Войны мафии - Уоллер Лесли - Страница 15
- Предыдущая
- 15/120
- Следующая
Именно так она обнаружила копию эссе, которое Никки Рефлет отправил месяц назад своему отцу. Вместе с полным именем адресата.
При оборудовании телевизионных студий и кабельных сетей самой сложной является не техническая сторона, а политическая. Электронное оборудование и программы — не проблема для «Ричланд», владеющих несколькими студиями видеозаписи и огромной фильмотекой из продукции Голливуда.
Но доступ к спутникам? Это уже политический вопрос. Поэтому в туманный воскресный полдень Чарли Ричардс спешил на сборище весьма одиозных фигур, которое должно было состояться неподалеку от международного аэропорта Талсы, на территории национального парка.
Выставку мошенников, как заметил Чарли, украшал своей персоной секретарь госдепартамента по вопросам коммерции. Господин, сидевший позади него, был, кажется, одним из крупнейших голливудских воротил, но эти люди так часто возникали из небытия и тут же исчезали, что трудно точно определить их статус. Чуть дальше расположилась шайка конгрессменов и два сенатора.
Чарли еще раз огляделся, когда поднимался на подиум к микрофону. Ему нужно было проникнуться тем же чувством могущества, исключительности, что звездной пылью поблескивали на плечах собравшихся. Но вместо этого он чувствовал себя испачкавшимся, словно высвободившись из объятий драгоценного Чио Итало. Сдерживайся. Прекрати это.
Он почти отпрянул назад, прочь от микрофона, таким сильным был внезапный приступ отвращения. Но Чио — преступник, он десятилетиями оплачивает убийства, извращения, пороки, подкупает, платит взятки. Он поселил гниль в самом сердце системы, как глист, отравляющий в первую очередь приютившую его плоть, а потом, сквозь нее, прогнившую, прорывающийся наружу. А эти откормленные выскочки — только приспешники. Душок коррупции, как туман, вьется над их головами. Но их намерения никогда не были преступными, разве нет? Они просто хотели жить хорошо.
Чарли сделал глубокий вдох и с усилием сглотнул слюну.
— Господин секретарь, — начал он, — господа сенаторы, высокочтимые гости. Перед вами — база последнего государственного искусственного спутника. Он стоил миллиард долларов. Торжественно обещаю вам — он не передаст ни единой серии из «Я люблю Люси!».
Через семь минут, посреди одобрительных аплодисментов Чарли удалось ускользнуть, так что к трем часам он попал в Ла-Гардиа. В пять он пересел в маленький гидроплан и к шести был у Стефи.
Гидроплан, покачиваясь на волнах, остановился у пристани. Небо к востоку налилось синевой, густой, как индиго.
Чарли еще не вполне отключился от мыслей о сегодняшней встрече в Талсе. Что на уме у этих жирных, холеных котов, когда перед ними Чарли Ричардс? Кем они его считают? Лощеной марионеткой, порождением изобретательного ума Чио Итало Риччи? Безупречно выдрессированным псом на поводке финансового босса?
А на кой черт ему беспокоиться, о чем они думают? Ему нужна их поддержка — о'кей, это он уже купил. Работа закончена. Конец файла.
— Хватит думать, — промурлыкала кузина, потягивая кофе «эспрессо». Она возилась в саду, когда появился Чарли, и не стала переодеваться в его честь. Взглянув на нее, Чарли подумал, что не сказал Гарнет о третьей женщине, удостоенной его доверия, кроме нее и Уинфилд. Это Стефи. Пусть в его списке доверенных лиц нет мужчин, быть абсолютно честным и откровенным с тремя женщинами — это уже кое-что.
— Я собираюсь подвести хорошую мину под Чио Итало, — сказал Чарли. — Ты знаешь о покушениях? Ну вот, придется не обращать пока на них внимания, чтобы поберечь силы для решающего броска.
— Ты так хладнокровно это спланировал?
— Разделение должно пройти по возможности хладнокровно.
— Гарнет не понимает, чего она от тебя требует.
— Это моя затея, Стефи, моя, а не Гарнет.
Стефи промолчала, что позволило ей выразить свои сомнения, не вступая в спор. После долгой паузы она произнесла:
— Чарли, извини, я буду говорить прямо, без околичностей: Пино умер из-за тебя. В следующий раз ты умрешь из-за себя. С Чио бороться нельзя.
