Преступники-сыщики - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 25
- Предыдущая
- 25/26
- Следующая
Наконец, она заговорила.
— Извините меня, это я во всём виновата.
Сомнения Леона разрешились.
Это был нежный голос, один из тех, что раздаются на Бонд-стрит, приказывая шофёру ехать в Ритц-отель.
Она была красива: тёмные глаза, стремительный разлет бровей, тонкие черты лица и яркие губы. На одном из пальцев виднелась узенькая красная полоска — след снятого кольца.
— Он здесь ни при чём, — сказала она почти шёпотом. — Это я подкупила его. Я попросила его сделать мне это одолжение. Это правда.
— Попросили ограбить мою квартиру?
Она кивнула.
— Если бы вы согласились отпустить его, я тогда могла бы говорить с вами вполне откровенно… и чувствовала бы себя спокойнее. Правда, это не его вина, поверьте мне. Я одна во всём виновата.
Леон вынул из ящика стола лист бумаги и штемпельную подушку.
— Положите свои большой и указательный пальцы на эту подушку и прижмите их, — сказал он, кладя обе вещи перед небритым спутником девушки.
— Чего ради?
— Ради отпечатков ваших пальцев на случай, если понадобится задержать вас.
Субъект повиновался. Леон взглянул на бумагу с отпечатками и остался удовлетворён.
— Теперь пройдите сюда.
Он вытолкнул его к входной двери, распахнул её и сам вышел вслед за ним.
— Вам не следует иметь при себе оружия, — произнёс он и вышвырнул бродягу на улицу.
Когда Леон вернулся в столовую, девушка успела расстегнуть кофту и сидела, прислонившись к спинке стула. Она была бледна, но спокойна.
— Он ушёл? Как я рада! Вы побили его? Мне так показалось. Скажите, а что вы обо мне думаете?
— За тысячу фунтов не согласился бы я забыть эту ночь — сказал Леон, нисколько не лукавя.
— А в чём вы видите причину моего поступка?
Леон покачал головой.
— Трудно сказать… Похищение таинственных документов? Пожалуй, нет… Скорее всего, это месть за какие-то неприятности, причинённые нами кому-то из близких вам людей: вашему любовнику, отцу, брату…
— Нет. Это не месть. Вы мне не нанесли никакой обиды. И я не ищу никаких тайных документов.
— Что ж, если не грабёж — я проиграл, признаю!
Улыбка Леона была обворожительна. Девушка заговорила без колебаний.
— Мне кажется, что лучше сказать всё прямо. Моё настоящее имя — Лоис Мартен. Мой отец — сэр Чарльз Мартен, хирург. Недели через три мне предстоит вступить в брак с майором Джоном Ретландом из кавалерийского полка Капштадских Карабинеров. Вот отчего я и ворвалась к вам.
— Вы искали здесь… гм… свадебный подарок?
К его удивлению, она подтвердила это.
— Вот именно. Я была очень глупа. Знай я вас лучше, я бы прямо пришла к вам с просьбой отдать его мне.
Она не спускала глаз с Леона.
— Так, — сказал он, — и что же это за предмет?
Она произнесла очень медленно:
— Золотое запястье в виде цепочки, с именным значком…
Леон не удивился. Его только слегка поразило то, что она говорит правду.
— Итак, золотой браслет, — сказал он. — Кому же он принадлежит?
Она колебалась.
— Я полагаю, вы уже всё знаете. Следовательно, я в ваших руках.
Он кивнул.
— И очень даже, — любезно подтвердил он, — и мне кажется, вам будет проще рассказать эту историю мне, чем судебному следователю.
Казалось, само благородство говорит его устами, но чисто женским инстинктом она почуяла в его тоне нечто, возбуждавшее страх.
— Майор Ретланд о моём… визите к вам ничего не знает, — начала она, — он был бы в ужасе, если бы узнал…
И она рассказала ему повесть о своём обручении с одним молодым англичанином, убитым в Галлиполи.
— Вот каким образом я познакомилась с Джоном, — сказала она. — Он тоже был тогда в Галлиполи. Года два тому назад он мне написал из Парижа, извещая, что у него есть кое-какие бумаги, принадлежавшие бедному Фрэнку. Он вынул их из… из его кармана после того, как Фрэнка убили. Понятно, папа попросил его приехать к нам. Мы стали добрыми друзьями. Впрочем, папа не одобряет нашу… помолвку.
