Краткая история неолиберализма - Харви Дэвид - Страница 8

 Первая серьезная проверка на прочность этой политики произошла в самый разгар финансового шока Волкера, когда Мексика объявила дефолт — в 1982—1984 годах. Администрация Рейгана, в первые годы правления серьезно рассматривавшая возможность выхода США из Международного валютного фонда (МВФ), нашла-таки способ, объединив влияние Министерства финансов США и собственно МВФ, выйти из кризиса, пролонгировав условия займа — но в обмен на гарантию проведения в Мексике неолиберальных реформ. Это решение было признано классическим, а Стиглиц назвал его позже «чисткой» МВФ 1982 года от кейнсианских влияний. МВФ и Всемирный банк стали центрами пропаганды и развития «фундаментализма свободного рынка» и неолиберальной философии. В обмен на реструктурирование долговых платежей (изменения графика выплат) страны-должники обязались провести институциональные реформы, например сократить социальные расходы, ввести новые, более гибкие формы регулирования рынка труда, провести приватизацию. Так появилось понятие «структурные преобразования». Мексика стала одной из первых стран, где начался процесс, приведший к росту неолиберальных государств[27]. Опыт Мексики показал ключевое отличие между либеральным и неолиберальным подходами. При либеральном подходе кредиторы сами несут потери, связанные с неправильными кредитными решениями. При неолиберальном подходе заемщики под давлением государства и международных организаций вынуждены брать на себя бремя выплаты долга независимо от того, какие последствия это может иметь в отношении условий жизни местного населения. Если при этом заемщики могли быть вынуждены уступить какие-то активы в пользу иностранных компаний по бросовым ценам, государство их не поддерживало. Но, как оказывается, эта идея не соответствует положениям неолиберальной теории. Как доказывают Дюменил и Леви, одна из целей новой политики состояла в обеспечении американскому капиталу возможности получать максимальную рентабельность от капиталовложений за пределами США на протяжении 1980-х и 1990-х годов (рис. 1.8 и 1.9)25 . Восстановление власти экономической элиты или верхушки общества в США и в других развитых капиталистических странах напрямую было связано с прибылями, извлекаемыми из других стран посредство»[28] перемещения капитала и проведения структурных преобразований.

Что же конкретно мы имеем в виду, говоря о «классе»? Этот термин всегда оставался несколько размытым (некоторые даже сказали бы сомнительным). Неолиберализация способствовала его новому определению. Но тут возникает проблема. Если неолиберализация обеспечила восстановление влияния классов, то мы должны определить действующие силы этого процесса и тех, кому он был выгоден. Это оказывается непростой задачей, так как «класс» как социальная группа четко не определен. В одних случаях традиционные кланы смогли удерживать значительную власть (как правило, благодаря семейным и родственным связям). В других случаях неолиберализация сопровождалась серьезными изменениями в составе правящего класса. Маргарет Тэтчер, например, выступала с нападками на некоторые формы влияния классов в Великобритании. Она не принимала аристократических традиций, сложившихся в армии, юриспруденции, среди финансовой элиты лондонского Сити и во многих отраслях промышленности, не допускавших серьезного участия предпринимателей и в политике нуворишей. Тэтчер поддерживала, и, как правило, получала ответную поддержку от нового класса предпринимателей (к которым можно отнести Ричарда Бренсона, Лорда Хенсона, Джорджа Сороса). Традиционное крыло ее консервативной партии было в ужасе. В США рост влияния финансистов и руководителей крупных корпораций, а также взрыв активности в принципиально новых секторах экономики (информационные технологии и Интернет, медиа и розничная торговля) привели к тому, что круг людей, обладающих экономической властью, серьезно изменился. Даже если неолиберализация должна была привести к восстановлению классового влияния, это не обязательно касалось исключительно тех слоев общества, которые когда-то обладали подобной властью.