— Двадцать лет работы, — напомнил он. — Двадцать лет. Покупай поменьше — строй побольше. Восемнадцатичасовой рабочий день. Моя молодость — это список корпораций. Мимо меня пролетело детство моих дочек. Где-то по пути сгорел мой брак. Мой счет к Чио вырос. Но я отдаю ему все и прошу взамен одно: дать мне прожить остаток моих дней в мире с самим собой.
— Это невозможно.
— Я все поднес ему на серебряной тарелочке. Но жизнь — дорога с двусторонним движением, Стефи, — он сорвался на крик, — он тоже мне задолжал!
Она немного помолчала, потом заговорила; ее голос показался Чарли внезапно охрипшим, а сама Стефи — отрешенной:
— У меня больше причин ненавидеть нашу родню, чем у тебя, Чарли. Ты всегда считался голубой надеждой семьи, а я была для родителей чуть лучше проказы. Девчонка... — Она умолкла на секунду. — Чарли, я тебя люблю. Знаешь? Мне нравится, как ты выглядишь. Мне нравится, как ты думаешь. Я всегда любила трахаться с Эль Профессоре. Ты особая глава в моей жизни, несмотря ни на что. Но это не значит, что сейчас я на твоей стороне в этом деле.
— Не понимаю.
Она немного поерзала в кресле, устраиваясь поудобней.
— Думаешь, я сама понимаю, почему, ненавидя нашу семью, ни разу не пыталась взбунтоваться? Я... я как простая сицилийская девчонка — у меня нет своей воли, я слишком покорная... — Она снова беспокойно переменила позу. — Уинфилд. Это твой тыл. И твоя новая женщина — она тоже твой тыл. Будь я замужем за тобой, я бы тоже поддержала тебя — во всем, всегда. Но и сейчас, будь ты прав, я бы жизнь отдала за тебя, Чарли, за тебя и мальчиков. Вы трое... вы можете ноги вытирать об меня. Но ты не прав. — Она сделала глубокий, прерывистый вдох, и ее длинная шея изящно изогнулась назад, как у лебедя. — Как ты не можешь не понимать, что разделение семейного бизнеса делает нас всех слабыми, уязвимыми? Мы сильны, пока держимся вместе. Почему ты думаешь только о себе, Чарли? Почему бросаешь нас всех волкам, чтобы потешить себя, свое самомнение?
Чарли опустился перед ней на колени и щекой прижался к ее ногам.
— Стефи, пойми, семья Риччи правит прибыльной империей разрушения, в таком виде она опасна для всего и вся — в том числе и для себя самой. Помнишь, что говорил мой отец, Чио Гаэтано, когда ты была маленькой? «Никогда не заходи в подсобку бакалейной лавки и в ресторанную кухню, а то есть расхочется».
Она засмеялась:
— Хороший совет.
— Стеф, то же самое в любом бизнесе, даже финансовом, которым я всю жизнь занимаюсь. Всякий бизнес — это ложь, дешевые трюки, взятки, грязные скандалы.
— И, встретив Гарнет, ты загорелся мыслью бросить все это.
Он кивнул.
Стефи наклонялась вперед, пока их губы не соприкоснулись.
— Тогда — да благословит тебя Господь, Чарли. Она поцеловала его — сначала очень нежно, потом крепче. — Да поможет тебе Бог.
По дороге домой Чарли задремал и снова увидел тот же сон: дядюшка бережно стирал кровь с пачки зеленых стодолларовых «бенов». Но деньги продолжали сочиться алым. Белая салфетка в руках Чио стала красной.
— Beve, mangia.
Гарнет жила в одном из домиков, рассыпавшихся по манхэттенскому берегу Ист-Ривер к югу от Пятьдесят девятой Бридж-стрит. Гидроплан остановился у северной стороны причала, и Чарли пошел к ее дому пешком вдоль Саттон-Плейс.
Гарнет однажды призналась ему:
— Не хочу, чтобы мне принадлежал даже кусочек Манхэттена. Не хочу оставаться распорядителем твоей благотворительности до конца своих дней. Я ни разу не задерживалась на одной работе или в одном гнезде больше чем пару лет. Я кочевница, это у меня в крови — я не об индейской говорю, а о той, что из графства Клэр.
В сумерках двухэтажный дом казался темным, нежилым. Чарли открыл дверь своим ключом. Весь день, начиная с девяти утра, он провел в самолетах. Сладкая жизнь проклятого капиталиста.
- Предыдущая
- 15/120
- Следующая