедневно. Где уж заниматься кучкой деморализованных немцев, когда совсем рядом – Берлин, когда войска корпуса все глубже вгрызаются в его пригороды!

Ближе к вечеру Порошину снова напомнили о вражеской группе. Оказалось, что немцы разбили на шоссе несколько грузовиков с противотанковыми снарядами и назавтра некоторые части могут остаться без боеприпасов. Прохор Севастьянович распорядился послать на тыловой склад еще пять автомашин и, мысленно представляя путь, который им нужно проделать, вдруг подумал о том, что в колонне, подвергшейся нападению, могла оказаться и Ольга! Ну, конечно, он ведь сам распорядился вызвать ее… И если она не задержалась с отъездом…

Порошин позвонил в штаб корпуса. «Да, – ответил ему помощник начальника штаба. – Приказание выполнено, Дьяконская отбыла в распоряжение опергруппы штакора в первой половине дня».

Прохору Севастьяновичу стало так душно, что он расстегнул верхние пуговицы кителя. Перед глазами всплыла много раз виденная картина: изрытая воронками дорога, разбитые машины и трупы… А ведь он так берег Ольгу, старался держать ее дальше в тылу. Он всегда говорил себе: у нее погиб муж, сын ее не должен остаться сиротой. Говорил и, пожалуй, верил своим словам. А тут вдруг понял, что дело не только в этом! Ольга дорога ему сама по себе, ему веселей и легче стало жить, с тех пор как она приехала в корпус. Она была единственной женщиной, которую ему хотелось видеть возле себя, о которой хотелось заботиться…

Порошин вызвал к телефону командира дивизии, в тылу которого прорвались через дорогу немцы, хотел узнать подробности. Однако командир дивизии сам толком ничего не знал и, чувствовалось, не особенно интересовался тыловым происшествием. Он охотно говорил лишь о том, что делается в наступающих подразделениях. Мыслями он находился в Берлине, и это, в общем-то, было правильно, хотя Прохор Севастьянович и остался недоволен, повесив трубку.

Он решил сам выехать на шоссе, если до 20 часов не получит точных сведений о Дьяконской. Торопясь закончить неотложные дела, вызвал к себе начальника оперативного отряда. Тот принес две карты: советскую и трофейную, более точную. По этим картам Порошин наметил в общих чертах задачу для дивизий на следующий день.

• Предыдущая
• 79/94
• Следующая