Слово о словах - Успенский Лев Васильевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/96
• Следующая

Казалось бы, нечто очень простое, хотя, может быть, и не совсем одинаковое в различные времена. Когда-то наши предки, слыша это слово, думали: «Вода? Ага! Это та необходимая природная влага, которую все пьют». Теперь в словарях говорится: «Вода – прозрачная бесцветная жидкость, в чистом виде представляющая собою химическое соединение кислорода и водорода».

Правда, в быту, в обыденной речи мы и сейчас придерживаемся скорее прежних простых представлений. Конечно, тот факт, что значение слова, видоизменяясь, оставалось и остается одним, любопытен; но, казалось бы, в целом это ничуть не сложно.

Вот именно «казалось бы»! Дело в том, что простое слово «вода», кроме этого своего основного и главного вещественного значения, заметного всем (иначе слово не могло бы стать словом!), несет в себе множество других, весьма важных, смысловых примет и отличек. Все они удивительно быстро и легко входят в наше сознание, как только мы слышим это слово, но чаще всего при этом мы даже не замечаем их.

О чем я говорю? А вот о чем.

Посмотрите на два столбика примеров:

Что вам бросается в глаза? Прежде всего, конечно, видимая случайность подбора: и направо и налево слова самые разные, взятые наугад и явно не имеющие между собой ничего общего. А между тем, если у вас спросят, к какому столбику следует приписать слово «вода», вы не поколеблетесь – к левому! Там же все – существительные, названия предметов! В правом столбике – что угодно, только не они. А сказав «вода», вы не только нарисовали словом, звуками что-то существующее в природе, вы еще и отнесли это «что-то» к определенной группе вещей, к «предметам». Значит, в самый предмет вы внесли нечто уже не природное, а человеческое, выразили свое понимание его, свое отношение к нему: ведь в природе вещи не расставлены по полочкам, не носят на себе никаких ярлычков.

Этого мало. Внутри огромной группы слов-существительных можно найти множество меньших разрядов, В них зачастую это «человеческое» воплощено еще с большей ясностью.

Вот два других списочка слов:

Если я еще раз предложу вам приписать нашу «воду» к наиболее подходящему столицу, вы опять не затруднитесь: просто и уверенно вы припишите ее к правому перечню, – ведь в него входят всё названия разных жидкостей. Рассуждая так, вы будете исходить из «вещественного» значения слова, а значит, по существу, не из самого слова, или не столько из самого слова, сколько из свойств той вещи, которую оно называет.

Но представьте себе, что я вам задал не слово «вода», а почти ему равное слово «водичка». Тут уже вы впадете в легкое сомнение. Слово «водичка» тоже означает жидкость, как будто и ему место в том же правом столбце. А вместе с тем есть ведь полная возможность – пристегнуть его к левому списочку. Почему? По очень своеобразным основаниям: и «водичку», и «девчурку», и «паренька», и даже такие слова, как «быстренько» или «голубенький», сближает наше человеческое отношение к тому, о чем мы говорим, – отношение не то ласковое, не то пренебрежительное. Близкое же и даже родственное «водичке», слово «вода» в этом нашем левом списке выглядело бы совершенно не на месте: никакого отношения к другим входящим туда словам у него нет.

Вопрос, который я сейчас перед вами разбираю, по внешности прост и несуществен. Но он столь важен и сложен на деле, что у меня всё время возникает сомнение: поняли ли вы меня? Поэтому я приведу еще один пример. Он с еще большей ясностью должен будет показать, что любое слово является не просто обозначением чего-то существующего в мире. Нет, оно обязательно передает еще и наше отношение к тому, что существует. Ведь нарисовав или вылепив из глины лошадь, вы вряд ли сможете этим рисунком выразить разницу между «лошадью», «лошаденкой» и «лошадкой»; словами же это можно сделать очень легко. Между тем разница эта – разве она заключена в самом животном? Нет, только в моем отношении к нему. Я никогда не скажу: «Дуб – растение, а лошаденка – животное», но я спокойно могу одну и ту же клячу то нежно назвать «лошадкой», то сухо и строго «лошадью».

Вот еще две колонки слов:

И тут для вас будет нетрудным сообразить, что слово «вода» следует отнести к правой колонке: чего уж проще – оно ведь женского рода! Да, это бесспорно так. Но разве к «женскому роду» принадлежит само вещество «вода»? Оно ничуть не более похоже на женщину, чем квас или одеколон, которые, однако, относятся к роду мужскому. Очевидно, к тому или иному роду принадлежат вовсе не вещи, – наши слова. А мы с вами, слыша то или иное из них, мгновенно не только понимаем его «вещественное» значение, но еще учитываем и этот его «род».

Таким образом, произнесено слово, одно-единственное слово, в четыре, пять, семь звуков. Оно дошло до нас, и мы сразу же воспринимаем все разнообразные отлички, в нем заключенные: принадлежность к разряду существительных или глаголов; принадлежность к словам, означающим живые существа или неживые предметы; принадлежность к группе слов, выражающих ласковое, презрительное или еще какое-нибудь отношение говорящего к называемой вещи; принадлежность к одной из трех странных категорий – слов мужского, женского или среднего рода… Все они заключены в тех же нескольких сцепленных между собою звуках. Разве это не удивительно? Разве не важно попытаться узнать, как это все достигается?

Языкознание и пытается разрешить эти задачи.

Есть у человеческого слова особенности, еще более поражающие и неожиданные. Одной из них мы уже частично касались в начале этой книги.

Там мы убедились: «представить», «вообразить» себе что-либо или «подумать» про это «что-то» – далеко не одно и то же.

Возьмем такую «вещь» (такой «предмет»), как вода. Воду совсем не трудно представить себе мысленно; можно даже сделать рисунок, который бы изображал ее. Но спрашивается: какую именно воду? Морскую синюю, подернутую рябью волн? Или клокочущую, взлохмаченную воду, рвущуюся сквозь плотину Днепрогэса? Ведь это две разные воды! А может быть, ту, которая мирно мерцает в аквариуме, где живут золотые рыбки? Вот вам еще одна вода.

Невозможно вообразить себе воду «сразу всякой» или «никакой в частности», «вообще водой», и только. Воображая, чувственно представляя себе любой образ, мы, как бы ни старались, не можем избавиться от его второстепенных мелких черт и признаков. Не способны мы по собственному желанию и выделить в нем только самые основные, главные черты, сущность того, что мы себе представляем.

Допустим, я хочу мысленно нарисовать себе воду в виде прозрачного жидкого кубика, состоящего из однородного вещества. Но ведь это уже будет образом не воды, скорее – образом любой похожей на воду жидкости – перекиси водорода, соляной кислоты, спирта… Как их различишь?

Беда, значит, в том, что в каждом нашем образном представлении всегда оказывается либо слишком много излишних, либо чересчур мало нужных нам черт и подробностей. Образ получается то узко частным (мутная, вспененная, голубая вода, вместо воды вообще), то, наоборот, чрезмерно общим (любая прозрачная жидкость, но уже не вода). Крайне сложное дело – приноровить его к той или иной моей потребности.

• Предыдущая
• 46/96
• Следующая