Ты и твое имя - Успенский Лев Васильевич - Страница 1

• 1/62
• Следующая

Два столетия назад великий немецкий мастер слова и мыслитель Лессинг написал:

«Мне представляется странным уже то, что нам известны не только вещи, а и имена этих вещей. Тем не менее я хочу большего: не просто понимать смысл слов, но еще знать, почему они звучат так, а не иначе.»

Это — мысль мудреца. Но тот же самый вопрос приходит иной раз в голову даже окончательному простаку.

— Интересно, откуда взялось на свете слово «куртка»? — внезапно, среди пустой болтовни, спотыкается о неожиданную загадку озадаченный мистер Арпад, далеко не мудрый герой современного английского писателя А. Коппарда.

— Ха-ха! — равнодушно пожимает плечами мистер Платнер, его собутыльник. — Вот уж шут его знает, откуда! Кто может это сказать?

— Гм! — удивляется Арпад. — Такое простенькое словцо! Должно же было оно появиться откуда-нибудь.

Кое-кто из моих читателей присоединится, пожалуй, к мистеру Платнеру. В самом деле, я знаю вещь — одежду определенного покроя. Знаю я ее название: «куртка» (если называть эту «вещь» по-русски). Следовательно, значение слова мне совершенно понятно. Чего же еще желать?

Однако более живой ум не остановится на этом. Он согласится с Арпадом, а значит, и с Лессингом. Пусть известны и вещь и название вещи; хочется все же знать, — откуда оно взялось? По какой причине эту штуку назвали именно курткой, а не «мурткой», не «корткой», «вырткой» или еще как-нибудь? Можно до этого дознаться?

«Вообще — да! — скажет вам языковед. — Происхождением отдельных слов, исследованием вопроса о том, откуда то или другое из них появилось в нашем языке, занимается особый отдел языковедения — этимология.

Узнать все это значит «раскрыть этимологию слова». И опытный этимолог без большого труда ответит вам на данный вопрос. Может быть, правда, ответ его покажется вам несколько неожиданным.

«Куртка, — скажет он вам, — прежде всего слово по происхождению своему нерусское. Его в допетровские времена у нас еще не было, да и быть не могло: ведь наши предки никаких курток не знали и не носили. Они ходили тогда в долгополой одежде — кафтанах, азямах, охабнях. Потом мало-помалу стало прививаться „кургузое немецкое“ (то есть иностранное) платье. Шили его сначала иноземцы-портные, главным образом французы; они называли его по-своему. По-французски „куртка вообще“ зовется „вэст“ (veste), а „короткая куртка“— „вэст курт“ (veste courte); слово „курт“ как раз и значит „короткая“. Вот из этого-то французского прилагательного „курт“, слыша его от портных-французов, и создали наши прапрадеды много лет назад русское существительное „куртка“.

Вам это кажется неправдоподобным? Напрасно. Возьмите другое привычное слово, означающее еще одну деталь одежды, короткие штанишки, — «трусики». Откуда пошло их обозначение? От глагола «трусить», то есть «бояться»? От существительного «трусик», значащего «кролик»? От другого глагола — «трусить», то есть «двигаться впробежку, мелкой рысцой»?

Представьте, ни от того, ни от другого, ни от третьего, а опять-таки от французского прилагательного. По-французски «жюп труссэ» (jupe troussйe) — подобранная юбка, «кюлотт труссэ» (culotte troussйe) — закатанные засученные и вообще «короткие штаны». Те же иноземцы-портные, несомненно, вместе с курткой занесли нам и слово «труссэ», а мы, так сказать, выкроили из него себе «трусы» по своему вкусу…

Очень многие наши слова (особенно не слишком древние по происхождению) легко поддаются подобному раскрытию — этимологизации. Некоторые этимологизируются много труднее. Есть и такие, относительно которых ученые пока что оказываются бессильными: очень уж далеко в глубь времен уходит их происхождение.

