Гурман. Воспитание вкуса - Ульрих Антон - Страница 25

• Предыдущая
• 25/52
• Следующая

Летиция, услышав последнюю фразу, встрепенулась, словно ото сна, провела рукой по лицу и порывистым движением прижала к себе сына.

– Мой маленький Антуан! Прости меня, прости. Я просто ушла в свое горе и совсем забыла о тебе. Прости свою маму. Теперь все будет хорошо.

Из ее глаз катились крупные слезы, но она улыбалась, прижимая к себе Антуана, который тоже радовался вместе с ней и одновременно плакал, прижавшись к материнской груди.

Молодой доктор, посоветовавший столь простое и эффективное лечение, был награжден последним золотым луидором из скопленных Антуаном дорожных денег и с многочисленными благодарностями отпущен. Как только он покинул будуар маркизы, Летиция честно призналась сыну, что не знает, где де Ланж хранил деньги, привезенные из Бордо. Она помнила только, что Жорж хотел поместить их в Учетную кассу под проценты, но все откладывал.

– Так, может быть, отец успел их положить в банк? – предположил приободренный быстрым выздоровлением матери Антуан.

Летиция немедленно вызвала лакея, приказала заложить карету и срочно отправилась в Учетную кассу. Скоро она вернулась обратно, печальная, и сообщила сыну, что маркиз среди вкладчиков банка не значится.

На следующее утро маркиза изволила принять «этих требовательных голодранцев», как назвала она пекаря, зеленщика и мясника. Сидя в кресле с высоко поднятой головой, Летиция обвела гордым взглядом неловко склонившихся в полупоклоне поставщиков продуктов и заявила им, что денег у нее нет, и если они не намерены ждать, то маркиза изволит воспользоваться услугами других поставщиков, а они могут подавать на нее в суд сколько угодно. При этом Летиция презрительно испепеляла голытьбу взглядом своих синих глаз. Стоящий подле нее Антуан держал руку за спинкой кресла, пряча там на всякий случай подаренный ему архиепископом кинжал. Зеленщик хотел было закатить скандал по поводу отказа маркизы платить по счетам, но пекарь, пожилой человек лет шестидесяти, повидавший на своем веку многое, жестом остановил словоизлияния зеленщика и сказал маркизе:

– Госпожа маркиза, я и мои друзья соболезнуем вашему горю. Что такое потеря главы семьи, мы сами прекрасно знаем. Однако же, при всем моем уважении к вам, замечу, что ваши требования неправомерны.

– Теперь иные времена! – встрял зеленщик. – Теперь мы можем того, можем в суд на вас подавать! У нас теперь есть конституция!

Пекарь недовольно покосился на товарища:

– Помолчи, Жак. Госпожа маркиза, если я вас правильно понял, вы требуете, чтобы мы не просили у вас оплаты долга и продолжали поставлять вам продукты. Увы, сие невозможно. Мы – деловые люди. Все, что мы зарабатываем, мы тут же пускаем в оборот. Поэтому задержка с платежами нам невыгодна.

Остальные поставщики закивали головами в знак согласия. Антуан бесстрастным взором глядел на них, но в его душе клокотал вулкан ненависти. Перед ним стояли люди, олицетворяющие собой все то, что было ему ненавистно. Чудовищно одетые, нагловатые и грубые, они все в мире мерили деньгами. Это они устроили революцию и снабжали чернь деньгами и продуктами в дни восстания. Это они косвенно способствовали гибели его отца, приехав и попросив у него защиты от Одноглазого Марата, а теперь отказывали в куске хлеба его драгоценной матушке, в которой в глазах Антуана воплотились все высоконравственные идеалы. Антуан с бесстрастным лицом яростно сжимал в руке кинжал, готовый молниеносно броситься на поставщиков, пусть только дадут ему повод.

А пекарь как ни в чем не бывало продолжал:

– И я не понимаю, почему мы должны содержать семью человека, который героически погиб, защищая идеалы революции?

– То есть как это – защищая идеалы революции? – удивленно переспросила Летиция.

– Ну вы же сами только что сказали, что вашего мужа во главе национальных гвардейцев послал маркиз Лафайет в округ департамента Бордо для наведения там революционного порядка. Так ведь?

– Да. – Маркиза переглянулась с Антуаном, начиная понимать, куда клонит пекарь.

