Рассказы - Найт Дэймон - Страница 12

Лечение может убить пациента. Но доктор Альварес с легким сердцем отмел это возражение, как пустую игру слов. Вооружившись шприцем, он решительно отправился на поиски Джорджи.

Он обнаружил горгона в маленькой гостиной, в компании Доминика, Уомраса и механика по имени Боб Ритнер. Они окружили и рассматривали странный механизм — или художественную композицию? — сделанный из алюминиевых полос.

— Это дыба, — гордо пояснил Ритнер. — Я когда-то видел ее на картинке в детской книжке.

Основой для "дыбы" служил длинный узкий столик, на одном конце которого была закреплена лебедка. Все в целом выглядело как грубое приспособление для растягивания чего-нибудь.

— Мы решили, что настало время для суровых мер, — сказал Доминик

Альваресу, вытирая пот с бритой головы.

— В древние времена, — назидательно произнес Ритнер, — такие устройства применяли к преступникам, когда они не хотели говорить.

— Я говорю, — неожиданно сказал Джорджи.

— Тебя наказывают за другое, — мягко пояснил Доминик. — Альварес, прежде чем мы начнем, ты, наверное, хочешь осмотреть своего пациента.

— Ха! — сказал Альварес. — Именно так. Ха-ха!

Он опустился на колени перед Джорджи. Горгон повернул все стебельки с фоторецепторами в сторону алюминиевой конструкции, изучая ее с неподдельным любопытством. С таким же любопытством доктор Альварес оглядел самого Джорджи. Он пощупал кожу горгона. Кожа была плотной и упругой, великолепного розового цвета. Слуховые органы Джорджи напряженно подрагивали.

Альварес извлек из своего чемоданчика ручные весы, отрегулированные под гравитацию уровня A.

— Залазь сюда, Джорджи.

Горгон послушно вскарабкался на чашку весов. Альварес поднял весы и посмотрел на шкалу.

— Хм, — сказал он. — Джорджи здорово потерял вес.

— Да-а? — с надеждой спросил Доминик.

— Точно. Однако он, похоже, отлично себя чувствует. Я бы сказал — лучше, чем неделю назад. В лечении он не нуждается. Вот разве что немного раствора сахара, это его подбодрит…

Альварес извлек из чемоданчика шприц, проколол гладкую кожу Джорджи и надавил на поршень.

Доминик вздохнул.

— Ну что ж, можем продолжать. Джорджи, запрыгивай сюда. Пусть Ритнер пристегнет тебя ремнями.

Джорджи охотно взобрался на столик. Ритнер пристегнул ремнями четыре из его конечностей, и стал крутить лебедку.

— Только не сильно! — встревоженно сказал Джорджи.

— Я аккуратно, — уверил его Ритнер. Он продолжал вращать рукоятку. — Как ты себя чувствуешь?

Конечности горгона были уже вдвое длиннее, чем обычно, и продолжали растягиваться.

— Щекотно, — пожаловался Джорджи.

Ритнер крутил лебедку. Уомрас нервно закашлялся. На него зашикали.

Конечности Джорджи все удлинялись и удлинялись. Потом начало становиться заметно продолговатым его тело.

— С тобой все в порядке, Джорджи? — спросил Доминик.

— В порядке.

Ритнер отчаянно крутнул рукоять в последний раз. Вытянувшееся тело горгона удобно разлеглось от одного конца дыбы до другого. Больше растягивать его было некуда.

— Хорошо, — сказал Джорджи. — Сделай еще так.

Он переливался радостными перламутрово-розовыми оттенками. Ритнер чуть не расплакался и с ненавистью пнул свою машину. Альварес фыркнул и убрался восвояси. В коридоре, где его никто не мог увидеть, он подпрыгнул в воздух и стукнул пятками друг о друга. Он просто чудесно проводил время!

Как жаль, что сегодня еще не среда. Хотя, если вдуматься, зачем ждать до завтра?

Комендант Чарлз Уотсон Карвер, начальник станции 3107A, был обучен принимать быстрые и смелые решения. Если начальник чувствует малейшее сомнение в собственной правоте, он начинает колебаться и менять планы на ходу, становится жертвой суеверий и беспокойства, и в конце концов вообще теряет способность принимать решения.