Само собой разумеется, в любом языке слова имеют свою этимологию. Мистер Арпад, в рассказе англичанина Коппарда, интересовался, конечно, не русским словом «куртка», а своим английским словом «джэкит» (jacket), которое означает ту же самую вещь. Я не стану сейчас заниматься подробным ответом на его вопрос, но английские этимологи, несомненно, могли бы сделать это. Может быть, они скажут, что слово «джэкит» обязано своим происхождением какому-нибудь искусному портняжке или старинному моднику по имени Джек; может статься, предположат, будто оно родилось от термина «джэк» (jake), когда-то означавшего сначала кожаный мех для вина, бурдюк, а потом покрой военной верхней одежды. Может быть, оно пришло из французского языка, где есть похожее слово «жакет» (первоначально «мужицкий» — «Жаков», то есть «Яшкин», — полукафтан, простонародное одеяние). Возможно, решение окажется и совсем иным: это уж их дело.

Мы же с вами обратим сейчас внимание на другое. Видимо, языковед в каждом слове, кроме его значения, может заинтересоваться и его происхождением, его связью с другими словами, в каком бы языке они ни присутствовали. Но все это хорошо для тех слов, у которых есть значение. А как быть с теми, у которых никакого значения нет, которые ничего не значат?

Позвольте, да разве существуют на свете слова без значения, без смысла?

А вот посмотрите сами.

Допустим, вы спросили у вашего друга: «Кто там шумит на дворе?» Друг отвечает несколько непочтительно, но вразумительно: «Да так, один дылда…» Или: «А! Какой-то нюня!»

Надо сказать, вы мгновенно поймете: в первом случае речь идет о человеке долговязом, во втором — о некоем плаксе. Попробуйте заглянуть в любой словарь и прочтете: «Нюня — плаксивый, бесхарактерный человек…» Слово «нюня» можно даже просто заменить словом «плакса», — значение почти не изменится. То же и с «дылдой». скажите «дубина» или «коломенская верста» — смысл останется тем же.

А теперь представьте себе другую картину. Вы повторили ваш вопрос: «Кто шумит во дворе?» — и услышали ответ: «Это Вовка!» Поняли вы вашего собеседника? Еще бы, великолепно! Но, спрашивается, что же именно поняли вы? Что значит слово «Вовка»? Какое значение оно имеет? Поразмыслите, и вам начнет казаться, что, пожалуй,—никакого… Пожалуй, это даже и не слово совсем.

Позвольте, как же не слово?! Это не только слово, это имя существительное ничем не хуже других. Оно стоит в единственном числе. Его удобно склонять: «Вовка, Вовки, Вовке, Вовку…» Можно сказать только: «Вовка сидит»; «Вовка сидят» будет неправильно. Можно написать: «милый Вовка», а «милая Вовка» — бессмыслица. Значит, с «Вовкой» по всем правилам согласуются другие слова: это бесспорно слово. И все-таки значения у него решительно никакого нет!

Чтобы такое утверждение не показалось вам опрометчивым, рассмотрим вопрос поглубже. Когда слово имеет значение, мы всегда можем это значение выразить более или менее точно одним или несколькими другими словами. Поразмыслив, каждое, из них можно также перевести на иностранный язык. Это ясно.

Вот, например, слово «телега». Его нетрудно объяснить хотя бы так: это «деревянная повозка для перевозки тяжестей». Можно вместо этого подобрать несколько близких слов, способных отчасти его заменить: «дроги», «качка», «фура», «арба»… По-французски «телега» будет «шар» (char), по-немецки «ваген» (Wagen), по-испански «карро» (сагго), по-турецки «талика» (talika) или «араба» (araba)… Каждый язык имеет для этого понятия свое собственное слово.

А попытайтесь поступить так же с нашим «Вовкой». Попробуйте объяснить мне, что такое «Вовка», или передать это понятие словами других языков.

Конечно, Вовка — мальчишка. Но ведь и Петя, и Олег, и Кимка, и даже Бобочка — тоже мальчишки. Нельзя сказать: «У меня два брата; один — Вовка, а другой — мальчишка». «Мальчишка» и «Вовка» — не синонимы и не антонимы.

• 1/62
• Следующая