Семена времени (сборник) - Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис - Страница 46

• Предыдущая
• 46/47
• Следующая

После еды Берт вышел наружу, развел костерок и достал из мешка инструменты. Марсиане принесли ему дырявые кастрюли, сломанную мотыгу и прочую домашнюю утварь, что требовала ремонта, и разошлись по своим делам. С Бертом остались лишь трое детей, которые, сидя на земле, наблюдали за его работой, поглаживали мельтешивших у костра банникуков и забрасывали землянина вопросами. Им хотелось узнать, почему он не такой, как Таннак и другие мужчины, почему носит куртку и штаны, зачем нужна борода.

Берт начал рассказывать о Земле. Огромные густые леса, зеленые, холмы, громадные облака, что плывут по голубому небу, лазурные морские волны с белыми барашками пены, горные ручьи, местности, где нет никаких пустынь, где по весне повсюду распускаются цветы, древние города, маленькие деревушки… Дети мало что понимали, а верить, пожалуй, почти совсем не верили, однако внимательно слушали. Берт настолько увлекся, что вспомнил об их присутствии, лишь когда подошедшая к костру Анника отослала детей к матери.

Ребятишки убежали, а женщина присела рядом с Бертом.

Солнце клонилось к закату, становилось все прохладнее, однако Анника, по-видимому, этого не замечала.

— Плохо быть все время одному, землянин, — сказала она. — В молодости еще можно позволить себе такую роскошь, но в зрелом возрасте пора образумиться.

Берт хмыкнул.

— Мне нравится быть одному, — отозвался он, не поднимая головы.

Анника глядела вдаль, на мерцающие колокольцы и на зеркальную гладь канала

— Когда Гуйка и Заило были маленькими, ты тоже рассказывал им о Земле, но иначе, чем сейчас. В те дни ты описывал большие города, в которых жили миллионы землян; громадные корабли, что выглядели по ночам ярко освещенными замками; машины, передвигавшиеся по земле с небывалой скоростью или летавшие над ней; голоса, передававшиеся по воздуху, и прочие чудеса. А иногда начинал распевать странные, бестолковые земные песенки, чтобы насмешить девочек. Но сегодня ты говорил о другом

— Говорить можно о многом. Повторяться вовсе не обязательно, верно?

— Важно не то, о чем ты рассказываешь, а то, почему ты это делаешь, — проговорила Анника.

Берт подул на уголья и поставил на них подлатанную кастрюлю. Он ничего не ответил

— Во вчерашнем нет будущего. Нельзя жить вспять, — продолжала женщина.

— Будущее! Разве у Марса есть будущее? Он дряхлеет, умирает, и мы умираем вместе с ним, — бросил Берт.

— А разве Земля не начала умирать с того самого мгновения, как стала остывать? Однако на ней возникла не одна цивилизация…

— Ну и что? — с горечью в голосе спросил Берт. — Где они теперь?

— Если так рассуждать, лучше и не рождаться на свет.

— Может быть.

Женщина посмотрела на него:

— На самом деле ты так не думаешь.

— Ошибаешься. В моем положении думать по-другому не получается.

Над побережьем сгущались сумерки. Берт забросал уголья камнями и принялся собирать инструменты.

— Оставайся с нами, землянин, — предложила Анника. — Тебе пора отдохнуть.

Он изумленно уставился на нее, потом, скорее неосознанно, чем по зрелом размышлении, покачал головой. Давным-давно убедивший себя в том, что его удел — скитаться по свету, он предпочитал не задаваться вопросом, насколько в нем сильна тяга к странствиям.

— Оставайся, будешь нам помогать. Ты разбираешься в том, чего мы попросту не знаем. И ты крепок и силен, как двое наших мужчин. — Анника окинула взглядом поля за зданием. — Тут хорошо, а с тобой станет еще лучше. Появятся новые поля, будет больше скота. Ведь мы тебе нравимся, правда?

Берт застыл. Какой-то банникук осмелел настолько, что попробовал забраться к нему в карман. Он отогнал зверька взмахом руки.

— Да, я всегда возвращаюсь к вам с радостью, но…

— Что «но», землянин?

— Вот именно! Землянин… Мне тут нет места, поэтому я прихожу и ухожу и нигде не задерживаюсь.

— Место найдется, если захочешь. Ты сроднился с Марсом. Окажись ты сейчас на сотворенной заново Земле, она показалась бы тебе совершенно чужой.

Берт недоверчиво покачал головой.

