Неизвестные солдаты кн.3, 4 - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 65

• Предыдущая
• 65/94
• Следующая

Не стало старшего умного друга, и не с кем теперь будет посоветоваться в случае острой необходимости, открыть надежды и сомнения. Николаю Федоровичу можно было выкладывать все: получишь дельный совет и не раскаешься в откровенности. Вот почему искали люди возможность служить с ним, зная его исключительную порядочность…

Через день после того как Прохор Севастьянович уехал из столицы, над шумной, по-весеннему помолодевшей Москвой раскатились двадцать четыре артиллерийских залпа. «Вы не знаете, какой город освободили?» – радостно спрашивали люди на улицах. И, получив ответ, умолкали.

В эти минуты в Киеве, на высоком берегу Днепра, опускали в могилу тело генерала Ватутина, и Родина отдавала ему печальный салют.

Николай Федорович Ватутин был первым советским военачальником, который удостоился таких почестей.

Узнав о смерти генерала Ватутина, Гейнц Гудериан сказал своему старому знакомому, шеф-адъютанту фюрера Шмундту:

– Поздравляю нас всех. Это известие равноценно сообщению о победе в большом сражении.

– Не преувеличиваете?

– Нисколько. Ватутин был не просто полководцем, а полководцем-импровизатором. Его решения, его поступки невозможно было предугадать. Очень опасно иметь такого противника. Сама судьба улыбнулась нам на сей раз.

В ту весну на Черноморском побережье только и разговоров было, что о Крыме и Севастополе. Еще шли бои на Перекопе и возле Ялты, а рыбаки уже собирались на промысел к мелководью Керченского пролива, флотские тылы, учреждения и мелкие гарнизоны, раскиданные до самой турецкой границы, постепенно свертывали свое имущество, готовясь к возвращению на главную базу.

Моряки, лечившиеся в госпиталях, срывались с коек при первой возможности, в больничных халатах добирались до причалов, искали оказию в Крым. А оттуда приходили быстроходные катера, приходили тральщики, везли искалеченных в боях солдат и матросов. Доставили в Адлер группу раненых партизан, провоевавших в крымских горах по году и больше. И к каждому их них подсаживалась потом в госпитале высокая чернобровая медсестра, расспрашивала, а не было ли среди партизан капитан-лейтенанта Горбушина, не слыхал ли дорогой товарищ такой фамилии?..

Она давно уже не выходила на берег, почти с самой осени. Однако в апреле опять начала появляться возле причала: через сутки, в свободное от дежурства время. Приносила на руках смуглую большеглазую девочку, с пышным бантом в волосах. Ножки у нее были полные, крепенькие, но идти по крупной гальке она еще не могла, падала. Зато по деревянному причалу норовила припуститься бегом. Знакомый пожилой матрос, поправляя повязку дежурного, неодобрительно косился на женщину:

– Следи, следи за ней! Ну, как в воду-то свалится!

Садился на теплые доски, спустив ноги в выгоревших порыжевших брюках, звал ласково:

– Эй, Светлана Матвеевна, иди ко мне, я сказку знаю.

Но девочка смотрела на него отчужденно, прижималась к полной, крепкой ноге матери.

– Не трогай ее, – смеялась женщина. – Не уважает она вашего брата – мужчину.

– Как она может уважать или не уважать? – степенно рассуждал матрос. – Мала она для такого слова. А дикарка потому, что родителя своего не спознала. И о щетину его ни разу не укололась, какой это порядок! Ты запрос-то давала о нем?

– Молчат пока.

– Ну, жди, авось и объявится. Сейчас не угадаешь, кого куда раскидало. Только на кой ляд его в эту дыру занесет? Корабли сюда раз в неделю заходят, да и то мелкие. Погоди, Севастополь возьмем, все пути-дороги там скрестятся.

Женщина наморщила лоб, сказала полувопросительно:

– Вот мы с дочкой туда же…

– Не спеши, голо там по первости.

– Перебьемся. Светланка летом на свои ноги встанет. Ест она теперь все, что Бог пошлет. Хлеба в пайке дадут, а рыбы на уху сами добудем.