Беда в том, что никто не может быть все время прав. Можешь пунктуально следовать букве инструкции, можешь блистательно импровизировать — в любом случае рано или поздно ты ошибешься. Искусство быть начальником заключается в том, чтобы переступить через ошибки и продолжать дальше, как ни в чем не бывало.

Карвер напряг подбородок, выпрямил спину и посмотрел вниз, на больного горгона. Да, горгон был болен, и сомневаться в этом не приходилось. Его отростки поникли и вяло колыхались, кожа была сухой и горячей.

— И давно он так? — требовательно спросил Карвер, лишь слегка запнувшись перед местоимением. Мысленно он всегда называл чужаков "оно", но его подчиненным вовсе ни к чему это знать.

— Минут двадцать. Что-то около того, — ответил доктор Несельрод. — Я сам пришел сюда… — он подавил зевок, — минут десять назад.

— А что вы вообще здесь делаете? — спросил Карвер. — Сейчас смена Альвареса.

Несельрод смутился.

— Знаю. Альварес в госпитале. Как пациент. Он набросился на помощника повара Сэмюэлса. Вылил ему кастрюлю супа за шиворот. И кричал что-то в том смысле, что хочет раз и навсегда простерилизовать ему фурункул. Пришлось накачать Альвареса успокоительными. Мы его втроем едва скрутили.

Карвер сжал губы и выпятил подбородок.

— Несельрод, что вообще творится на станции? Сначала это… существо атаковало мою жену. Теперь Альварес… — Он сердито уставился на Джорджи.

— Вы можете его от этого вылечить, что бы это ни было?

Несельрод удивился.

— Разве можно такое требовать? Мы понятия не имеем о лекарствах горгонов. Я думал, что вы свяжетесь с базой и спросите у них.

Разумеется, он рассуждал здраво. Вот только, как всегда, оставался открытым вопрос интерпретации. Как подать то, что произошло? Была ли это трагическая случайность, которая постигла уважаемого посла чужаков из-за вопиющей небрежности людей? Или это было необходимое и соответствующее наказание преступнику, которое они так долго искали? Карвер посмотрел на часы-перстень. Оставалось ровно три часа до окончания срока, в течение которого старейшины аборигенов планеты обязали их наказать Джорджи.

— Какого он, по-вашему, цвета? — спросил комендант у Несельрода. — Уж никак не розовый.

— Не-ет. Но и не синий. Я бы назвал этот цвет оттенком фиолетового.

— Хм. Да. Ну, во всяком случае, он стал меньше, чем был. Верно?

Подозрительно меньше.

Несельрод согласился.

Карвер принял решение.

— Сделайте все, что можете, — велел он Несельроду, затем поднес к губам наручный коммуникатор: — Есть сейчас связь с начальником планетной базы?

— Да, сэр, — ответил оператор.

— Хорошо. Дайте мне Робинсона.

Прошло несколько секунд.

— Начальник базы слушает.

— Робинсон, это Карвер. Скажите старейшинам, что у нас здесь очень несчастный горгон. Мы не уверены, что именно на него так повлияло — мы перепробовали кучу вещей — но он изрядно потерял вес, и кожа его… — Карвер едва уловимо заколебался. — …кожа синеватая. Определенно синеватая. Принял?

— Да, шеф! Слава богу! Я тотчас же передам сообщение, и свяжусь с вами.

— Хорошо.

Карвер с резким щелчком захлопнул крышку наручного коммуникатора. Он бросил еще один взгляд на горгона. Тот выглядел совершенно больным, но как раз это коменданта не особо тревожило. То, как себя чувствовал горгон, было личным делом горгона. Комендант Карвер выполнял свой долг.

Альварес проснулся с чудовищной головной болью и смутным сознанием вины. Он находился не у себя в каюте, а на одной из госпитальных коек, одетый в предписанную для пациентов инструкцией больничную пижаму (к которой можно было пристегнуть шлем и перчатки, мгновенно превратив пижаму в скафандр). Он с трудом поднял голову, чтобы посмотреть на часы, висящие на дальней стене. Было двадцать три часа. Его смена уже почти закончилась.

Альварес со стоном выбрался из кровати и посмотрел на карточку с описанием болезни, прикрепленную к ее спинке. "Мания. Навязчивые идеи, бред. Лечение — успокоительные средства. Врач — Несельрод".