Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным] - Гамильтон Дональд - Страница 48

— И жутко пьяна к тому же, — добавил я.

Она покачала головой, снимая перчатки и, видимо, чувствуя себя как дома.

— Нет, я не пьяна. Придя домой, я немного выпила, как и вы, кстати, если судить по этой фляжке, а потом при мысли о гамбургере меня чуть не стошнило. Но когда я подумала о перспективе обеда в одиночестве, меня чуть не стошнило снова. И потому я здесь. Приведите себя в приличный вид и угостите меня обедом.

Я внимательно посмотрел на девушку. Если она играла заданную ей роль, то делала это великолепно.

— Вы забыли сказать волшебное слово, — заметил я.

Она нахмурилась.

— Какое?

— Оно начинается с буквы «п».

Девушка подняла на меня взгляд. В ее удивительных зеленых глазах что-то промелькнуло.

— Пожалуйста? Да?

Она добавила прерывающимся голосом:

— Пожалуйста! Я схожу с ума, одна в этом нелепом доме, где мне не с кем поговорить, кроме этой нелепой собаки. Я сама заплачу за…

— Стоп, — остановил я ее, — Конец кадра, как говорят в Голливуде. Посидите и что-нибудь где-нибудь покурите, если сумеете найти. Через несколько минут я к вам присоединюсь.

Я достал из шкафа жилет и брюки, вынул из саквояжа рубашку и пошел в ванную. Быстро приняв душ, я крикнул через дверь:

— Налейте себе, если захотите выпить, но за льдом придется сходить в контору.

Ее голос прозвучал прямо за моей спиной:

— Бог мой, что это с вами случилось?

Я как раз натягивал на себя трусы, но мне удалось удержать под контролем мою стыдливость, по крайней мере, я просто закончил делать то, что я делал, и повернулся к ней лицом. Девушка стояла в дверях, держась рукою за косяк.

— Случилось? — переспросил я. — Что вы имеете в виду?

Она указала рукой на различные отметины на различных частях моего тела, открытых для ее любознательного взора.

— Ах, это! Во время войны взорвался джип, в котором я ехал, — объяснил я. — И потом из меня по частям извлекали разнообразные кусочки железа.

— Железа? — Не поверила она, — Лучше скажите — свинца. Я что, по-вашему, не могу узнать шрамы от пуль? Насмотрелась на пару таких же у Дюка Логана, когда он разгуливал по ранчо без рубашки.

— Добрый старый Дюк.

— Кто вы, Хелм? — прошептала она. — Что вы здесь делаете? Что вам нужно?

Я подошел к ней, протянул руку и толкнул ее, заставив сделать шаг назад.

— Мне нужно, — заявил я, — чтобы вы убрались из ванной и я мог одеться.

Тут я понял, что допустил серьезную ошибку. День оказался нелегким, а после того инцидента с Бет в холмах я, наверное, был еще чересчур восприимчив к такого рода настроениям. Кроме того, последние события слегка взвинтили меня, и моим нервам требовалась разрядка. Поэтому мне не следовало подходить к девушке так близко, тем более касаться ее.

Как в таких случаях и бывает, все сразу изменилось, и оба мы это поняли. Она продолжала стоять на пороге.

— Вы уверены, что хотите именно этого? — пробормотала она. Теперь ее глаза смеялись надо мной, пока я стоял в одних трусах с неприкрытым желанием во взгляде.

— Милочка, — сказал я, — если вы не побережетесь, ваше платье может оказаться сильно измятым.

— Оно не так легко мнется, — спокойно возразила девушка, — Именно поэтому я его и надела. Но если вас это беспокоит, вы всегда можете его снять.

Улыбнувшись, она медленно повернулась, чтобы я мог расстегнуть молнию и раздеть ее. Если я осмелюсь, конечно. Это была игра для детей, и, черт побери, я не имел желания играть с ней в такие игры! Я просто поднял девушку на руки, перенес к ближайшей постели и бросил на одеяло с такой силой, что она подскочила на пружинах. Девица с негодованием взглянула на меня из-под копны ярких волос, неожиданно закрывших ей лицо.

Я сказал:

— Если вам вздумалось поиграть, так и скажите. Я давно вышел из того возраста, когда играют в сексуальные игры.

Девушка облизнула губы, и улыбнулась:

— Разве кто-нибудь вышел из такого возраста?