Пекарь же, довольный собой, заулыбался:

– Госпожа маркиза, мы так же, как и вы, не желаем, чтобы вы выставляли свое горе на всеобщее обозрение, продавая дом и закладывая драгоценности. Поэтому мы советуем вам вытребовать у командующего Национальной гвардией пенсию для себя и для вашего чудесного сына. А мы согласны подождать до благополучного окончания вашего дела и впредь поставлять вам продукты.

Пекарь учтиво поклонился и вместе с остальными поставщиками вышел вон из особняка. Летиция тотчас оделась в еще более траурное платье, приказала подать карету и отправилась требовать себе пенсию. Однако случилось невероятное. Когда она попала-таки на прием к маркизу Лафайету, то обнаружила у него в кабинете бывшего учителя Антуана, Пьера Сантена, сидящего напротив всесильного командующего Национальной гвардией. Учителя было не узнать. Вместо старого потертого сюртука со звездой на лацкане Сантен щеголял в прекрасной черной паре. Волосы его, все такие же курчавые, были аккуратно зачесаны назад и убраны в короткую косичку. На пальце бывшего учителя красовался огромный перстень со странными символами, вырезанными на кроваво-красном камне, оправленном в перстень.

Немного смущенная присутствием Сантена Летиция тем не менее изложила Лафайету свою просьбу о выделении ей и ее сыну пенсии. Лафайет, сама любезность, выразил искренние соболезнования вдове, упомянув, что маркиз де Ланж был одним из самых видных депутатов Учредительного собрания.

– Да-да, конечно, я обязательно похлопочу, чтобы вам немедленно выделили пожизненную пенсию, – сказал он.

Маркиза попрощалась и собралась было уходить, как вдруг Пьер Сантен неожиданно спросил:

– Госпожа маркиза, скажите, а тот рыжий телохранитель вашего мужа, как бишь его? Люка, да, Люка! Надеюсь, он тоже погиб?

Летиция обернулась, в упор посмотрела на бывшего учителя, надменно вскинув брови, и сказала:

– К сожалению, да.

Лафайет удивленно смотрел то на маркизу, то на Сантена.

– Мой дорогой друг, я не понимаю…

– А вы и не должны понимать, – резко оборвал его Сантен и выразительно потер камень на своем перстне.

К величайшему изумлению маркизы, командующий Национальной гвардией сделал то же самое, погладив указательным пальцем точно такой же перстень у себя на руке.

– Насколько мне известно, покойный маркиз де Ланж вас неправильно информировал, – заявил Пьер Сантен. – Он отправился в Бордо не для подавления контрреволюционного бунта, а для того, чтобы защитить свой родовой замок от законного возмущения порабощенных и угнетаемых им крестьян во главе с народным вождем Одноглазым Маратом, Другом народа.

Маркиза хотела было возразить, но, увидев, как подобострастно смотрит на бывшего учителя сына Лафайет, гордо вскинула голову и покинула кабинет командующего Национальной гвардией. Сантен между тем продолжил строить козни своей бывшей нанимательнице. Он поинтересовался у маркиза Лафайета, почему тот предоставил де Ланжу отряд гвардейцев, даже не проверив его утверждения о восстании.

– Вы же знаете, мой дорогой маркиз, как смотрят в Ложе на тех, кто косвенно препятствует революции, – скрыто пригрозил Сантен Лафайету.

Командующий понял, что ему необходимо срочно реабилитировать среди парижских масонов свое доброе имя, а для этого он должен был стереть в порошок этих де Ланжей. Сразу после ухода Пьера Сантена Лафайет вызвал секретаря и приказал тому в кратчайший срок подготовить новые обвинительные документы против депутата Жоржа де Ланжа по делу нападения на замок Мортиньяков.

– И передайте их в трибунале адвокату Шапелье. Он знает, как поступать с такими делами.

Затем маркиз вызвал к себе в кабинет публициста Бриссо, который имел обязательства перед Лафайетом. Как только тот явился, командующий Национальной гвардией приказал ему срочно подготовить серию статей об аристократах-тиранах, затесавшихся в революционное движение и продолжающих при этом угнетать своих бывших крестьян. При этом в качестве главной мишени он указал на погибшего депутата маркиза де Ланжа.

• Предыдущая
• 25/52
• Следующая