Головную походную заставу вел старший лейтенант Дьяконский. С утра его рота продвинулась на пятнадцать километров. Могла бы и больше, но мешала весенняя грязь. А Виктор не торопил бойцов, так как колонны полка, следовавшего за ГПЗ, были отягощены техникой и шли еще медленней.

Противник отступал, оставляя для прикрытия лишь мелкие подразделения, которые без труда сбивала разведка. Серьезных боев не было вот уже несколько дней, и это служило верным признаком того, что впереди у фашистов есть линия заранее подготовленной обороны, за которой они спешат укрыть свои части.

С самого утра на западе низко над горизонтом висели темные, словно грозовые, тучи. Они постепенно поднимались выше, но почти не меняли своих очертаний. Сначала Виктор не обратил на них внимания. И только в полдень, сверяя по карте дорогу, сообразил – это же горы! Он не распознал их сразу потому, что всю войну провел на равнинах, в степях…

Дьяконский ничего не сказал бойцам. Велел сделать привал, взводным командирам проследить, чтобы все побрились, почистились и подшили свежие подворотнички. Старший сержант Гафиуллин спросил:

– Начальство едет?

– Выполняй приказание! – усмехнулся в ответ Виктор.

Через час он выстроил роту на невысоком холме за селом, на краю дороги. Чтобы хоть как-то подчеркнуть торжественность момента, вышел к солдатам без шинели, в новой гимнастерке, к которой только что пришил самодельные зеленые погоны с полосой, прочерченной карандашом.

Помолчал, немного волнуясь и не зная, с чего начать. Взялся не за свое дело: завтра, а может, еще и сегодня, приедут политработники, в батальоне наверняка состоится митинг, собрание. У строевого офицера другие задачи, но разве можно сейчас не сказать хоть несколько слов людям, с которыми воевал, с которыми дошел сюда!

– Товарищи, – вытянул он руку. – Глядите, вот там словно тучи клубятся?! Это не тучи, это Карпаты, товарищи! Там – Румыния. Мы с вами вышли на государственную границу! Отсюда, с этих мест, война начиналась. И мы опять здесь!

Он оглядел лица солдат. Казалось, эти обрадованные, немного удивленные люди ждут от командира еще каких-то слов или объяснений. Но Виктор не знал, что еще говорить. Он просто подошел к шеренге и пожал руку каждому из своих пятидесяти семи бойцов, и каждому сказал только одно слово: «Поздравляю».

А потом повернул строй и повел роту дальше, по обочине дороги, мимо застрявших в грязи немецких автомашин, мимо раздувшихся лошадиных трупов, мимо бомбовых воронок, наполненных голубоватой весенней водой.

На марше роту догнал мотоциклист. Связной из штаба полка протянул Дьяконскому короткий приказ: в 18.00 явиться к командиру полка. Попросил расписаться.

Дьяконский поинтересовался, в чем дело? Связной молча пожал плечами, поправил свой кожаный шлем.

Виктор не любил таких неожиданных вызовов, ему всегда чудилась за ними какая-нибудь неприятность. Уж во всяком случае о командирских совещаниях или о вручении наград объявляют заранее.

В приказе были названы еще три фамилии, все знакомые Виктору: двое политработников и один комбат. Все из разных подразделений, с разных должностей. Странно, зачем понадобилось собирать их вместе?

Командир полка, моложавый майор, известный в дивизии своей решительностью, остановился на обед в крестьянской хате. За стол сели вдвоем: он сам и тучный подполковник-кадровик, приехавший из штаба армии. По возрасту кадровик был немного старше майора, но так растолстел и обрюзг на тыловой спокойной работе, что дать ему можно было лет сорок, а то и больше. Левый глаз подполковника был закрыт черной повязкой, это придавало ему мрачноватый и даже отталкивающий вид.

Подполковник приехал, чтобы на месте познакомиться и отобрать кандидатов на должность городских и районных комендантов и их помощников. Впереди были чужие страны, наступление предполагалось большое. В войсках искали грамотных офицеров, владеющих языками или со средним образованием.

Отобедав, кадровик долго изучал личное дело Дьяконского. Потом вздохнул и отложил в сторону.

• Предыдущая
• 65/94
• Следующая