Неизвестные солдаты кн.3, 4 - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 40
- Предыдущая
- 40/94
- Следующая
С конца мая в Адлере начали купаться даже ребятишки: такой теплой была вода. Загорали на пляже раненые, лечившиеся в бывших домах отдыха, приезжали на машинах летчики освежиться после ночных полетов. Немало было и гражданских мужчин в полувоенной форме, смуглых, крепких и волосатых. С утра они деловито ходили по учреждениям, сжимая портфели, или торговали на рынке, а во второй половине дня стекались к морю. Случалось, что появлялся патруль, проверял документы. Мужчины показывали какие-то справки и удостоверения, предлагали бойцам выпить вина, угощали орехами, семечками и сушеным инжиром.
Под вечер возвращались с моря рыбачьи шхуны. Разгрузившись возле завода, становились на рейде. К берегу шли двухвесельные «тузики». Там, где они приставали, собирались местные жители, надеясь купить ставриду или тяжелую, будто отлитую из металла, кефаль.
На башне поста СНиС мигал огонек фонаря-ратьера, размахивал флажками сигнальщик, переговариваясь с проходившими вдали кораблями. Почти непрерывно гудели в воздухе самолеты. Они прилетали с севера, разворачивались над зелеными кудряшками невысокой горы и, блеснув в лучах солнца, шли на посадку. С аэродрома поднимались новые, проносились над пляжем и уходили вправо, на Новороссийск. В те редкие часы, когда прекращалось гудение моторов, становилось слышно, как шумит быстрая и мутная после дождей река Мзымта.
Возле деревянного причала ошвартовался большой охотник, длинный и невысокий, выкрашенный серо-голубой краской, под цвет моря. Краснофлотцы со швабрами в руках драили палубу. Несколько человек спустились на берег, смеялись, покуривали, топтались на гальке, радуясь твердой земле.
К причалу подошла высокая черноволосая женщина в старенькой, аккуратно выглаженной гимнастерке со споротыми петлицами, в грубых солдатских ботинках. Несла на руках ребенка, совсем еще маленького, запеленутого в простыню.
Краснофлотец, дежуривший у причала, кивнул женщине, чуть приподнял краешек простыни, так, чтобы солнце не попало в глаза ребенка, увидел соску, розовые чмокающие губки. Покосился по сторонам, нет ли начальства, и сказал негромко: «Иди. Только быстро!»
Он уже не первый раз видел эту женщину. Она жила где-то поблизости. Военные корабли швартовались в Адлере редко, а женщина будто ждала их, появлялась сразу же.
Женщина остановилась возле узкого трапа, круто падавшего вниз, на блестящую палубу. Попросила вахтенного матроса:
– Товарищ, позови командира или помощника.
Из двери рубки выглянул человек в офицерской фуражке. «Ну, что еще там?» Увидел женщину, привычно одернул китель, бегом поднялся по трапу.
– Вы ко мне? Чем могу служить?
– Простите, старшего лейтенанта Горбушина вы не знаете? Матвея Горбушина? – спросила она, как спрашивала уже много раз, всегда волнуясь и немного смущаясь. И, еще не получив ответа, поняла – знает! Раньше ей всегда говорили: «Нет», а этот офицер медлил, смотрел на нее пристально, изучающе.
– Он моряк?
– Да, конечно.
– Может, не старший лейтенант, а капитан-лейтенант?
– Мы не виделись целый год.
– Его мальчик-то?
– Не мальчик, Светлана… Вот назвала, а ему, может, и не понравится.
– Светлана Матвеевна… Ничего звучит, – одобрил офицер и предложил: – Пройдемте ко мне.
Заботливо помог женщине спуститься по трапу, открыл перед ней дверь.
В маленькой комнате было прохладно. Женщина положила ребенка на стол, на морскую карту, испещренную пометками глубин. Офицер дал ей карандаш и лист бумаги.
– Пишите. Если смогу – передам.
– Где он сейчас? Что с ним?
– Не знаю. Я видел его в марте. Черное море теперь тесное, от Новороссийска до Поти. Где-нибудь встретимся.
Офицер не мог сказать ей, что видел Горбушина в главной базе, где оснащались реактивными установками новые катера, и что капитан-лейтенант командовал звеном таких катеров. Это была военная тайна. Не мог он сказать и о том, что эти катера базируются теперь в Геленджике, не так уж и далеко от Адлера.
