Уздечка для сварливых - Уолтерс Майнет - Страница 20

• Предыдущая
• 20/75
• Следующая

Вместо ответа хлопнула дверь, да с такой силой, что даже на кухне Вайолет зазвенела посуда.

Джек водрузился на табурет и потер небритый подбородок, искоса посматривая на полицейского сквозь полуприкрытые веки.

«Слово «сатанинский» хорошо ему подходит», – подумал Купер. Супруг доктора Блейкни был темноволосым, черноглазым, с ястребиным носом, но, судя по количеству мелких морщинок вокруг глаз и рта, для Дракулы он слишком много смеялся. Если этот человек и был дьяволом, то дьяволом веселым. Он напомнил Куперу одного неисправимого ирландского рецидивиста, которого детектив арестовывал бессчетное количество раз за двадцать лет карьеры. У Джека было такое же выражение лица: «Воспринимайте меня таким, каков я есть», – и такой же явный вызов во взгляде. Внезапно Куперу стало любопытно, не было ли подобного вызова и в глазах Матильды Гиллеспи. На видеозаписи он этого не заметил, но камера всегда врет. Если бы не врала, никто не согласился бы сниматься.

– Я сделаю это, – неожиданно сказал Джек. Полицейский нахмурился:

– Что сделаете, мистер Блейкни?

– Напишу вас и вашу жену за две тысячи фунтов. Но я вздерну вас на фонарном столбе, если вы проговоритесь о цене. – Он вытянул руки к потолку, потягиваясь. – Я бы сказал, что две тысячи от вас стоят больше, чем десять тысяч от подобных Матильде. Возможно, плавающий тариф и не такая уж плохая идея. Стоимость картины должна определяться не моим собственным убеждением, а количеством денег в кармане покупателя. – Он насмешливо приподнял брови. – Какое у меня право лишать бедных священников и полицейских прекрасного? Ты ведь согласна со мной, Сара?

Она покачала головой:

– Тебе обязательно нужно всех оскорблять?

– Человеку понравилась моя работа, и я предлагаю ему со скидкой двойной портрет с женой в голубых, фиолетовых и золотых тонах. Что в этом оскорбительного? Я бы назвал это комплиментом. – Он весело посмотрел на Купера. – Кстати, фиолетовый означает ваше либидо; чем цвет насыщеннее, тем вы привлекательнее в этом плане. Но ваша жена может разочароваться, если я нарисую вас темно-фиолетовым, а ее – бледно-сиреневой.

Сержант Купер благодушно рассмеялся:

– Или наоборот.

В глазах Джека блеснул веселый огонек.

– Совершенно верно. Я не собираюсь никому льстить. Если вы это понимаете и принимаете, тогда мы сможем договориться.

– Судя по всему, сэр, вам сейчас нужны деньги. Не желаете ли получить наличными и вперед?

Джек обнажил зубы в улыбке.

– Конечно. За такую цену вряд ли можно ожидать чего-то иного.

– А какие у меня гарантии, что портрет будет завершен?

– Мое слово. Слово порядочного человека.

– Я полицейский, мистер Блейкни. И никогда никому не верю на слово. – Он повернулся к Саре: – Ваш муж – человек слова?

Она взглянула на Джека.

– Вопрос нечестный.

– По мне, так честный, – отозвался Джек. – Мы тут обсуждаем две тысячи фунтов. Сержанту нужны гарантии. Ответь ему на вопрос.

Сара пожала плечами:

– Хорошо. Если вас беспокоит, что Джек возьмет ваши деньги и сбежит с ними, то напрасно. Он напишет ваш портрет и сделает это так хорошо, насколько возможно.

– Но... – продолжил за нее Джек.

– Но ты не человек слова. Для этого ты слишком беспечный и невнимательный к другим. Тебя не волнует ничье мнение, кроме собственного, ты неверный муж и бесчувственная скотина. На самом деле, – она криво усмехнулась, – ты полное дерьмо во всем, кроме своего искусства.

Джек обратился к полицейскому:

– Итак, вы мне платите, сержант, или вы всего лишь пытались поиграть на уязвленном самолюбии моей жены, чтобы заставить ее высказаться?

Купер выдвинул стул и предложил его Саре. Когда она отказалась, детектив сам опустился на него с еле заметным вздохом облегчения.

– Буду с вами честен, сэр, я не могу заказывать у вас что-либо в настоящий момент.

