Ты и твое имя - Успенский Лев Васильевич - Страница 53

• Предыдущая
• 53/62
• Следующая

Гражданин Аптекарь становится заведующим не чем-либо другим, а именно аптекой. Или, наоборот, у заслуженного, обладающего большим стажем судьи оказывается фамилия Неправедный… Вот о некоторых таких курьезных совпадениях, которые встретились мне при моих постоянных раскопках в мире человеческих имен и фамилий, мне и хочется напоследок рассказать. Хотя, конечно, никакого научного значения эти курьезы не имеют.

В довоенные годы в Ленинградской адресной книге мне пришлось натолкнуться на своеобразную фамилию Конфисахар, причем поразила меня главным образом не она сама, а то, что товарищ, носивший ее, являлся, судя по справочнику, работником кондитерского треста. Я не знаю, откуда могла появиться на свете такая сложная и причудливая фамилия, которая, несомненно, сложилась из двух слов: «конфета» и «сахар», и был бы очень благодарен ее носителям, если книга эта случайно попадет им в руки, за сообщение тех объяснений, которые, несомненно, существуют в их семье. Склонен думать, что кто-то из предков этих граждан много лет тому назад занимался где-либо на территории нашей страны (и, всего вернее,—в ее западной части) кондитерским производством, работал в кондитерских или имел свою торговлю сладкими товарами, но, может быть, дело обстояло и как-нибудь иначе. Фамилия Сахар не такая уж редкость; граждане, носящие ее, попадаются довольно часто (хотя и реже, чем те, что зовутся Сахаровыми). Но вот соединения этой основы со второй я больше не встречал ни разу. А появление именно этой фамилии в списках служащих «конфетно-сахарного» кондитерского предприятия приходится, разумеется, считать чистейшей случайностью, курьезом, «игрой природы».

Не так давно попала мне в руки тетрадь фронтовых записок, из которой я с чрезвычайным интересом узнал, что в одной из наших воинских частей в дни войны отличался чрезвычайно смелый боец-снайпер, фамилия которого была Нестреляй.

Пришлось мне встретить в жизни одного очень неплохого и всеми уважаемого медика, который всегда стеснялся удивительного совпадения, омрачавшего всю его докторскую деятельность. Дело в том, что, если бы он вздумал повесить у себя на двери обычную профессиональную табличку, больные заходили бы к нему всегда в веселом настроении, потому что на табличке этой пришлось бы написать:

Наконец, не могу не упомянуть и еще об одном довольно редкостном совпадении. Не помню уже сейчас, где и по какому случаю, но мне пришлось прочитать адрес некоего инженера треста слабых токов, который носил фамилию Элемент. Поскольку электрический элемент (батарейка) никакого именно тока, кроме слабого, и дать не может, это совпадение фамилии и специальности несколько озадачило меня, показалось каким-то нарочитым, искусственным. Но я заглянул в дореволюционные адресные книги и с еще большим удивлением отметил, что гражданин Элемент, Владимир Иванович — тот же самый или родственник этого — жил уже и тогда в Петербурге на Калашниковской набережной и служил в одном из тогдашних электромеханических или электростроительных предприятий. Стало ясно, что совпадение это не нарочитое, а причудливо-случайное. Но откуда и как могла все же возникнуть сама фамилия Элемент, мне так до сих пор и неясно.

Впрочем, какими только способами они не являются на свет, фамилии. Еще в 1916 году в тогдашнем петроградском справочнике — адресной книге я натолкнулся, к крайнему своему удивлению, на человека по имени Николай Николаевич, а по фамилии Робинзон-Крузо. В 1916 году он жил в доме 4 на Дворцовой площади. Робинзон-Крузо — петербуржец! Наверное, я сразу же выяснил, кто он такой?

Нет, не выяснил: мне было только 16 лет, и я еще не занимался ономастикой. Но в первом издании «Имени» я написал об этой фамилии и высказал предположение, что кто-либо из предков H. H. Робинзона-Крузо был крепостным у помещика-чудака, любителя приключенческой литературы, и тот, отпуская его на волю, мог наградить его любой фамилией по своему вкусу, в частности и такой.

