Гурман. Воспитание вкуса - Ульрих Антон - Страница 31

• Предыдущая
• 31/52
• Следующая

– Марат, – сказал он матери и стал торопливо заряжать арбалет.

Люка с присвистом развернул экипаж и погнал лошадей кружной дорогой. Экипаж несся по ночной дороге прочь от конников. Преследователи сначала догоняли беглецов, но затем стали заметно отставать. Их кони, подгоняемые в спешке еще по дороге из города, успели устать и теперь хрипло роняли пену, часто сбивая бег. Антуан высунулся из окна, прицелился и спустил курок. Стрела со свистом разрезала ночной воздух и, словно игла в ткань, легко вошла в шею гвардейца, скачущего впереди остальных. Тот с диким криком, кажущимся еще более громким в тишине ночи, упал с лошади под копыта следующих позади него. Всадники удивленно переглянулись, ведь звука выстрела они не услышали.

Однако вскоре бешено мчащиеся лошади, везущие экипаж, тоже начали уставать. Экипаж, нагруженный вещами, пусть даже и в малом количестве, а также с тремя седоками, был тяжелой ношей для лошадей, погоняемых во весь опор. Маркиза и Антуан забеспокоились, что они будут делать, когда достигнут стен замка. Им не выдержать долгую осаду, тем более что противник численно значительно превосходит их. Антуан и Люка постоянно переговаривались через окошко, сделанное в передней стенке экипажа. Было принято решение оставить экипаж, пересесть на запасных коней и, свернув с дороги, направиться напрямик в Марсель, а оттуда уже морем достичь благословенной Богом Италии. Мясник, обладающий недюжинной силой, развернулся на кучерском месте и со всего маху ударил своим огромным рыжим кулаком по окну, разбил стекло и проломил часть передней стенки экипажа. Просунув обе руки в пролом, он стал методично выламывать стенку, проделывая проход для маркизы и маленького господина. Как только проход оказался нужного размера, Летиция с Антуаном выбрались наружу. Мясник ловко перескочил с кучерского места на одну из свободных лошадей, бегущих сбоку от экипажа. Он вытянул руки, подхватил под мышки Антуана, перенес его и посадил на лошадь перед собой. Летиция раскачалась и прыгнула на другую свободную лошадь. Беглецы отвязали лошадей от экипажа, свернули с дороги и устремились к ближайшей роще. Преследователи, увидев подобный маневр, стушевались. Многие, решив не загонять лошадей, стали постепенно сбавлять бег, слегка натягивая поводья.

И тут случилась беда. Мчавшаяся в темноте ночи лошадь Летиции неосторожно ступила копытом на холмик земли, оказавшийся норой крота, провалилась в глубокую яму и сломала ногу. Продолжая лететь, она повалилась вперед, сбросив маркизу, и упала на круп, придавив ей ногу своим весом. Увидев это, Мясник сразу осадил свою лошадь и поскакал обратно, так как успел отъехать на значительное расстояние. Летиция лежала под лошадью, которая от боли в сломанной ноге судорожно била по воздуху ногами, еще больше прижимая маркизу к земле.

– Руку! – заорал Люка, нагибаясь над маркизой. – Дайте руку!

Гвардейцы, увидев такой поворот событий, радостно засвистели и пришпорили коней, бегущих из последних сил. Летиция в отчаянии оглянулась на быстро приближавшегося противника и замотала головой.

– Люка, спасай Антуана! Ради всего святого! Твой конь нас не выдержит. Поклянись памятью своей матери, что будешь оберегать его.

Мясник тоже мельком глянул на всадников, посмотрел долгим взглядом на маркизу и прижал искалеченную кисть к сердцу.

– Клянусь!

– И еще. – Маркиза тяжело дышала, как будто ей не хватало воздуха сказать еще одну просьбу. – Убей меня.

Люка, верный Люка по прозвищу Мясник в ужасе посмотрел на маркизу, все поняв и увидев в долю секунды все ее мучения и унижения от Одноглазого Марата и его приспешников.

– Я не могу, – коротко сказал он.

Антуан, из глаз которого катились крупные капли, молча смотрел на лежащую под лошадью мать.

– Тогда уезжай! – приказала маркиза, избегая смотреть на сына. – Быстрее, они уже близко.

Топот копыт приближался. Земля под маркизой начала подрагивать от множества скачущих лошадей.

Мясник пришпорил коня и помчался к спасительному лесу.

– Антуан! – раздался за спиной неожиданный крик Летиции.