– Я так и знал, – бросил Джек презрительно. – Вы ничуть не лучше этого слизняка Маттьюза. – Он изобразил певучий валлийский акцент викария: – «Мне действительно нравится твоя работа, Джек, но, как ты знаешь, я человек небогатый». – Художник стукнул кулаком по ладони. – Я предложил ему одну из своих ранних картин за пару тысяч, а этот гад пытался сбросить цену до несчастных трех сотен. Вы бы видели! – воскликнул Джек полным досады голосом. – Да он за несколько несчастных проповедей получает больше. Почему все хотят получить что-то даром? Насколько мне известно, зарплату вам выдают исправно, – он посмотрел на жену, – как, впрочем, и Саре. В то время как вам платит государство, я должен выцарапывать деньги себе на жизнь.

Купер чуть не сказал, что Блейкни сам выбрал свой путь, но передумал. Он провел достаточно болезненных споров на эту тему со своими детьми, чтобы начинать все заново с незнакомцем. В любом случае Блейкни его не понял. И детектив подозревал, что сделал художник это нарочно.

– Я не могу заплатить вам сейчас, – повторил Купер, старательно делая ударение на последнем слове, – потому что у вас были близкие отношения с женщиной, которую, возможно, убили. Если я дам вам деньги – не важно, по какой причине, – то неизвестно, как это отразится на судебном разбирательстве, не дай Бог, конечно, вам там оказаться. Когда расследование закончится – другое дело.

Джек посмотрел на детектива с внезапной нежностью:

– Если бы я заплатил вам две тысячи, а не наоборот, тогда вы были бы правы. Сейчас вы заботитесь о своем положении, а не о моем.

Купер снова засмеялся:

– Что из того? Возможно, это лишь пустой оптимизм, но я еще не оставил надежды на продвижение по службе, а финансовые отношения с подозреваемыми в убийстве положат этим мечтам конец. Будущее выглядело бы более радужным, выйди я на пенсию инспектором.

Джек внимательно смотрел на полицейского несколько секунд, затем скрестил руки поверх помятого джемпера. Он чувствовал, что проникается уважением к этому полному, очень нетипичному детективу с веселой улыбкой.

– Так каков был ваш вопрос? Почему Матильда позировала мне с «уздечкой» на голове? – Он посмотрел на портрет. – Потому что она заявила, что «уздечка» олицетворяет сущность ее характера. И была права. – Глаза Джека сузились, когда он начал вспоминать. – Наверное, проще всего сказать, что она была подавлена, но эта подавленность – палка о двух концах. – Он слабо улыбнулся. – Возможно, так всегда бывает. Ее оскорбляли в детстве, в итоге Матильда выросла неспособной ни чувствовать, ни выражать любовь, с ожесточенным сердцем. А символом этой жестокости, как активной, так и пассивной, стала «уздечка для сварливых». Сначала эту штуку цепляли на Матильду, а потом уж Матильда надевала ее на свою дочь. – Он взглянул на жену. – Ирония в том, что «уздечка» была также и символом ее любви или, вернее, тех пауз в вечной враждебности, которые в жизни Матильды можно назвать любовью или привязанностью. Она называла Сару своей Уздечкой Для Сварливых и считала это комплиментом. Она говорила, что Сара – единственный человек, который подошел к ней без предвзятости и воспринимал ее такой, какая она есть. – Джек дружелюбно улыбнулся. – Я пытался объяснить, что тут нечем восхищаться Сары много недостатков, но самый главный, по-моему, это ее наивная готовность воспринимать всех и каждого такими, какие они есть. Однако Матильда и слышать не хотела дурного о ней. Вот и все, что я знаю, – закончил он простодушно. Детектив Купер про себя решил, что Джек Блейкни, возможно, наименее простодушный человек из всех, кого он встречал, однако исходя из собственных интересов решил ему подыграть.

– Это огромная помощь, сэр. Я не знал миссис Гиллеспи лично, и для меня очень важно понять ее характер. Как по-вашему, она могла совершить самоубийство?

– Несомненно. И даже кухонным ножом. Думаю, она организовывала свой уход со сцены с не меньшим наслаждением, чем каждый публичный выход. Если Матильда смотрит на нас сейчас сверху, то наверняка трясется от хохота. Пока она была жива, ее обзывали стервой и мало замечали; это не идет ни в какое сравнение с тем, сколько о ней говорят сейчас. Она бы наслаждалась каждым мгновением.

• Предыдущая
• 20/75
• Следующая