— По-твоему, согласившись со мной, ты предашь память Земли? Считай, как тебе угодно. Я полагаю, что не ошиблась.

— Этого не может быть. — Он вновь покачал головой. — И потом, какая разница?

— Большая, — ответила Анника. — Ты потихоньку начинаешь понимать, что жизнь нельзя остановить только потому, что она тебя не устраивает. Ты — частичка этой жизни.

— К чему ты клонишь?

— Просто существовать мало. Пойми, существовать значит брать. А жить — брать и отдавать.

— Ясненько, — с сомнением в голосе протянул Берт.

— Не думаю. В общем, и для тебя, и для нас будет лучше, если ты останешься, И не забудь про Заило.

— Заило? — недоуменно повторил Берт.

На следующее утро Берт отправился чинить водяное колесо, у которого его и нашла Заило. Девушка уселась чуть поодаль, на пригорке, оперлась подбородком на колени и стала наблюдать. Немного погодя Берт поднял голову, встретился с Заило взглядом — и тут с ним произошло что-то странное. Вчера Заило показалась ему ребенком, подросшим, но ребенком, сегодня же он смотрел на нее совсем другими глазами. Сердце бешено заколотилось в груди, рука дрогнула, и он чуть не выронил свой инструмент. Берт прислонился спиной к колесу, не в силах вымолвить ни слова. Впечатление было такое, будто прежде чем он смог заговорить, прошло невесть сколько времени. Да лучше бы и не заговаривал — фразы какие-то корявые, неуклюжие…

О чем они говорили, он не запомнил. В памяти остался лишь облик Заило. Выражение лица, глубина черных глаз, изящный изгиб розовых губ, солнечные блики на коже, этакая дымка на медно-красном фоне; высокая грудь, стройные икры, что виднелись из-под юбки…

Сколько всего он до сих пор не замечал! Форма ушей, направление роста волос, уложенных на макушке в тугой пучок и закрепленных тремя серебряными шпильками; тонкие пальцы, похожие на жемчуг зубы. И так далее, и тому подобное, бесконечный перечень чудес, дотоле остававшихся незамеченными

Воспоминания об этом дне были на редкость смутными. В голове отложилось лишь диковинное ощущение: его словно разорвало пополам, однако обе половинки находились настолько близко друг к другу, что одна то и дело накладывалась на другую. Берт представлял, как плывет в лодке по каналу, что тянется через бескрайнюю пустыню; пережидает внезапно налетевшую песчаную бурю, отсиживаясь в каюте, куда все равно проникает песок; чинит посуду в поселении… Привычная жизнь, выбранная вполне осознанно, жизнь, которой можно жить и дальше, забыв о Заило. Но Берт понимал, что отныне в его жизни многое переменится, потому что забыть Заило будет не так-то легко. Заило улыбается, играя с ребятишками сестры; идет, сидит, стоит… Заило, Заило…— Он гнал прочь шальные грезы, однако те подступали вновь и вновь, настойчиво тревожили воображение Вот Заило лежит рядом, опустив голову ему на плечо; какая теплая у нее кожа; как хорошо, что наконец-то нашелся кто-то, способный унять беспокойство…

Жуткая боль, будто срывают присохшую к ране повязку.

Вечером, после еды, Берт спрятался в лодке. За столом, когда он смотрел на Заило, ему казалось, что девушка догадывается о том, что творится у него внутри, и знает о нем гораздо больше, нежели он сам. Ни жеста, ни знака, внешне безучастная, что, признаться, слегка пугает… Трудно сказать, он надеялся или опасался, что Заило последует за ним. Однако она не пришла.

Берт не заметил ни как село солнце, ни того, что начал Дрожать от холода. Очнувшись какое-то время спустя, он поднялся, вылез из лодки, добрел по мелководью до берега и взобрался по склону. В небе сверкал Фобос, тусклый свет которого ложился на поля и пустыню за ними. Основание башни выглядело в ночном сумраке бесформенной черной громадой.

Берт вскинул голову и уставился во мрак. Где-то там в черноте космоса, существовал когда-то его дом. Марс оказался ловушкой, однако он не позволит приручить себя! Не допустит ничего подобного, сохранит верность Земле — ее останкам, ее памяти. Жаль, что он не погиб вместе с планетой, вместе с горами и океанами и миллионами других людей. Пускай он не живет, а существует; это существование, само по себе — протест против несправедливости судьбы.

• Предыдущая
• 46/47
• Следующая