Как показывают примеры США и Великобритании, понятие «класс» может иметь различные значения в зависимости от ситуации, а в некоторых случаях (например, в США) оно часто и вовсе не имело смысла. Кроме того, определение сущности понятия «класс» серьезно и не один раз изменялось в разных странах. Например, в Индонезии, Малайзии и Филиппинах экономическое влияние сконцентрировалось в руках китайского этнического меньшинства, а процесс приобретения такого влияния в этих странах серьезно отличался от того, как это происходило в Австралии или США (весь процесс сосредоточился преимущественно в торговле и был связан с монополизацией рынков[29]). Возвышение семи олигархов в России произошло в силу уникального стечения обстоятельств в момент распада Советского Союза.

Тем не менее здесь можно выявить и ряд общих тенденций. Во-первых, привилегии, связанные с владением и управлением капиталистическими предприятиями — как правило, эти две функции разделены,— были объединены, когда работа руководителей компаний (наемных менеджеров) стала оплачиваться в форме опционов на акции компании (другими словами, наемным работникам было предоставлено право владения долей в компании). Цена акций, а не производство как таковое, стала основным критерием результативности экономической деятельности корпораций. Позднее станет ясно, особенно с крушением таких компаний, как Enron, что соблазн проводить чисто спекулятивные операции преодолеть почти невозможно. Во-вторых, началось серьезное сокращение разрыва между финансовым капиталом, получающим дивиденды и проценты от вложений, с одной стороны, и производственным и торговым капиталом, ищущим источник дополнительных прибылей, с другой. Существующее разделение финансового и промышленного капитала становилось в прошлом источником серьезных конфликтов между финансистами, производителями и торговцами. Например, государственная политика Великобритании в 1960-х была направлена преимущественно на удовлетворение интересов финансистов лондонского Сити и часто противоречила интересам местных производителей. В этот период конфликты между финансистами и промышленниками часто принимали довольно резкие формы. В 1970-е годы эти конфликты по большей части либо прекратились, либо приняли совершенно иные формы. Крупные корпорации начинали все больше ориентироваться на финансовые операции, при этом продолжая собственно производственную деятельность (как, например, в автомобилестроении). С начала 1980-х в корпоративных отчетах потери производственных подразделений корпораций все чаще компенсировались прибылями от финансовых операций (в области страхования, предоставления кредитов и даже спекуляций на высоконеустойчивых, или волатильных, рынках иностранной валюты и фьючерсов). В результате слияний компаний, оперирующих в разных секторах экономики, новообразованные конгломераты занимались и производством, и торговлей, и недвижимостью, и финансовыми операциями. Когда компания US Steel сменила название на USX (купив долю в страховом бизнесе), председатель совета директоров Джеймс Родерик, отвечая на вопрос, что обозначает X в новом названии, ответил: «X означает деньги»[30]. Все это породило серьезный взрыв активности и рост влияния внутри финансовой сферы. Освобождаясь от законодательных ограничений и барьеров, финансовые операции получали еще большее распространение. Возникали инновационные виды финансовых услуг, которые обеспечивали не только формирование более сложных международных финансовых связей, но и создание совершенно новых финансовых инструментов, производных ценных бумаг, а также новых видов операций с фьючерсами. Коротко говоря, неолиберализация означала расцвет финансовой сферы. Усиливался контроль финансовых институтов над всеми областями экономики, включая государственный аппарат и, как указывает Ренди Мартин, повседневную жизнь[31]. Одновременно все менее стабильным становилось соотношение валют. Несомненно, глобальное влияние смещалось от производства в область финансов. Рост производственных мощностей в стране теперь не обязательно означал рост доходов на душу населения — в отличие от повышения концентрации финансовых организаций. По этой причине поддержка финансовых институтов и обеспечение прозрачности финансовой системы стали центральной задачей неолиберальных правительств (в частности, наиболее богатых стран мира, известных как G7). В случае конфликта между Мейн-стрит и Уолл-стрит поддержка оказывалась последней. Стала возможной ситуация, когда Уолл-стрит благоденствовала, а остальная Америка (а возможно, и весь мир) находилась в упадке. Именно это и происходило на протяжении нескольких лет в 1990-е. В 1960-е годы было распространено убеждение, что то, что хорошо для GM, хорошо и для США. В 1990-е годы этот слоган сменился другим: «Благополучие Уолл-стрит — это самое главное».