Люка резко натянул поводья, развернул коня, и Антуан увидел, что его мать, уже окруженная озлобленными всадниками, все еще смотрит ему вслед.

– Антуан! – снова крикнула она, а гвардейцы уже слезали с коней и оттаскивали от пленницы лошадь.

Их намерения были столь выразительны, что у беглецов не оставалось сомнений в том, какая ужасная участь ждет Летицию. Антуан медленно вскинул арбалет, прицелился, выжидая, когда маркиза встанет во весь рост, и нажал на курок. Стрела попала точно в сердце Летиции, которая сразу же обмякла на руках революционных гвардейцев. Никто от неожиданности даже не мог пошевелиться. Люди, только что пытавшиеся надругаться над женщиной, ужаснулись ее смерти от руки собственного сына. Антуан опустил арбалет и тоном, лишенным всякой интонации, приказал Мяснику следовать дальше. Люка Мясник развернул лошадь и неторопливо направил ее в лес.

Теперь, когда оба родителя Антуана погибли, все его помыслы устремились к единственной своей возлюбленной, к Анне. Антуан с преданным слугой Мясником поехали в Париж.

Маркиз Антуан де Ланж и Люка по прозвищу Мясник прибыли в Париж поздней осенью 1792 года. Город, и в солнечные дни в ту пору поражавший приезжих своей серостью и мрачноватыми красками улиц, ныне показался Антуану настолько грязным и невзрачным, что его покоробила даже сама мысль о том, чтобы оставаться в Париже более чем на время, необходимое для того, чтобы забрать возлюбленную и вместе с ней пуститься в далекое путешествие в благословенную Италию. Именно это и было у них задумано уже давно, но обстоятельства мешали Антуану исполнить намеченное: сначала гибель отца, маркиза Жоржа де Ланжа, затем болезнь матери и скорый отъезд в Бордо. Теперь же, по мнению Антуана, ничто не мешало ему исполнить намеченный план. Даже отсутствие денег не смущало маленького маркиза, ведь добрались же они с Мясником до Парижа без них, а также безо всякой поклажи. Правда, в дороге пришлось продать лошадь, но Антуан, несмотря на трудности пешего пути, добрался до Парижа, потому что в нем жила единственная живая душа, которую он любил. Не останавливаясь ни на минуту, он отправился прямо во дворец бывшего главного хранителя королевского парика. Шагая по улицам Парижа, Антуан удивленно оглядывался. Особенно его поразили те изменения, которые произошли в милом его сердцу Сен-Жерменском предместье. Казалось, что по некогда великолепнейшему ансамблю дворцов аристократов и особняков зажиточных миллионеров-буржуа пронесся ураган, сметая на своем пути прекрасные сады и парки, унося яркость красок с фасадов и воду из искусно бьющих фонтанов, а также забирая с собой в далекие-далекие края лучшее, что было в предместье, да и во всей Франции, – ее жителей, утонченнейших, умнейших обладателей тонкого вкуса самой высокой пробы, аристократов, ведущих свое генеалогическое древо еще от ближайшего окружения легендарного Карла I, прозванного Лысым.

Наконец Антуан с Мясником остановились около знакомых ворот из чугунной решетки с некогда позолоченными вензелями, вычурно выкованными прямо посередине ворот и воспроизводящими родовой герб. Мостовая вокруг была усыпана газетными обрывками, которые осенний ветер без устали гонял по улице словно шалопай-мальчишка, закручивая в вихре вместе с опавшими листьями грязно-бурого цвета. Никогда еще Антуану не приходилось видеть в предместье подобную оскорбительную для каждого аристократа неряшливость и нерадивость дворников. Однако же у него не было времени останавливаться и удивляться подобным переменам. Люка уже толкал закрытые ворота, боясь, как бы проходящий мимо революционный патруль не схватил бы его и не увел на принудительный армейский набор в ближайшую городскую секцию. Франция находилась в состоянии войны, поэтому босяцкая Парижская коммуна, пытаясь защитить себя, собирала по улицам бродяг и прочий сброд, давала им минимальное обмундирование и отправляла на фронт. Тех же, кто не желал воевать по различным соображениям, расстреливали. Об этом ужасном правиле, а также многих других декретах коммуны Люка узнал, общаясь накануне ночью на привале около Южной заставы Парижа с другими беглецами, так или иначе оказавшимися на окраине. В отличие от Антуана и его верного Мясника все стремились прочь из революционного города, рассказывая при этом такие ужасы о столичной жизни, что Люка даже не поверил им и уж тем более не стал пересказывать услышанное маленькому господину.

• Предыдущая
• 31/52
• Следующая