Осторожно, чтобы не обидеть женщину, он расспрашивал, давно ли знает Горбушина, где живет, кем работает. Она отвечала сдержанно, ни на что не жаловалась, но он понял, что живется ей плохо. Снимает комнату у чужих людей, нигде пока не работает. Вот окрепнет Светлана, тогда устроится медсестрой в санаторий. У нее есть подруга, с которой воевали в Крыму и которая теперь служит в Сочи, в госпитале.
Моряк узнал ее адрес и, пока женщина писала письмо, сходил к старшине, ведавшему продуктами. Спросил, есть ли у него в запасе сгущенное молоко, рис и вообще что-нибудь такое, чем может питаться ребенок. Минут через пятнадцать старшина отправился на берег, насвистывая и помахивая туго набитой кисо?й2.
В каюте убрали со стола карты, вестовой постелил скатерть и принес тарелки. Обедали вчетвером: женщина, командир, его помощник – молодой лейтенант и молчаливый мичман, годившийся обоим офицерам в отцы. Распеленутая Светлана барахталась на диване и тянулась ручонками к блестящим пуговицам на кителе командира.
Едва кончился обед, с поста СНиС принесли какую-то записку. Командир извинился, сказал: «Пора», – и проводил женщину на причал.
Большой охотник отошел задним ходом, развернулся, оставив белесый след на воде, и двинулся в открытое море. Часовой, кивнув, пропустил женщину на берег.
Метрах в пятидесяти от причала, сложив одежду на расстеленные газеты, загорали двое мужчин с черными усиками. Прислоненная к портфелю бутылка была наполовину пуста. Над куском сыра кружились мухи.
Женщина задержалась, укачивая плачущего ребенка. Один из мужчин сказал нарочито громко, чтобы ей было слышно:
– Ты знаешь, какая разница между женщиной и «катюшей»?
– Не знаю, объясни, пожалуйста!
– Понимаешь, «катюшу» заряжают в тылу, а стреляет на фронте…
Оба расхохотались, нагловато рассматривая ее. Женщина смерила их презрительным взглядом и пошла с пляжа, осторожно ступая разбитыми ботинками по камням. Она не оборачивалась и не видела, как краснофлотец-часовой вразвалочку, не спеша приблизился к мужчинам, как хрустнула под прикладом винтовки недопитая бутылка с вином.
– Катись отсюда, ты! Остряк-самоучка!
– Зачем гонишь? Здесь не запретная зона. Документ надо? Пожалуйста – документ!
– Катись! – повторил краснофлотец. – А то поплывешь у меня со всем барахлом!
Мужчина, ворча, прыгал на одной ноге, надевая штаны. Краснофлотец закинул за спину винтовку и вернулся к причалу.
В эту рискованную операцию Матвей напросился сам. Он знал, что в районе Керченского пролива немцы поставили многочисленные минные поля, у кромок полей ходили дозором сторожевые суда. На побережье укрыты прожекторные установки и артиллерийские батареи.
Керчь – единственный порт, через который снабжалась немецкая армия, зацепившаяся за Таманский полуостров еще зимой, во время отступления гитлеровцев с Кавказа. Около двадцати вражеских дивизий, полмиллиона солдат и офицеров, удерживали плацдарм на Кубани, в глубоком тылу советских войск. Боеприпасы, снаряжение, продовольствие, пополнение – все поступало для этой огромной армии через Керчь. Другого пути не было. И очень уж заманчивым казалось прорваться в порт, обрушить залпы реактивных установок на причалы и склады, забитые снарядами, на головы немцев, ожидавших своей очереди переправляться через пролив.
Адмирал предупредил: надежда на успех невелика. Советские катера пытались пробиться в Керчь несколько раз – и безуспешно. Возвращались после этих попыток немногие. И все-таки Горбушин настоял на своем.
Месяц назад два катера, которыми командовал Матвей, уничтожили немецкую батарею севернее Новороссийска. Однако это не принесло удовлетворения. У них мощное оружие, хотелось ударить реактивными снарядами по важной цели. Такой довод Горбушин использовал в разговоре с начальниками. Но было и другое. Еще зимой, получив резкое письмо от Ольги, Матвей как-то сник и затосковал. У всех людей есть близкие, есть любовь, привязанность. А у него – пусто.
2
Брезентовый мешочек.
- Предыдущая
- 40/94
- Следующая