Немного помолчав, она продолжала:
— Отец мой недоброжелательно относится к нашему браку, поэтому мы держим пока в тайне наши намерения. Видите ли, мистер Гонзалес, я ведь сравнительно богата: мне досталось довольно много денег в наследство от матери. И Джон впоследствии будет богатым. Во время войны, будучи в плену у турок, он приобрёл золотые прииски в Сирии. О них-то и идёт речь в надписи на значке. Джон спас жизнь одному турку, и тот, в благодарность, открыл ему местонахождение этих приисков и подарил золотой значок, на котором всё это было обозначено по-арабски. Но к концу войны Джон потерял значок, а вот недавно узнал из «Вечернего вестника» о вашем открытии. Бедный Джон места себе не находил: ведь кто-то мог расшифровать надпись на значке и воспользоваться данными о приисках. Я предложила ему пойти к вам и попросить браслет. Но он об этом и слушать не хотел. Он становился с каждым днём всё более удручённым, нервным и раздражительным. В конце концов я решилась на этот сумасбродный поступок. У Джона есть масса связей в мире преступников, так как он некогда служил в полиции и почти всех их знает в лицо. Этот тип, сопутствовавший мне — тоже один из них. Это я разыскала его и предложила эту авантюру. Мы знали, что вы храните его в шкатулке под кроватью…
— Вы утверждаете, что план этого налёта принадлежит вам, а не майору Ретланду…
Она немного смутилась.
— Мне помнится, он как-то в шутку намекнул, что недурно было бы выкрасть браслет…
— И что роль налётчика должны взять на себя вы? — спросил Леон строго.
Она отвела взгляд.
— В шутку… да. Он сказал, что мне в этом никто не помешает, но всё это было сказано в шутку… Нет, это никак нельзя принимать за намёк… Если бы мой отец знал…
— Вот именно, — резко прервал её Леон. — О налёте говорить больше не будем. Сколько денег у вас в банке?
Она взглянула на него с удивлением.
— Почти сорок тысяч фунтов, — сказала она. — Недавно я продала целую кипу ценных бумаг… они приносили мало дохода.
Леон усмехнулся.
— Я понимаю. Вы получили возможность поместить капитал более выгодно.
Она сразу поняла намёк.
— Вы заблуждаетесь, мистер Гонзалес, — сказала она холодно. — Джон разрешает мне вложить всего только тысячу фунтов. Он даже не уверен в точной сумме: тысячу или только восемьсот. Свыше этого он не принимает у меня ни одного пенни. Завтра вечером он едет в Париж по делам, а когда он вернётся, мы обвенчаемся.
Леон взглянул на неё глубокомысленно.
— Завтра вечером — вы наверно хотите сказать сегодня ночью?
Она взглянула на часы и рассмеялась.
— Разумеется, сегодня ночью.
И, облокотившись на стол, она заговорила серьёзно:
— Мистер Гонзалес! Я столько слышала о вас и ваших Друзьях… Надеюсь, вы не выдадите нашей тайны. Имей я больше здравого смысла, я пришла бы к вам вчера вечером и попросила бы этот злополучный значок… Или уплатила бы любую сумму за него, лишь бы избавить Джона от его опасений. Скажите, а сейчас ещё не поздно это сделать?
— Очень даже поздно, — твёрдо сказал Леон, — я оставлю значок на память. Вы же читали в газетах, что эта вещь вошла в мою коллекцию, а я не расстаюсь с её реликвиями. Кстати, когда вы должны передать ему чек?
Губы её скривились.
— Вы всё ещё считаете Джона обманщиком? Я вручила ему чек вчера.
— На тысячу или на восемьсот?
— Это пусть он сам решает, — сказала она.
Леон встал.
— Я не намерен более вас задерживать. Видно, воровство — не ваша специальность, и мне остаётся только посоветовать вам избегать подобных упражнений в будущем.
— Вы не арестуете меня? — улыбнулась она.
— Пока — нет, — ответил Леон серьёзно.
Он видел, как она перешла улицу к месту стоянки таксомоторов и уехала. Он запер дверь и снова лёг в постель.
В семь часов его снова поднял звонок будильника. Быстро одевшись, он поспешил в бюро путешествий и взял билет до Парижа. Затем он потратил довольно много времени в управлении главного комиссара по делам южно-африканских колоний, просматривая списки Капштадской конной жандармерии. С половины третьего он караулил у дверей «Южного банка». Терпение его уже стало истощаться, как вдруг к дверям банка подкатил таксомотор, из которого вышел майор Джон Ретланд, видный, довольно стройный мужчина с моноклем и подстриженными по-военному усиками. Вид у майора был невозмутимо-самодовольный.
- Предыдущая
- 25/26
- Следующая