Прошло еще два года, и внезапно я получил письмо от Робинзона-Крузо. Он оказался ветераном сцены, бывшим солистом Большого московского театра, певцом, интереснейшим человеком. Мы встретились с ним, и я узнал подлинную историю рода Робинзонов-Крузо.

По его словам, первым носителем этой фамилии был его родной отец, Николай Федорович Фокин. Служа матросом на одном из пароходов «Добровольного Флота» в царской России, по сложному стечению обстоятельств, был послан капитаном судна на маленький островок в Индийском океане за пресной водой и разразившимся штормом отрезан на три дня от своего корабля. Когда матроса Фокина удалось с «необитаемого острова» снять, капитан перекрестил его в Робинзона-Крузо. На сегодня Николай Николаевич не единственный носитель этой громкой фамилии на Руси. В газетах уже упоминались его внук и его племянник, тоже Робинзоны-Крузо.

Как видите, догадаться, как все это произошло, узнать путем размышлений — немыслимо. Надо знать факты, тогда станет ясно и происхождение фамилии. А факты не всегда бывает легко добыть.

Кончая на этом рассказе главу о фамилиях, я хотел бы одного. Я хотел бы, чтобы мои читатели начали приглядываться к этим любопытнейшим образованиям нашего языка. Чтобы они не пропускали их мимо глаз, запоминали, записывали и либо хранили бы эти записи до удобного случая, либо пытались бы сами, а лучше с помощью людей осведомленных, разобраться в их происхождении.

Советую, однако, не забывать при этом, как трудно в таких случаях найти правильное решение, с какой осторожностью надо высказывать свои догадки, и как необходимо проверять каждую из них по документам, по беседам живых свидетелей, по данным не одного лишь языкознания, но и многих других наук, прежде чем сообщить о своем заключении широкой публике.

Если сегодня произвести обследование имен, принадлежащих гражданам нашей страны, окажется, что подавляющее большинство все еще носит старые календарные имена. И детей своих доныне мы чаще всего называем этими именами. А о том, что означает каждое из них, мало кто имеет хоть приблизительное представление. Поистине почти всех нас, так сказать, «зовут зовутками». Разумно ли это?

Мало того; читая наших писателей, мы в самых прославленных их произведениях, не знать которых не имеет права культурный человек, встречаемся снова с этими же самыми «старыми» именами. А ведь художники слова, как мы видели, не по произволу и не случайно именуют своих героев: нередко выбором имени, самым значением его или его характером они как бы дорисовывают образ и характер человека. Мы не знаем в нашей классической литературе ни одной кисейной барышни Матрёши, ни одного рабочего или крестьянина Валентина. При этом нередко обнаруживается, что писатели прошлого очень хорошо помнили русские святцы, изучали их и, слыша или выбирая то или другое имя, отлично представляли себе его исходные смысл и значение.

Как вам кажется, случайно ли И. А. Крылов назвал Тришкой горемыку — владельца знаменитого кафтана? Не все ли, собственно, равно, как величать этого смешного растяпу?

Нет, не все равно. Найдите в нашем списке имя Трифон, и вы узнаете, что оно по-гречески означает «роскошно живущий, богач». И вот у этого-то «роскошно живущего» «на локтях кафтан продрался»… Не ясно ли, что под видом парня-растрепы баснописец изображает тут кого-то совсем другого. Не намекает ли он на тех безалаберных помещиков своего времени, которые, не зная, как заткнуть дыры в огромном хозяйстве, продавали лес, чтобы спасти поле, или заводили винокуренные заводы за счет распродажи скота? Да и помимо этого, басня становится еще ядовитее в глазах того, кто понимает, что значит «Тришка».

Или вот: почему Н. А. Некрасов в поэме «Крестьянские дети» заставил балагура-мастерового рассказывать ребятам притчу именно про Вавилу, а не про Данилу, Гаврилу или какого-либо другого человека?,

• Предыдущая
• 53/62
• Следующая