Она оказалась права, конечно.

Зал ресторана в одном из отелей Рено оказался высоко наверху. Но увидеть это вы бы не смогли: я узнал об этом только потому, что мы поднялись туда на лифте.

В Европе на крыше отеля обязательно устроен сад, где, попивая коктейль, аперитив или более крепкий напиток и любуясь вечерним городом или пейзажем вокруг него, вы непринужденно беседуете о чем угодно, не обязательно на любовную тему, а затем спускаетесь вниз, где вас ждет удобный столик, накрытый белой скатертью. Вокруг вас полно свободного пространства, никто не дышит в спину, и изысканный ужин вам подадут безупречные официанты, гордящиеся своей работой… Не хочу показаться непатриотичным, но за океаном кое-что делают лучше нас, а кое-что хуже. Но накормить в Европе умеют очень хорошо.

Там, куда мы попали, столики оказались размером с колесо одной из этих современных маленьких машин. Это, конечно, преувеличение, но общий эффект создавался именно такой. Официантам для маневра места не оставалось, и они передвигались между столиками, используя процесс просачивания. Возможно, из-за этого у них было плохое настроение, а может быть, они с ним родились.

В конце зала находилась сцена, на которой в сопровождении чего-то такого, что с трудом поддавалось определению «оркестра» пел какой-то субъект. Я сказал «субъект» для удобства формулировки. Как и то, чем он занимался, я условно обозначил словами «пение». Я бросил взгляд на девушку по другую сторону столика: она как будто была надлежащего возраста, чтобы объяснить мне этот феномен.

— Ну и как? Кружит ли он вам голову? — поинтересовался я, — Возбуждает какие-нибудь чувства?

— Да, конечно. Мой материнский инстинкт, — ответила она. — У меня возникает просто неистребимое желание подойти и сменить ему ползунки. Может быть, он тогда перестанет рыдать.

Ее внутренние ресурсы казались просто фантастическими. Глядя на нее, никто бы не догадался, что всего лишь полчаса назад она лежала на смятой постели, раскрасневшись и тяжело дыша; в платье, задравшемся выше талии, и разметавшимися по подушке волосами. Сейчас она снова имела безупречный, спокойный и даже какой-то невинный вид, как будто греховные мысли никогда не приходили ей в голову. Во всяком случае, с того момента, как она надела свое белоснежное платье. Только взгляд чуть-чуть изменился — или просто разыгралось мое воображение. Приятно думать, будто то, что между нами произошло, девушке небезразлично.

Она вдруг потянулась и коснулась моей руки перчаткой.

— Да, еще вот что: никаких разговоров о Лолите. Обещай мне.

— Я и не думал…

— Тот тип в Нью-Йорке. Все это мерзкое время я была его маленькой мерзкой Лолитой. Мне это нравилось, пока я не прочитала книгу. Вот оказалась пилюля! И в любом случае я — не подросток. Только потому, что он был несколькими годами старше, как и ты тоже… Так что не воображай… Если скажешь хоть одно слово о Лолите, я встану и уйду!

Я посмотрел на воющего сопляка на сцене и сказал:

— Может быть, и неплохая мысль. При условии, что пойдем вместе.

— Просто я хотела предупредить. Никаких Лолит.

— В этом случае, — заметил я, — не пора ли сообщить, как тебя зовут?

Девушка вздрогнула.

— Разве ты не знаешь?

— Фамилию — да: Фредерикс, но не имя.

— Мойра. Смешно, да?

— Не очень. Меня зовут Мэтт.

— Знаю, — откликнулась она, окинув зал взглядом, как будто видела все это в первой раз, — Если хочешь, можно пойти в другое место, раз тебе здесь не нравится.

Сюда мы попали по ее рекомендации, и я сказал:

— Наверное, я чересчур привередлив, но в Европе вам создадут атмосферу и не станут так шуметь.

— Здесь довольно тесно, — признала она, — Но предполагается, что кормят хорошо, — Ее зеленые глаза на мгновение остановились на мне, — Что ты делал в Европе, Мэтт?

— Дела, — туманно пояснил я.

— Какие дела?

Я ответил не сразу. Лгать мне не хотелось. К тому же на этот раз в Вашингтоне меня не снабдили никакой легендой, а когда начинаешь сочинять по ходу дела, очень часто сам себя загоняешь в угол.